Городской монастырь и город (некоторые аспекты взаимоотношении)

Характеристика китайского средневекового города была бы неполной без рассмотрения его взаимоотношений с монастырем (или храмом), расположенным внутри городской стены или непосредственно около нее. Судя по всему, для монастырей и храмов, находившихся в городах, были характерны более сложные функции, нежели для удаленных от городов. Они являлись не только местом отправления религиозных обрядов, но и рынками, и пунктами ростовщических сделок, и центрами увеселений, и вечевой площадью. Вероятно, в китайском средневековом городе храм исполнял в определенной степени ту же функцию, что и ратуша в городе европейском; сюда стекались торговцы и ремесленники на сходки (очевидно, вплоть до конца XVII-XVIII в. - до появления корпоративных построек гунсо и хуэйгуаней [157, с. 120]), улаживались конфликты между различными группами городского населения.

Прежде чем перейти к изложению вопроса, - несколько самых общих предварительных наблюдений об особенностях городских монастырей и храмов.

Во-первых, и загородные и городские монастыри были собственниками земельных угодий различной величины. Однако, по-видимому, для некоторых из них земельная рента составляла только часть дохода, и, может быть, не основную. Другую часть храмовых доходов составляли средства, полученные от иных функций; собственно религиозной, торговой, ростовщической, культурной и т. д.

Во-вторых, городские храмы были тесно связаны с ремеслом, с цехами и торговыми гильдиями. Ремесленники разных специальностей имели свои профессиональные храмы, например храм основательницы шелководства в Пучуане, храм Хуандаопо, изобретательницы хлопкоткачества, в Сунцзяне, сычуаньский храм Цзишэнмяо - бога-патрона ткачей и т. д. Многие названия подобных храмов и имена богов - покровителей ремесел зафиксированы китайским экономистом Пэн Цзэ-и в специальной таблице [69, с. 186-187; см. также 157, с. 121-123]^*.

^* (Культу божеств-патронов в китайской религиозной системе посвящен также раздел монографии Л. С. Васильева [93, с. 394-397].)

Связь храмов с ремесленными цехами выражалась и в том, что моления нередко совершались за счет штрафов, полученных от мастеров за нарушение цеховых уставов. Упоминания об этом неоднократно встречаются в источниках [см. 69, с. 189, 190 и др.].

В-третьих, на деятельности многих городских (и не только городских) храмов явственно сказывался синкретизм религиозных воззрений китайцев, сочетание в них буддизма, даосизма,, конфуцианства и местных верований - самого низшего слоя примитивных религий, культа предков, шаманства и т. и. Свидетельства подобного явления неоднократно встречаются в китайских источниках XII и последующих веков. Так, например, в книге Мэн Юань-лао при описании буддийского храма Сянго не раз упоминаются даосы, занимающиеся там алхимией, гаданиями, торговлей книгами [35, с. 19 и др.]. В "Трактате о хлопке", написанном в конце XVII - начале XVIII в., рассказывается, что некий мастер Чжан Чжи-сян, слепивший глиняное изображение Хуандаопо, поместил его в буддийский храм Нинго. Причудливое сочетание религий наблюдал во время своего путешествия по Китаю в начале XX в. В. М. Алексеев [88, с. 51, 63, 87-89]. В 1959 г. автору этих строк довелось видеть на территории Старого города в Сучжоу воздвигнутый в конце XIV в. небольшой храм, где мирно уживались буддисты и даосы - их алтари были обращены в разные стороны, и богослужения происходили поочередно (через день).

Подобный религиозный синкретизм китайцев позволял духовенству собирать вокруг храма множество народа независимо от "специализации" храма и приверженности человека к той или иной вере.

Уже упоминавшиеся материалы из книги Сюн Бо-люя "Разыскания о храме Сянго" [214], касающиеся одного из кайфынских храмов за период с VII по XX в., позволяют сделать некоторые наблюдения над отдельными аспектами взаимоотношений города и монастыря.

Большую часть подобранных автором текстов составляют сведения о происхождении, строительстве и неоднократных перестройках монастыря, его украшении и т. п. Гораздо меньше места отведено в публикации материалам, посвященным экономическим и социальным функциям Сянгосы. Так, например, говоря о торговле в нем [214, с. 98-105], Сюн Бо-люй акцентирует внимание в первую очередь на рынке книг, эстампов, кистей и туши и не включает в этот раздел важные свидетельства книги Мэн Юань-лао о торговле повседневными, в его терминологии, "разными товарами". Не существенна для автора и социально-классовая сторона жизни духовенства. Эксплуатацию, занятия ростовщичеством он приравнивает к таким нарушениям буддийских заповедей, как употребление в пищу свинины, пьянство и т. п.

Кроме книги Сюн Бо-люя для изучения различных аспектов взаимоотношений городских монастырей и города использованы трактат Мэн Юань-лао, отдельные фрагменты из других средневековых источников, а также материалы о прихрамовой торговле из статьи Цюань Хань-шэна [248] и работ японского историка Сиба Есинобу [200-201; 304-305].

Краткая справка о монастыре Сянго. Он основан в 555 г. и первоначально назывался Цзяньгосы; в 712 г. в связи с провозглашением Ли Лун-дзи императором специальным указом переименован в Сянгосы. Первое достоверное упоминание о Сянгосы содержится в надписи на каменной стеле, датируемой 716-719 гг. [214, с. 6, 11, 12]. С этого времени в Сянгосы ведутся непрерывные строительные работы, монастырь богатеет и украшается. Наивысшего расцвета он достиг в конце X - начале XII в., став самым крупным в Сунской империи буддийским храмовым комплексом. В 995-997 гг. была осуществлена его перестройка и реставрация, произведены сложные архитектурные работы. Во внутренних его помещениях располагались 500 деревянных скульптур алоханей^*, созданных лучшими тогдашними резчиками по дереву. По данным "Свода письменных памятников" Ма Дуань-линя, в 1076 г. комплекс Сянгосы состоял из 64 построек - храмов, кумирен и павильонов, где происходили богослужения и жили монахи [214, с. 57, 85]. Одно ид святилищ называлось Тефосы - Храм Железного Будды.

^* (Алохань (архат) - буддийский святой.)

Основанный для императорской семьи и высшей знати, Сянгосы стал центром распространения буддизма в Сунской империи. Здесь концентрировалась буддийская каноническая литература, привезенная монахами из сопредельных стран. Монастырь был местом принесения жертв императором и высшей знатью. Здесь совершались моления о ниспослании урожая, о дожде и снеге, по случаю болезни императора или сановников и по случаю прибытия иностранных послов, благодарственные богослужения.

В то же время Сянгосы использовался и для иных, самых разнообразных целей, отнюдь не всегда религиозных.

Трапезные монастыря были местом устройства императорских приемов, обедов и банкетов; так, в 1008 г. здесь состоялся: большой прием по повелению императора Чжао Шоу-и (Жэнь-цзуна).

Связан был храм и с проведением экзаменов - в нем просматривались сочинения, торжественно объявлялись имена новых цзиньши, утверждались в должности чиновники.

Нередко монастырь становился центром всевозможных литературных обществ и местом светских развлечений знати: чиновники, ученые, поэты приезжали туда поесть, выпить вина или- чаю в монастырских кельях, послушать музыку и певичек, полюбоваться живописью, написать стихи на стенах храмовых построек, посмотреть представление, погадать, приобрести книги или драгоценные безделушки. Высшая знать и чиновники, посещавшие храм, праздновали там дни рождения и т. п.

В Сянгосы устраивались и всевозможные празднества Для широких слоев кайфынского населения - Праздник фонарей, День поминовения предков, подробно и живо описанные Мэн Юань-лао в "Записях ярких сновидений о Восточной столице".

В Сянгосы функционировали цирк, опера, теневой театр, выступали рассказчики и т. п. Сюн Бо-люй приводит сообщения многочисленных источников, свидетельствующие, что монастырь был едва ли не одним из центральных в городе мест увеселения, летних прогулок, катаний на лодках [214, с. 105-106]. Театральные представления устраивались в монастырях и храмах еще в столицах Танской империи. Так, Цянь И, помощник правителя Кайфына в начале XI в., писал, что в "Чанъане на представлении драмы чаще всего собираются [в храме] Цыэнь, значительно реже [в храме] Цинлун и еще реже в [храме] Цуньфу" [цит. по 184, с. 272]. Театральные представления и всевозможные зрелища устраивались и во многих других храмах. В одном из документов "Чернового свода...", например, сообщается, что в 1133 г. "в области Цюйчжоу богу горы Тай-шань был сооружен храм Дунъюэ, величественный и грандиозный. Когда подходил день [рождения] божества, жители всех дворов области собирались сюда, и несколько дней подряд устраивались представления... Велик был рынок, где продавались предметы жертвоприношений для восточного бога" [45, с. 6551].

Весьма характерно определение, данное Сянгосы в одном из сочинений автора XI в. Ван Юна: "Столичный храм Сянго представляет собой ваши" [цит. по 214, с. 97]. "Ва" в этом слове - сокращение от вашэ, или вацзы, т. е. названий, обозначавших в ту пору увеселительные кварталы больших городов; "ши" - рынок. Сянгосы, таким образом, в глазах современника выглядел одновременно и как рынок, и как место развлечений.

В моменты, когда городу угрожала опасность, городские монастыри превращались в крепости, в центры обороны и места укрытия мирных жителей. Поэтому и строили их с таким расчетом, чтобы при надобности все городское и окрестное население могло в них найти пристанище.

Так, во время захвата чжурчжэнями Кайфына Сянгосы был одним из центров обороны и защищался дольше других районов города. Помимо солдат там собралось несколько десятков тысяч беженцев [214, с. 117]. В 1234 г. Сянгосы вновь стал объектом штурма - на сей раз со стороны монгольской армии.

Нередко городские храмы и монастыри, как и вечевые площади русских городов, превращались в места острых социальных столкновений.

Столь широкие функции монастырей определяли и облик их служителей.

Среди монахов было немало знатоков буддийской теории и тонких ценителей искусства, литературы, авторов политических проектов, посылавших доклады трону (имена многих из них приведены Сюн Бо-люем).

В обязанность кайфынских монахов, как сообщается в книге Мэн Юань-лао, входило будить по утрам горожан, криками сообщая о времени и состоянии погоды. Выступали они и как деятельные агенты государственной системы всеобщего надзора.

Многочисленны и сообщения источников о нарушении монахами заповедей о пьянстве, разврате, мошенничестве. В сунских хуабэнях, исследованных А. Н. Желоховцевым, буддийские монахи выступают распутниками, корыстолюбцами, сводниками [104, с. 9 и др.]. По большим праздникам монахи беззастенчиво обирали свою паству, проводя сборы пожертвований, лотереи, торгуя втридорога жертвенной утварью [305, с. 73-82].

В своих работах Ё. Сиба и Цюань Хань-шэн приводят многочисленные примеры, свидетельствующие о предприимчивости служителей культа. Так, в 1133 г. в южнокитайском монастыре Ваньсуй во время храмового праздника собралось до 16 тыс. человек, и "всем людям, независимо от того, богаты они или бедны, направо и налево раздавали мешки, в которые они опускали пожертвования храму, и никто не мог избежать этого" [214, с. 91; см. также 305, с. 77-78]. Л. С. Васильев приводит сведения из книги Д. Макгована о том, что торговля атрибутами культа в два священных буддийских дня - новолуние и полнолуние-давала некоторым буддийским монастырям доходы, которых хватало потом на месяц [93, с. 348].

Академика В. А. Обручева во время путешествия по Западному Китаю поразило поведение монахов буддийских храмов: "Молящиеся начали выходить, а в храм, к моему изумлению, принесли ужин. Послушники внесли со двора большие глиняные кувшины и доски с нарезанной на куски бараниной; каждый из лам вытащил из-за пазухи свою чашку, достал из футляра, подвешенного к поясу, монгольский нож и костяные палочки... Скамеечки под сидевшими ламами превратились в столики для еды. Меня поразила эта профанация храма, и заинтересовало качество и количество вечерней еды лам в бедном монастыре" [130, с. 156].

Следует отметить, что многие из функций городских храмов, определившиеся в XI-XIII вв., сохранились и в дальнейшем, вплоть до последнего времени.

Весьма существенный вопрос об экономическом обеспечении храмов и монастырей, к сожалению, очень слабо освещен в исследуемых источниках. Выше уже отмечалось, что монастыри, как правило, имели собственные земельные угодья. Так, например, императорский храм и крупнейший столичный монастырь Сянго имел земельные угодья и сады за пределами города. Об этом пишет (Сюн Бо-люй, ссылаясь на составленные буддийским монахом-ученым Цзань Нином биографии знаменитых буддистов VII-X вв., а также на жизнеописание некоего сунского монаха. В последнем, в частности, сообщается, что в "восточном предместье расположены угодья храма" [214, с. 82]. Об их размерах сведений в источниках не приводится.

Рис. 13. Изготовление иконы в буддийском монастыре

Можно предположить, что были городские храмы, и не имевшие земельных фондов и существовавшие за счет доходов из других источников. Так, в описаниях Фошаньского храма вообще не упоминается о его земельных владениях. Впрочем, и монастыри типа Сянго существовали отнюдь не только за счет своих земельных угодий. В числе основных источников доходов городских храмов прежде всего следует назвать пожертвования населения, как денежные, так и натуральные.

Другой важной экономической функцией городского храма и источником его обеспечения были финансовые операции и ростовщичество. Монастыри выступали как меняльные конторы, принимали в заклад вещи и деньги, давали ссуды под проценты. Лу Ю в "Заметках из скита ученого старца" писал с возмущением: "В настоящее время монахи в храме самовольно устроили хранилище, берут в заклад деньги и наживают на этом прибыли. Называется это чжаншэнку. Вот до какого зла и низости [они] дошли" [цит. по 214, с. 79].

Весьма курьезная история, связанная с закладными операциями и стяжательством монахов, приводится в книге Лю Дао-чуня "Обзор знаменитых картин августейшей династии": известный художник X в. Ван Ци-хань создал и искусно расписал 16 скульптур а лоханей для одного из буддийских монастырей. При правителе южнокитайского царства Нань Тан (Южное Тан) Ли Юе во время одной из военных кампаний солдат Ли Гуй тайно проник в храм, украл скульптуры и продал их на каком-то (не столичном) рынке богатому торговцу по имени Лю Юань-сы за 400 лянов серебра. Лю Юань-сы вернулся в столицу и заложил статуи (с правом выкупа) в пагоду Пумань настоятелю святилища Чистого учения (Цинцзяочу). Статуи были тщательно спрятаны монахами, однако об этом был послан тайный донос столичным властям [см. 214, с. 79].

Государство тщетно пыталось контролировать количество дефицитной меди, отпускаемой из казны монастырям на изготовление ритуальной бронзовой утвари. В связи с этим издавались суровые законы, которые монастыри обходили весьма ловко. Известно, например, что монахи сознательно шли на порчу выпускаемой казной медной монеты, чтобы выплавить бронзовые статуи и различную храмовую утварь: гонги, колокола и пр. Описание подобной практики дал в своем трактате "Политика обогащения государства, политика усиления армии, политика успокоения народа" Ли Гоу: "При отливке [статуй, утвари] частным образом (т. е. в монастырях. - З. Л.) выплавляют их из монет. Новые и старые статуи перемешаны так, что не отличить, какие выпущены казной, а какие частными лицами (т. е. монахами. - З. Л.)... С каждым днем выплавляются все новые статуи, становится все больше бронзовой утвари. Разве есть предел порче денег?" [24, цз. 16, с. 17а]^*.

^* (Цит. по рукописи перевода, любезно предоставленного автору З. Г. Лапиной.)

Другим способом получения монастырями денежных средств было устройство лотерей по случаю дня рождения Будды и во время других крупных храмовых праздников. Источники сообщают, что в некоторых южнокитайских храмах начиная с 1082 г. и вплоть до 1130 г. проводились лотереи, в которых разыгрывались одежда, полотенца, веера, лекарства и прочие вещи. В 1133 г. лотереи вновь были восстановлены в храме Баого (другое название - Ваньсуй) и др. [214, с. 91]. В них принимали участие иногда до 16 тыс. человек [305, с. 75].

Рис. 14. Повседневная жизнь буддийского монастыря

Очень подробно описано устройство подобных лотерей южнокитайскими храмами на исходе XIII в. и в первой половине XIV в. "Повсюду, - говорится в одном источнике, - буддийские монахи и послушники, живущие при храмах, под предлогом [сбора] пожертвований на строительство храмов созывали множество народу и устраивали лотереи: покупали несколько десятков вещей, из которых собирались извлечь выгоду, изготовляли тысячи и десятки тысяч бирок. Полагались на то, что богатые и влиятельные семейства раскупят бирки и этим привлекут новых людей из собравшейся толпы. В установленный день собиралась большая толпа - тысячи людей стекались, подобно облакам, из ближних и дальних мест. Монахи брали стоимость бирки, а люди, вытянув [ее], получали выигрыши; шум и споры были повсюду, улицы и переулки переполнены, наживы извлекалось немало" [цит. по 200, с. 91-92].

Рис. 15. Повседневная жизнь буддийского монастыря

Серьезным источником монастырских доходов были предоставление в наем помещений под жилье и под лавки, а также сдача земли на территории храмов в аренду под торговые ряды. На монастырских постоялых дворах и в гостиницах жили приехавшие держать экзамены, иногородние торговцы, чиновники, бродячие монахи и множество всякого другого люда. Так, литератор XII в. Хэ Юань упоминает о монахе Фа Цюане, который совместно с компаньонами жил в Сянгосы, в помещении для гостей и занимался изготовлением эликсира бессмертия. В другом сочинении современника говорится о постоялом дворе у Восточной кумирни Сянгосы, где жил приезжий из Цинчжоу [214, с. 82]. В "Бочжайском сборнике" Фан Шао [54] рассказывается о двух сыновьях некоего Чжоу, которые, прибыв в столицу, жили в Сянгосы [см. 214, с. 112].

В конце X - начале XII в., как следует из материалов книги Сюн Бо-люя, территория монастыря была меньше, чем в предшествующие столетия, так как часть ее была занята переулком, застроенным гостиницами для приезжих купцов [214, с. 3].

Одной из важнейших функций городских монастырей была торговля^*. На их территории размещались как временные ярмарки, так и постоянные рынки, открывавшиеся в определенные дни месяца^**.

^* (О торговой деятельности Сянгосы и других храмов см. ниже, с. 195-200.)

^** (Ярмарочная торговля в большие религиозные праздники - явление достаточно широко известное из европейской и русской средневековой истории. В книге Л. В. Черепнина "Образование русского централизованного государства в XIV-XV веках" целый раздел посвящен торговле монастырей, преимущественно беспошлинной. Освобождение монастырей от пошлин вело к тому, что они тайно за выгодную для купцов плату перевозили грузы последних, изымая таким образом часть торговых сборов из ведения казны [174].)

Поскольку городскому храму для получения доходов приходилось функционировать более активно, нежели сельскому, - торговать, держать рынок, обменивать деньги, организовывать празднества - он превращался в более гибкий институт, очень ловко и умело приспосабливаясь к различным сторонам городской жизни: экономической, религиозной, будничной, праздничной.

Немаловажным является вопрос об отношениях буддийской церкви и феодального государства. Вопрос этот пока почти не исследован и решается весьма упрощенно, как, например, в книге Сюн Бо-люя, где все сводится к тезису: "Церковь и казна совместно эксплуатировали народ" [214, с. 82].

В "Черновом своде важнейших материалов династии Сун" приводится документ, из которого следует, что городские храмы с конца X в. подлежали такому же государственному налоговому обложению, как и земельные угодья, поместья, лавки, торговые помещения и пр,: "Управление налогов в 4-й год Юней (987) установило контроль за поступлением продуктов, вносимых в качестве налогов со всех столичных храмов, торговых помещений, лавок, усадеб и садов, и было приказано, чтобы этим по совместительству занималось храмовое управление" [45, с. 2883].

Сиба Ёсинобу приводит отрывок из поминальной надписи на могиле некоего Ван Чжи-чжуна, свидетельствующий, что торговцы на храмовых рынках не платили никаких иных налогов, кроме обычной торговой пошлины в казну. Ежегодно в области Хойчжоу, в уезде Уюань, говорится в этой надписи, на территории храма Утун в 8-й день 4-го месяца "народ со всех сторон собирался на праздник" в честь одного из буддийских божеств. "Торговцы съезжались со всей Поднебесной. Помимо установленных казною налогов, не делали больше никаких взносов" [200, с. 30].

Предпринятые З. Г. Лапиной переводы и исследования сочинений Ли Гоу [119; 121] позволили ей сделать очень важные наблюдения над отношениями монастырей и государства в XI в.: центральное правительство было обеспокоено увеличением храмовых доходов, усилением экономического влияния буддийских монастырей, видело в них конкурентов, препятствующих пополнению государственной казны. Поэтому в сочинениях конфуцианских ученых, творцов доктрины централизованного государства, буддийские монахи, храмы, монастыри предстают как одно из серьезных зол, как тунеядцы, наносящие вред основе государства - земледелию [см. 24, цз. 12, с. 17а].

Известно, что монастыри играли важную роль в жизни средневековых городов не только в Китае. Например, Нюрнбергская хроника 1443 г. описывает такие монастыри в Мантуе, Нюрнберге, Пизе, Кракове и других городах. Во Франции в конце XII и в XIII в., когда возводилось большинство готических соборов, строительство их было делом не только церкви, но и горожан. Монастыри олицетворяли экономическое благоденствие и силу городов. Эти соборы, предназначавшиеся не столько для монахов, сколько для мирян, были неразрывно связаны со всей жизнью города. "Народ стекается сюда не только на богослужения, но и для того, чтобы послушать пришлого проповедника или посмотреть разыгрывающееся перед храмом театрализованное представление. Здесь происходят бурные диспуты, читаются университетские лекции. Обычно собор строится с таким расчетом, чтобы он мог вместить все население" [127, с. 257].

Городской монастырь в европейском городе был одновременно университетом, библиотекой, вечевой площадью, торговым местом, крепостью.

Сходство городских монастырей Китая и Европы в некоторой степени является чисто внешним. Если в европейском городе ратуша и собор были предметом заботы горожан, внушительной демонстрацией их свободы и вольностей, независимости от королевской власти, то в Китае городские монастыри опекало и украшало государство, выковывая тем самым свою силу и мощь. Город же, очевидно, и в этом случае в значительной степени выступал как пассивный потребитель.