Политика властей в области ремесленного производства

Характеристика ремесленного производства и цехового строя была бы неполной без анализа политики государства по отношению к цеху и ремесленным слоям. В настоящем разделе рассматриваются два важных вопроса из этой большой проблемы: цеховая политика феодальных властей и меры правительства, направленные на охрану казенных монополий. Исследование первого вопроса заставляет несколько выйти за рамки собственно ремесла, поскольку корпорации в китайском городе XI-XII вв., как уже отмечалось, были преимущественно торгово-ремесленными ("цехо-гильдии"). Политика же властей по отношению к чисто торговым корпорациям принципиально ничем не отличалась от таковой в отношении объединений смешанных, торгово-ремесленных, и все правительственные указы и распоряжения о корпорациях касаются одновременно ремесла и торговли.

Второй вопрос рассматривается на примере политики правительства в монопольной отрасли добычи и обработки металлов. Здесь неминуемо придется выйти за пределы города, так как законодательство, которое в данном случае анализируется, касается одновременно и обработки металла, сосредоточенной преимущественно в городах, и добычи металлов, производившейся, как правило, в удалении от городских центров.

В жизни торгово-ремесленных корпораций китайских средневековых городов была сторона, резко отличавшая их от цехов европейских городов; подчиненность, подвластность городским феодальным властям. Зарождающийся цех, не успев конституироваться как социальная ячейка общества, был превращен государством в принудительное объединение.

В конце XI в. последовала серия указов об обязательном включении всех ремесленников в цехи. В ханах обязаны были состоять даже лекари, гадатели, банщики, торговцы вином и съестным, т. е. люди, занятые в сфере обслуживания (а не только в ремесле) и не имевшие ранее своих корпораций.

Государство проводило по отношению к цехам, ко всем основным сторонам их деятельности политику принуждения, с тем чтобы использовать ханы и туани как фискальную организацию (для раскладки натуральных и трудовых повинностей), как орудие контроля над ремесленниками. Цех играл в китайском городе такую же роль, как система баоцзя в деревне, как система пятидворок и десятидворок, связанных круговой порукой. Членам ханов, и в особенности цеховой верхушке, вменялось в обязанность выявлять всех и всяких нарушителей закона, доносить на подозрительных лиц, на тех, кто пытался вырваться из административно-фискальных сетей. Цех был организацией, через которую власти осуществляли надзор за благонадежностью горожан. В одном из источников говорится: "Когда уездные чиновники приступают к исполнению обязанностей, они проверяют все дела о злоупотреблениях, бандитах, покушениях и другие неясные дела. Они должны тайно разузнать у молодых и у старых, в чайных и в винных лавках, в увеселительных домах и харчевнях, у маклеров, рекомендующих лошадей, в постоялых дворах, ювелирных лавках и ломбардах - разузнать подробно у ханлао [этих предприятий], все тщательно обследовать и тайно доложить, чтобы не осталось ничего неизвестного" [цит. по 184, с. 351].

Каждая семейная мастерская (цзо) или лавка (дянь, пу) являлась единицей налогообложения (ху - двор), хозяин такого заведения выполнял трудовые повинности в казенных мастерских. По данным Ли Дао, более 6400 человек, состоявших в 1086 г. в кайфынских ханах, выплачивали ежегодно налог в сумме 43 300 связок монет [25, цз. 244, с. 5а]. "Все ханы вносили чрезвычайно много", - писал составитель хроники и поведал, как некий Цао Юнь, ханлао рисового хана, покончил с собой, так как его корпорация оказалась не в состоянии внести налог 500 даней риса [25, цз. 251, с. 20а]. Кроме обременительных налогов, натуральных и денежных, ханы обязаны были обеспечивать транспортировку продуктов.

О жестокой зависимости ханов от властей говорят и следующие свидетельства источников: "Торговцы на местах в столице регистрируют свои лавки в налоговом управлении" [25, цз. 60, с. 146]; "В дни, когда возжигают благовония и ставят печати, для семей, имеющих лавки, устанавливают таблички и вывески" [35, с. 23]. В том же источнике сообщается, что власти разделили все кайфынские лавки на две категории - 72 двора составляли чжэндянь, а остальные - цзяодянь [35, 16]25. Иероглифы "чжэндянь" встречаются на вывеске одной из кайфынских лавок, изображенных на свитке Чжан Цзэ-дуаня. Власти, как уже отмечалось, определяли даже одежду и головные уборы для каждой торгово-ремесленной корпорации и строго следили за выполнением этих регламентаций [35, с. 29].

Поэтому цехи в тот период были чрезвычайно слабыми, их функции - экономические, судебные, запретительные, защитные, взаимопомощи, религиозные - не разработаны, их уставы не сложились. Цехи были политически бесправны и никакого участия в политической жизни не принимали.

С помощью системы государственных трудовых повинностей ремесленников, как правило (за исключением случаев найма), обслуживались казенные мастерские крупных городов, а также строительство, транспортировка грузов и некоторые другие виды работ. Такая система возникла, видимо, еще в VIII-IX вв., однако оформилась она в XI-XII вв. [184, с. 353].

"Есть люди, выполняющие повинности (гунъичжэ), их еще называют распределенными по мастерским (цзофэнчжэ)", - говорится в книге У Цзы-му [53, с. 239]. Като Сигэси приводит весьма интересное сообщение о том, как государство давало зерно "людям из ханов на двух рынках" и заставляло их вносить деньги. Он предполагает, что речь идет о рисовых ханах [184, с. 347]. По-видимому, в тексте говорится о своеобразной повинности ханов рисоторговцев: они обязаны были брать для продажи казенное зерно и платить за него государству по твердым (высоким) ставкам независимо от цены, по которой зерно реализовалось на рынке.

Отбывание повинностей было столь продолжительным, что ремесленники получали из казны плату за работу и зерно для содержания своей семьи.

Помимо выполнения повинностей ханы поставляли казне готовые изделия или продукты, на торговле которыми они специализировались. Сверх обязательных поставок применялась и уже упоминавшаяся система так называемых добровольных закупок (хэмай), являвшаяся источником постоянных злоупотреблений со стороны чиновников: "Производят еще закупки по согласию и фактически получается сотня поборов" [25, цз. 246, с. 16а].

Об обязанностях ханов по отношению к государству дают представление некоторые свидетельства хроники Ли Дао, суммированные в книге Като Сигэси [184, с. 347-348]:

1073 г. "Подробно выяснили доходы и убытки членов ханов и все обстоятельно записали. На основании этих записей зерновой и другие ханы ежегодно поставляли [казне] просо, клейкий рис, гречиху, и так неоднократно. В результате дополнительные расходы [ханов] были велики" [25, цз. 246, с. 196].

1073 г. "Все, кто поставлял двору всевозможные товары, входили в ханы. Все ханы поставляли чрезвычайно много и, кроме того, преподносили дары и транспортировали их, и это не входило в общую сумму. Однако в чжоу, в цзюнях и других местах высшие и низшие учреждения и чиновники требовали во много раз больше. Они хватали мелких торговцев и бедный люд, и по этой причине многие теряли свое имущество" [25, цз. 244, с. 5а-5б].

1075 г. Члены одного из ханов "были отправлены [для наказания] в округ, так как не в состоянии были внести тысячу цзиней овечьей шерсти длиной 1 чи", которая требовалась для императорского двора [25, цз. 264, с. 16а].

Кроме обязательных поставок товаров цехи должны были еще делать особые нерегулярные подношения (гунъин) императору и императорским родственникам. В литературе приводятся, например, данные о том, что родственники императора - Сян Цзин, отец императрицы Сян (жены Чжао Сюя - Шэнь-цзуна), и Цао И, брат вдовствующей императрицы Цао (жены Чжао Чжэна - Жэнь-цзуна) - получали большие доходы за счет обязательных подношений от ханов [121, с. 256; 239, с. 180]. Практика гунъин была ликвидирована только в 1131 г.: тогда "во всех областях и военных округах отменили... подношение членами ханов подарков императорскому двору" [47, цз. 186, с. 20586]. Натуральные платежи, которые вносили цехи сверх отбывания повинностей, были так велики, что нередко вели к разорению ремесленников.

Сверх натуральных платежей горожане вносили на "общественные" нужды еще и деньги - так называемые гуншицянь ("общественные деньги"). Можно предположить, что эти поборы были для плативших достаточно тяжелы. Бывало, согласно сообщениям современников, что "у народа разрушалось хозяйство из-за того, что надо было вносить гуншицянь" [197, с. 7].

Поборы с ханов были источником постоянных злоупотреблений и произвола со стороны столичных и местных чиновников.

Сфера деятельности ремесленников была ограничена также государственными монополиями на добычу и продажу полезных ископаемых, соли, производство и сбыт металлических изделий, вина, уксуса, выращивание и продажу чая и т. д. В китайском городе торговцы и ремесленники как социальный слой находились в приниженном положении. Даже если какая-то часть горожан и добивалась экономических привилегий, это не давало ей какого бы то ни было политического влияния.

Один из самых существенных моментов в положении представителя торгово-ремесленного люда - абсолютная негарантированность его собственности. Принудительные закупки товаров по ценам значительно ниже рыночных, изъятие товаров без оплаты - такова повсеместная практика администрации китайских городов. В связи с этим интересен следующий доклад, представленный императору:

"В 3-м году Цзяси (1239) чиновники сообщали: "В настоящее время правительственные учреждения закупают товары по казенным ценам, поэтому входящие в ханы лавки (ханпу) недополучают 20, а то и 30% рыночной стоимости товара. К тому же [оплата] затягивается на месяцы и годы, либо [совсем] не производится. Мелкие гражданские и военные должностные лица следуют таким [примерам], и нет этому конца. Так проходят день за днем. Обирают сверх пределов, так что приходится менять место жительства, чтобы укрыться от этих бедствий, или менять занятие, чтобы избежать этих злодеяний. И таких людей стало очень много. У торговцев и торговок

овощами, рыбой, мясом, а также мелочными товарами, требуемыми в повседневном обиходе, все имущество, сколь ничтожным оно ни было бы, подсчитывается до каждого доу и шэна и тоже обирается самовольно по казенным ценам. Целыми днями донимают, а средства расхищают. Бродячие купцы перестали торговать, не стало поступать одежды и продовольствия. Надеемся, будет издан специальный высочайший указ, чтобы во всех провинциях, областях и уездах правительственные учреждения производили закупки по рыночным ценам, а самовольно прибегать к казенным ценам не разрешалось. Если же кто-то поступит вопреки этому, подвергать наказанию за лихоимство". Последовали этому докладу" [47, цз. 186, с. 20587]. Приведенный документ дает представление о том, сколь неустойчива, нестабильна была жизнь горожанина, как постоянный произвол властей сковывал инициативу торговца, подрывал частное предпринимательство.

Нередко были и факты прямого беззакония и произвола представителей властей по отношению к ремесленникам: чиновники высоких рангов принуждали ремесленников работать у себя на дому и выполнять их личные заказы. В "Черновом своде..." приводится датированный 1106 г. императорский указ с осуждением действий чиновников одной из северокитайских провинций, заставивших работать на себя ткачей (цзиху), которые выполняли казенные заказы. Поставки шелка двору были вследствие этих действий задержаны, что и вызвало недовольство в столице [45, с. 6518]. В одном из докладов областного начальника Хойчжоу (пров. Аньхой) тоже говорится о постоянных злоупотреблениях в сфере налогообложения городских ремесленников - ткачей, допускавшихся чиновниками, наживавшимися на колебаниях цен и при пересчете податей с натурального выражения (готовые ткани) в денежное: "Я еще раз изучил изначальные пороки [системы] ланьху (передачи налогов на откуп. - Э. С.). Так вот: когда облагают податные дворы, то вздувают цены, а когда сбывают что-нибудь ткацким дворам (цзиху), то цены снижают" [цит. по 179, с. 42].

Процветал в городах и обыкновенный разбой - челядь из императорского дворца безнаказанно отбирала товары у ремесленников. Эта "практика" приобрела столь широкие масштабы, что обеспокоила даже императорский двор: "Во 2-м году Цзядин (1209) чиновники сообщали, что есть в столице [люди], которые покупают товары у хозяев лавок, но с них до сих пор не получены деньги. Предписано всем в Линьаньском округе, кто не расплатился за купленные вещи по имеющимся ценам, немедленно полностью рассчитаться, а в дальнейшем, приобретая товары, расплачиваться наличными деньгами. На нарушителей [этого] предписания разрешено представлять жалобы в вышестоящие инстанции" [47, цз. 186, с. 20587].

Существенной чертой городского строя в Китае была нефиксированность повинностей, различного рода обязанностей горожан и т. д. Например, столичные ремесленники привлекались и к организации всевозможных празднеств и театральных представлений для императора, изображая "массы" в шествиях и зрелищах. Когда, рассказывается у Мэн Юань-лао, император на дворцовом праздничном приеме "провозглашает третий тост, на сцену слева и справа выходят военные, исполняющие песнопения с танцами... На самом же деле эти так называемые военные... люди из кварталов и рынков двух пригородов столицы и среди них нет ни одного военного из войск" [35, с. 53].

При изучении материалов о ханах обращает на себя внимание тот факт, что среди сравнительно редких о них упоминаний преобладающее большинство датировано 70-ми годами XI в., временем проведения реформ Ван Ань-ши. Одна из них касалась непосредственно цеховых организаций.

В конце 1073 гг. вышел указ императора Чжао Сюя (Шэнь-цзуна) о замене натуральных поставок и трудовых повинностей ханов в пользу казны денежными взносами (мянь хан и цяньу или, сокращенно, мяньханцянь). Собранные средства предназначались для найма работников в государственные мастерские и приобретения правительством ремесленных изделий на рынке [подробнее см. 121, с. 255-256, 262-264]. Величина денежного взноса определялась в зависимости от доходов хана, поэтому в связи с подготовкой реформы производилась проверка цехов, составлялись реестры доходов, устанавливалось, к каким категориям по имущественному положению относились члены ханов^*, и соответственно назначалась сумма денежного платежа для каждого из них. "Приказали Управлению рыночного обмена в столице, а также Канцелярии (Сылу) Кайфынского округа, - говорится в династийной истории, - сообща детально проверить доходы и убытки всех ханов. Благодаря этому тщательно определили запросы и правила [ханов], с тем, чтобы все ханы освобождались от подношений казне и в зависимости от того, какие доходы они получают - большие или малые, через правительственных чиновников вносили бы деньги взамен натуральных поставок (мяньханцянь). Необходимые императорскому двору предметы [предписывалось закупать] в цзамайчан и цзамайу. Были учреждены рыночные конторы (шисы) для определения стоимости товаров и установления соответствующих цен" [47, цз. 186, с. 20583].

^* (В хронике Ли Дао указывается, например, что члены мясного хана в Кайфыне делились на три категории [25, цз. 245, с. 12а].)

Осенью 1074 г. правительство реформаторов потребовало обновить реестры, фиксировавшие имущественное состояние городского населения. Дело в том, что при первой проверке многим горожанам удалось скрыть часть своего имущества и тем самым снизить причитавшиеся с них сборы. В результате при взимании с ханов вместо натуральных и трудовых повинностей денежных платежей казна недосчиталась весьма значительной суммы. Поэтому новым императорским повелением предписывалось произвести более тщательную регистрацию доходов всех членов ханов, разделить дворы в зависимости от их материального статуса на пять категорий и установить соответствующие размеры денежных взносов. Утаенное имущество, выявленное при проверке или по доносу, подлежало конфискации, причем доносчику в качестве вознаграждения выплачивалась треть конфискованного [15, с. 1761].

Именно с 1073 г. правительство стало, как никогда прежде, жестко проводить курс на принудительную запись в ханы: руководствуясь идеей установления всеобъемлющего контроля государства над деятельностью торгово-ремесленных кругов ради получения дополнительных доходов в казну, реформаторы стремились максимально расширить контингент горожан, которые выплачивали бы отныне государству денежные подати. "Люди, не входящие в ханы, не должны торговать на рынках и на улицах... Предложено каждому торговцу сообщить властям о вступлении в хан и внесении мяньханцянь, только тогда разрешается продавать что-либо на рынках... В столице даже разносчики кувшинов с водой по улицам и рынкам обязаны входить в чайный хан. Среди водоносов и продавцов рисовой каши и даже среди парикмахеров, а также обувщиков, шьющих матерчатые туфли, нет никого, кто бы осмелился не войти в хан", - писал по этому поводу летом 1074 г. в докладе трону Чжэн Ся, противник Ван Ань-ши, сосланный последним в Гуанчжоу [цит. по 184, с. 349].

Можно предположить, что указанное нововведение Ван Ань-ши просуществовало дольше других, особенно на периферии. Так, Ли Синь-чуань писал: "То, что называется мяньханцянь, появилось в годы Юаньфэн (1078-1085), а было отменено в начальном году Цзинкан (1126 г.)" [27, с. 212-213]. По данным другого источника, политика мяньханцянь проводилась в некоторых городах вплоть до 1155 г. ф47, цз. 186, с. 20586].

Введение по инициативе реформаторов в 1073 г. закона о денежном налоге с ханов, непосредственно затронувшего внутреннюю жизнь цехов, означало попытку государственной власти повсеместно произвести принудительную коммутацию трудовых и натуральных повинностей. Однако объективные условия, в которых на той стадии эволюции китайского общества и государства шло развитие товарно-денежных отношений и денежной системы, не позволяли еще осуществить такую меру. Аналогичная попытка коммутации была предпринята в 1581 г., когда особым императорским эдиктом декларировалась замена разнообразных натуральных поборов и отработочных обязанностей - единым денежным налогом [119, с. 286, 291-292]. Но и на сей раз реформу не удалось провести в жизнь, повинности же сохранялись в китайских городах вплоть до XIX в. Между тем в английском феодальном городе коммутация повинностей произошла уже к XII в. [122, с. 241].

Сравнительно высокий уровень товарно-денежных отношений в Китае XI-XII вв. делал, казалось бы, возможным реализацию планов и попыток (наподобие закона 1073 г.) превращения натуральной и отработочной ренты в денежную. В Европе такие преобразования, ухудшив положение трудящихся, стали вместе с тем объективным фактором экономического прогресса. В Китае же данная возможность не превратилась в действительность, ибо отсутствовали необходимые для этого социальные условия. Даже робкие и непоследовательные попытки провести в жизнь нововведение Ван Ань-ши натолкнулись, судя по многочисленным свидетельствам источников, на недовольство и противодействие не только придворной камарильи, но и, что главное, широких торгово-ремесленных кругов - от городских богатеев до мелких купцов и ремесленников [121, с. 256, 262-264].

От реформ Ван Ань-ши осталась система принудительного включения в ханы, просуществовавшая, как можно предположить, вплоть до последней четверти XIII в. Политика превращения цехов в принудительную организацию затормозила процесс их развития как самостоятельных социальных организмов, препятствовала оформлению их статутов, исключала всякую борьбу за цеховые привилегии.

В XI в. неоднократно издавались указы, запрещавшие создание новых ханов. Это тормозило выделение новых отраслей ремесла, консервировало неразвитость складывавшихся в городах отношений, прикрепляло население к раз и навсегда зафиксированным организациям: "Все, кто производит товары, входят в ханы. Все население занесено в списки, и все вплоть до детей и внуков не могут избежать этого... По закону установили рыночное управление, и с тех пор появились запрещения. Императорский двор неоднократно уведомлял об этом, и не позволялось устанавливать новые названия ханов" [цит. по 184, с. 358].

Нечто иное наблюдалось в Китае второй половины XIV - первой половины XVII в. В источниках того времени уже не встречаются сообщения о принудительном вступлении в ханы или закреплении членства в них.

Политика подчинения ханов государству, принудительного включения в цехо-гильдии всего торгово-ремесленного населения хронологически и логически следовала за процессом разложения системы кварталов и замкнутых рынков. Весьма вероятно, что политика эта отражала стремление некоторой части правящих кругов централизованного государства сохранить контроль над торгово-ремесленным населением в новых условиях, сложившихся с вступлением китайского общества в пору расцвета феодализма, - условиях роста городов и развития товарно-денежных отношений.

Таким образом, позиции государства в средневековом городе были сильны не только в административной, но и в экономической сфере. Систематическое вмешательство властей, постоянный произвол чиновников, насильственное изъятие продукции приводили к тому, что в городе, лишенном возможности высвобождаться из-под феодального гнета, отсутствовала свобода предпринимательства, в нем не складывалось условий для появления специфических городских институтов и правовых норм. Использование китайского цеха (хана) в фискальных целях препятствовало развитию его социальных функций - судебных, защитных, взаимопомощи, регулирования производства и т. д. В Китае не было ничего аналогичного хотя бы "обельным" слободам Московской Руси, пользовавшимся налоговым иммунитетом.

Весьма любопытно в рассматриваемом плане одно замечание Мэн Юань-лао, причем примечательность его состоит главным образом в том, что оно брошено мимоходом, вскользь, как нечто само собой разумеющееся. В дни официальных празднеств, писал этот средневековый автор, "во всех канцеляриях (сы) и во всех ханах народ преподносит очень много подарков" - [35, с. 48]. Как видим, в глазах современника между государственными канцеляриями и ханами нет существенной, качественной разницы, он упоминает их "через запятую", как явления одного порядка. Важнейший социальный институт китайского города действительно стал частью бюрократической системы, ее придатком, и почти ей не противостоял.

Итак, в XI-XIII вв. параллельно шли два процесса: один - конституирование ханов и туаней как социального образования с определенной системой функций, другой - подчинение их государству, превращение их в орудие фиска и контроля над городским населением. Второй процесс проходил интенсивно, так как осуществлялся с помощью мощной централизованной феодально-государственной организации, и оформление цеха как инструмента принуждения произошло раньше, чем завершился исторический процесс его становления как социальной ячейки города.

Политика превращения города в придаток государственной машины складывалась и осуществлялась не только эмпирически и прагматически. Она имела под собой и определенное теоретическое обоснование в виде доктрины "земледелие - ствол, торговля и ремесло - ветви" [см. 119].

Государству принадлежала монополия на добычу, обработку и сбыт полезных ископаемых. Анализ соответствующих памятников китайского законодательства XI-XIII вв. показывает, что феодальное право Сунской империи строжайшим образом охраняло эту монополию. Исключительное право централизованного государства на добычу руд и соли, плавку и обработку металлов, выпаривание соды и медного купороса обеспечивалось системой сложного и многостепенного контроля и суровыми наказаниями за нарушение соответствующих законов. Надзор осуществлялся местной администрацией и особым аппаратом контроля под эгидой центрального правительства. Специально назначавшиеся чиновники-контролеры назывались сюньбу и сяньвэй. Проверка производилась на различных этапах производства.

Особенно строгим был надзор за плавкой металлов и за изготовлением готовых изделий из них, так как именно на этих стадиях металл мог уйти на сторону. Приведем одно из постановлений "Свода законов, составленного в годы Цинъюань", свидетельствующее о разветвленной системе контроля: "Местные начальники ежемесячно докладывают императору о наличии или отсутствии нарушений законов, о частных лицах, изготовляющих изделия из меди, а также сообщают обо всем ведомству наказаний; кроме того, проверяет и докладывает императору управление контроля. Если имеются нарушения, то доносят о них с указанием ответственного чиновника" [64, цз. 28, с. 296].

Насколько строго осуществлялась монополия, видно из того, что за преступления, связанные с совершенно ничтожными количествами металла (5-30 цзиней, самое большее - 100-200 цзиней), как правило, назначались крайне тяжелые наказания [64, цз. 28, с. 26-28; 34, цз. 5, с. 13а]. Например, кража с казенных месторождений 1 ляна меди каралась 80 ударами палкой, 15 цзиней - ссылкой; за изготовление утвари из краденой меди и покупку этой утвари полагалась ссылка [64, цз. 28, с. 266]. За изготовление частным образом трех цзиней соды назначалась смертная казнь, а за продажу 30 цзиней соли - 3 года каторги [34, цз. 5, с. 12а]. Выпаривание 10 цзиней медного купороса наказывалось ссылкой, а повторное преступление такого рода - смертной казнью. За кражу 10 цзиней купороса тоже полагалась казнь, притом публичная [34, цз. 5, с. 14а].

В местах добычи и плавки металлов действовало более суровое законодательство, и в "Своде законов, составленном в годы Цинъюань" это обстоятельство постоянно подчеркивается.

В Сунской империи существовали не только монополия государства на добычу и обработку полезных ископаемых, но и преимущественное право на их продажу. Так, в "Своде законов..." зафиксировано, что изделия из меди, латуни и олова население может приобретать только в казенных ведомствах [64, цз. 28, с. 29а]. И в данном случае монопольное право государства на сбыт полезных ископаемых и изделий из них особенно строго охранялось законодательством в районах их добычи.

На продаваемой вещи ставилось клеймо казенного управления, покупатель получал документ на право пользования изделием; специальная инспекция осуществляла строгий контроль за личными вещами частных лиц, особенно если они были сделаны из металла, добываемого в данной местности.

"Всем, кто покупает у казны изделия из меди или латуни, - говорится в "Своде законов...", - казенное торговое ведомство должно выдать документ с указанием количества [вещей]. Всем простолюдинам, живущим в местах производства олова и использующим оловянные сосуды и другие вещи, разрешается покупать их в торговых отделах... Налоговое управление данной: местности должно проверять их фактическое количество в соответствии с выданными документами" [64, цз. 28, с. 29а].

Даже монастыри должны были получать разрешения властей на изготовление храмовых колоколов и удостоверения на право хранения оловянных божеств и другой храмовой утвари [64, цз. 28, с. 29а].

Монополия правительства на торговлю готовыми металлическими изделиями была не только источником дохода, но и средством борьбы с хищениями металла с казенных месторождений и плавилен. Если мастеру на плавильне и удавалось утаить часть металла, реализация его была связана с большими трудностями, так как закон сурово карал за использование медных изделий без казенной печати. "За хранение меди и гонгов - наказание 100 ударов палкой. Если же на гонгах есть пометка начальника бао, цуней и сянов^*, то [в таком случае закон этот] не распространяется" [64, цз. 28, с. 276].

^* (Бао - объединение из десяти дворов, цунь и сян - мелкие административные единицы, совпадающие с деревнями, поселениями и их группами, в районах добычи полезных ископаемых и пр.)

Раздел о добыче и продаже ископаемых "Свода законов, составленного в годы Цинъюань" включает некоторые статьи, позволяющие предполагать, что, несмотря на увеличение добычи металлов, в стране испытывался в них острый недостаток. Особенно остро он чувствовался (из-за плохого сообщения) в тех провинциях, где не было разработок. Так, в одном из документов "Свода законов..." говорится: "Во всех местах, где нет добычи олова... позволить купцам и лицам, изготовляющим оловянные изделия, продавать их и освобождать при этом от налогов" [64, цз. 28, с. 29а, цз. 32, с. 186]. Здесь налицо не только- отказ от монополии на торговлю оловянными изделиями, но и отмена каких бы то ни было налогов с торговли ими. Несомненно, цель такого рода необычных мер - привлечь торговцев металлическими изделиями в отдаленные провинции.

Насколько ценился в стране металл, видно из статей "Свода законов...", обязывающих население продавать казне все поврежденные, негодные металлоизделия (кубки, цины^*, гонги, ударные тарелки, песты для ступ, колокольчики и т. п.) [64, цз. 28, с. 29а].

^* (Цин - музыкальный инструмент.)

Анализ некоторых положений "Свода законов..." позволяет сделать вывод, что кроме казенной добычи и обработки металлов, где под надзором властей отбывали трудовую повинность крестьяне и ремесленники, существовало дозволенное правительством частное производство: "Если чиновники, на которых возложена инспекция, во время исполнения своих обязанностей допустят упущение, в результате которого медь уйдет на сторону, или если они не обнаружат, что частные лица, установившие печи и занимающиеся плавкой, ведут частную куплю-продажу, а не сдают [металл] государству (курсив наш. - Э. С.), то следует схватить подобных чиновников и подвергнуть наказанию в зависимости от количества [утраченного] металла" [64, цз. 28, с. 27а].

В первой части приведенного выше текста ("если медь уйдет на сторону"), по всей вероятности, имеются в виду факты кражи и продажи меди мастерами казенных мастерских. Во второй его части речь идет уже о частном производстве. Из нее напрашивается вывод, что государство допускало на каких-то условиях частную добычу и плавку металлов. Что это за условия? В данном фрагменте говорится только о сдаче государству металла, что не позволяет судить о том, была это продажа в казну или уплата налога натурой.

Ответить на указанный вопрос помогает один из документов "Свода письменных памятников" Ма Дуань-линя: "Соответствующее ведомство настоятельно требует от хозяев, чтоб они вносили налоги полностью. При Жэнь-цзуне (1022-1063) и Инцзуне (1063-1067) каждый раз объявляли указы о милостях (т. е. снижении или отмене налогов. - Э. С.). Однако [чиновники] вэйсо при осмотре плавилен не обнародовали указов или закрывали плавильни, и хозяева [плавилен], налоги с которых были отменены, подвергались обложению" [34, цз. 5, oс. 33а].

Этот документ позволяет уже вполне определенно заключить, что в XI в. практиковалась дозволенная казной частная добыча и обработка металлов. Хозяева плавилен должны были вносить в казну налоги (по-видимому, натурой), притом, по всей видимости, налоги крайне обременительные, коль скоро требовались специальные указы об их снижении или частичной отмене.

Как же производилась реализация той части продукции, которая оставалась после внесения налогов - путем продажи на рынке или в казну?

Одно из установлений "Свода законов..." гласит: "Если люди, контролирующие производство меди, допустят упущение и не обнаружат в месте добычи, что частные лица незаконно продают медь, или же что частные лица самовольно ведут плавку и изготовляют медные сосуды на продажу, то каждое из наказаний повышать на одну степень" (по сравнению с наказанием чиновников, не обнаруживших укрытые монопольные товары или торговлю ими. - Э. С.) [64, цз. 28, с. 27а-276]. Здесь говорится о двух категориях частных предпринимателей: одни незаконно только торгуют медью, другие самовольно и плавят медь, и продают изделия. Можно полагать, что имела место "законная" закупка меди и других металлов в казну у частных плавилен, функционировавших с разрешения правительства. В той же главе "Свода законов..." записано: "Установленные чан должны закупать серебро у всех, кто его добывает, и тотчас же отправлять в столицу" [64, цз. 36, с. 5а]. По всей вероятности, подобные пункты, куда частные предприниматели должны были продавать свою продукцию, существовали и в местах добычи и плавки других металлов.

Обязательная продажа в казну металла обозначалась знакомым уже нам термином "хэмай" и происходила по низким, разорительным для частных хозяев ценам, а сверх того, была источником постоянных злоупотреблений со стороны местных чиновников. Источники позволяют предполагать, что владельцы плавилен и мастерских постоянно уклонялись от этой обязательной продажи; не случайно, судя по отдельным положениям "Свода законов...", власти вели непрерывную борьбу с купцами, приезжавшими для тайной скупки продукции в места добычи и обработки полезных ископаемых [64, цз. 28, с. 286].

Другая категория частных хозяев - уклоняющиеся от налогов и системы обязательных закупок владельцы рудников, плавилен и мастерских, которые не были зарегистрированы правительством. Существование такого "нелегального" производства было вполне реальным в условиях Китая: частные рудники и плавильни возникали в труднодоступных горах и ущельях, хозяева их нередко на случай появления инспекции подделывали разрешения властей на добычу. Самовольная добыча и плавка металлов была уже прямым нарушением государственной монополии, и законодательство определяло в подобных случаях более высокие наказания, чем за хищение такого же количества металла с казенных месторождений. Например, за кражу 20 цзиней свинца устанавливалось наказание в 100 палочных ударов и три года каторги. За незаконную добычу такого же количества свинца наказание повышалось на одну степень, т. е. добавлялась еще и ссылка на поселение [64, цз. 28, с. 266]. Назначались весьма строгие наказания и чиновникам, в случае если нелегальные плавильни возникали из-за их недосмотра.

Население, живущее в районах добычи полезных ископаемых, обязано было доносить на лиц, занимающихся незаконным промыслом. Инструментом контроля тут служила все та же система баоцзя: старосты деревенских общин и старшины десятидворок под страхом сурового наказания должны были вести постоянный надзор, писать доносы и т. п. За сокрытие сведений о частной добыче металлов без соответствующего разрешения закон карал их так же, как за нарушение государственной монополии: "Старост (цичжан), которые в местах

производства свинца и олова не проводили расследование, есть ли частные плавильни, а хозяева последних были пойманы по доносу других людей, равно как и старших в бао (баофу, бао-чжэнчжан), знавших об этом и не принявших мер, - всех их следует наказать" [64, цз. 28, с. 276].