Историография вопроса
Среди немногочисленных исследований средневековой истории Китая работы, посвященные изучению городов, ремесел, торговли, занимают крайне незначительное место. Такая скудость выглядит особенно печально на фоне развития медиевистики Европы. Многим сотням книг по истории феодальных городов Западной и Восточной Европы можно противопоставить лишь редкие труды историков, работавших в области изучения проблематики китайского средневекового города. Постановка в синологии проблем социально-экономического строя города относится к последним трем-четырем десятилетиям нашего века. Поэтому в историографии вопроса чрезвычайно трудно выделить какие-то строго очерченные школы или направления. Даже в тех странах, где синология имеет вековую традицию, в лучшем случае два-три исследователя занимаются темами, связанными со средневековым городом, да и то работают над разной проблематикой.
В западной синологии усилия ученых были направлены либо на изучение ремесла как прикладного искусства, либо на переводы средневековых трудов о ремесле. Лишь в самое последнее время китаеведами Японии, США и некоторых западноевропейских стран были предприняты первые попытки социально-экономического анализа городского средневекового общества (работы Э. Балаша, Д. Твитчетта, Сиба Есинобу, Каваками Коити и некоторых других японских синологов).
В советской китаеведной медиевистике были поставлены и частично разрешены такие важнейшие вопросы, как специфика городского строя в средневековом Китае, структура торговоремесленных организаций, характер городского ремесленного производства, влияние государства на развитие городских институтов, использование наемного труда в городском ремесленном производстве.
В то же время в китаеведении еще не привлекали к себе внимания такие кардинальные проблемы, как возникновение раннего города, типология городов, не исследована история развития производительных сил города, техника и технология городского производства. Вопросы же эти чрезвычайно важны для современной исторической науки. Их всестороннее исследование поможет до конца понять и описать структуру восточных обществ, изучить их типологию и генезис.
Недостаточная изученность китайского средневекового города, ремесла и торговли объясняется в значительной степени состоянием источников. Отсутствуют документы и статистика, крайне скудна нарративная литература. В Китае ни ремесло, ни торговля, ни жизнь горожанина никогда не были объектом официального историописания и крайне редко привлекали внимание писателей из признанного и чтимого высшим обществом круга. Отмечая эту особенность источников, известный синолог Э. Балаш писал: "Китайские исторические сочинения едва упоминают об управляемых классах - крестьянах, ремесленниках, купцах, за исключением тех случаев, когда речь идет об их отношениях с государством" [277, с. 56]. Поэтому современные исследователи китайского города располагают лишь редкими сочинениями частных авторов и крупицами сведений, скрытых в многослойных пластах официальных средневековых историй, часто не только не комментированных, но и не читанных вовсе.
Наконец, в сравнительно скудной литературе, освещающей проблемы китайского города и ремесла, основное место уделено вопросам экономическим и крайне незначительное - социальным. Тем не менее анализ современной литературы по вопросам развития города и ремесла в Китае XI-XIII вв. представляется необходимым в первую очередь потому, что среди исследователей нет единого мнения относительно уровня и характера развития китайского общества того времени.
В советской литературе XI-XIII столетия в Китае рассматриваются как период развитого феодализма, для которого характерны, в частности, значительный прогресс ремесла и торговли, расцвет города как торгово-ремесленного центра, окончательное оформление цеховой системы.
О значительном развитии ремесла и торговли в то время, о существовании торгово-ремесленных организаций писали Н. И. Конрад [96, с. 284-285] и Л. В. Симоновская [110. с. 126-128]. Оба исследователя полагают, что по своему социально-экономическому строю китайский город XI-XIII вв. не выходил за рамки феодализма. Этой же точки зрения придерживается и автор настоящей работы [см. 156; 162; 166; 170; 171; 306-308].
В западноевропейской и американской синологии сложилась концепция, согласно которой средневековое китайское общество рассматривается как неизменяющееся, застойное, так называемое "традиционное" [см. 90; 91]. Если за ним и признается способность изменяться, то лишь в пределах той же "застойности" и "традиционности" и весьма медленно, вследствие чего китайское общество объявляется неспособным выйти на ту дорогу, по которой идет Запад.
Эту концепцию, хорошо известную по работам К.-А. Витфогеля, В. Эберхарда, Д. Фэрбэнка, разделяют и исследователи, занимающиеся Китаем XI-XIII вв.: Э. А. Кракке, Р. Хартвелл, Э. Балаш. Так, первый из них не отрицает, что в указанный период имели место определенные сдвиги (он пишет, что на социальную структуру общества того времени повлияли такие важнейшие экономические факторы, как усиление влияния Китая на море, развитие внутрирегиональной торговли, распространение бумажных и медных денег [293, с. 479-481]). Однако, как видно уже из названия рассматриваемой статьи Э. А. Кракке ("Сунское общество: изменение внутри традиции"), речь идет не о поступательном развитии общества, а лишь о "локальных" изменениях в неизменной "традиционной" структуре. Причину устойчивости последней он видит в "бюрократической структуре общества", созданной конфуцианством на базе культурной гомогенности Китая [291].
Точка зрения, высказанная Кракке, не является ни новой, ни оригинальной - она смыкается с концепцией гоминьдановского историка Цюань Хань-шэна, к работам которого неоднократно обращается американский синолог.
Р. Хартвелл, соотечественник Э. А. Кракке, также утверждает, что устойчивость "традиционного общества" не позволила Китаю вступить на прогрессивный путь развития. Однако собранные им данные о росте производительных сил заставляют его признать, что в китайской экономике между 221 и 1800 гг. происходили радикальные изменения, и пример тому - "революция" в производстве железа в XI в. [288, с. 153-163].
Среди современных японских историков распространен взгляд на китайское общество VIII-XII вв. как на период становления феодальных отношений в Китае. Такой точки зрения придерживается, например, Кикути Хидео, явно переоценивающий при этом степень сохранения рабовладельческих отношений в Китае I тысячелетия н. э. [185]. Подобные взгляды являются, судя по всему, результатом перенесения на Китай периодизации японской истории, где, как известно, феодальные отношения сложились значительно позже, чем в Китае.
В советской исторической науке вопрос о социально-экономической эволюции китайского города, о развитии торговли и торгового капитала был поставлен еще в 30-е годы. Так, Г. И. Сафаров в "Очерках по истории Китая", написанных на основе европейской литературы, обратил внимание на отличие восточного города от города европейского [139, с. 9].
История разработки проблемы торгового капитала в советской историографии связана с школой М. Н. Покровского. Среди синологов 30-х годов также получили распространение взгляды, близкие к этой школе: развитие товарно-денежных отношений рассматривалось как своего рода революция торгового капитализма. Влияние "моды" на эту теорию было столь велико, что даже ее противники сильно преувеличивали роль торгового капитала в докапиталистических обществах. В качестве примера можно сослаться на один из трудов П. А. Гриневича [99].
Автор писал о раннем отделении города от деревни в Китае и сравнительно высоком развитии промыслов и торговли. Как важнейшую особенность китайского феодализма он выделял "относительно крупную роль товарно-денежных отношений" [99, с. 203]. Важнейшим этапом в развитии китайских гильдий и цехов П. А. Гриневич считал период XI-XIII вв. Пытаясь противопоставить свои воззрения на историю китайского феодализма теории "торгового капитализма", он отвергал взгляд на экономическую историю XII в. как на историю "революции" "торгового капитализма" [99, с. 217]. Однако противопоставления не получилось: автор сам переоценивал степень развития торгового капитала даже в древние периоды китайской истории. Поэтому у него исчезало принципиальное отличие города средневековья от городов древности. Монгольский период П. А. Гриневич рассматривал как время зарождения мануфактур, "усиления и самоопределения буржуазных элементов" [99, с. 239], а в антимонгольском движении середины XIV в. выделял сильную торгово-ростовщическую струю. Город, в представлении автора, не только центр торговли и ремесла, но и опора военно-политического могущества феодала [99, с. 191, 242]. Иными словами, на китайский город были перенесены представления о европейском средневековье - без внимания оставлялся тот факт, что не отдельные феодалы, а государство с его административно-бюрократической машиной господствовало в китайском феодальном городе.
В 40-х годах проблематика средневекового города заинтересовала В. М. Штейна. В статье "Китай в X и XI вв." [176] он рассматривал китайский город как высокоразвитую структуру, в состав которой входили элементы капиталистического характера; торговые организации и мануфактуры капиталистического типа. Эта концепция сложилась, по-видимому, под влиянием материалов, которыми пользовался автор: статья написана в значительной степени на основе трудов гоминьдановских историков, преувеличивавших уровень экономического развития Китая в тот период.
В последующих работах В. М. Штейн высказывал несколько более умеренные и осторожные взгляды. "Подавляющая часть крупных и мелких предприятий, - писал он, - не была капиталистическими мануфактурами" [175, с. 225]. В то же время явлениями, характерными для китайской экономики X-XIII вв., автор считал разделение труда и применение вольного найма на казенных мануфактурах. Применительно к XIII в. он выделял также связь китайского крестьянина с рынком [175, с. 207]. Что же касается проблемы возникновения капиталистических отношений, то автор относит его к более позднему периоду, но считает бесспорным появление их до вторжения европейцев [175, с. 210].
В 50-х годах начинается новый этап в изучении проблем социально-экономической истории китайского феодального города. Он связан прежде всего с работами Л. В. Симоновской. Уже в статьях указанного времени [144; 145], а затем в учебниках и учебных пособиях |[110; 146] ею были поставлены такие кардинальные проблемы, как особенности социального строя городов, развитие внутреннего рынка, специфика формирования цеховых организаций. VIII-XIII вв. автор рассматривала как период развитого феодализма, для которого характерны расцвет ремесла и торговли, превращение феодальных городов в торгово-ремесленные центры, окончательное оформление цеховой системы в торговле и ремесле, складывание городской культуры. В своих трудах Л. В. Симоновская использовала интересные данные источников о развитии производительных сил в ремесле, о цеховых правилах, о возникновении мануфактур, казенных и частных.
В ее работах, созданных в 60-е годы, эти проблемы получили дальнейшую разработку. В монографии об антифеодальной борьбе китайского крестьянства в XVII в. специальная глава посвящена вопросам развития города, мануфактуры, использования рабочей силы в ремесле и мануфактуре, представляющим интерес и для более ранних периодов. В этой главе на большом материале поставлена проблема специфики китайского города и доказано, что он отличался от города европейского большей подчиненностью феодальному государству, феодальной регламентацией всей городской жизни. "Перенесение в город, феодальных порядков, созданных для эксплуатации деревни, значительно препятствовало развитию нового", - писала автор [143, с. 58].
В связи с данной проблемой в книге исследована и другая: соотношение городов и промыслово-ремесленных поселений (чжэней), условия развития производства в последних. В книге высказано интересное предположение о том, что в чжэнях не было всеподавляющего контроля феодальных властей, что в них существовали более благоприятные условия для развития производства [143, с. 56].
Проблемы формирования и развития городской культуры в средние века поставлены в статьях известного советского востоковеда Н. И. Конрада [113; 114]. Исследуя литературу и философию VII-XIII вв., он пришел к выводу, что китайские города переживали в это время ступень развития, соответствующую уровню европейского Ренессанса. Тема Ренессанса проходит через многие работы Н. И. Конрада: "Средние века в исторической науке", "Хань Юй и начало китайского Ренессанса", "Об эпохе Возрождения" и др. Ли Бо, Ван Вэя, Ду Фу он объявляет провозвестниками эры гуманизма, а эпоху, в которой они жили, - одним из переломных моментов в жизни человечества [113, с. 156, 172 и др.].
В различных своих эссе Н. И. Конрад выделяет несколько периодов китайского Ренессанса. Первый период (вторая половина VIII - начало IX в.) он связывает с деятельностью Хань Юя, последующие несколько столетий определяет как второй период Ренессанса [113, с. 198, 230].
По мнению Н. И. Конрада, китайское Возрождение зиждилось на серьезной экономической и социальной основе. Источником его, почвой и опорой были города, ставшие уже в VII в. центрами производства и торговли: "Они жили интенсивной, разносторонней жизнью. Росло число и значение организаций ремесленников и торговцев - цехов и гильдий. Ремесленное и торговое население в городах увеличивалось в числе, укреплялось в экономических позициях, росло в культурных требованиях" [113, с. 197].
Базис Ренессанса в Китае, как полагает автор, был столь устойчив, что развитие этого исторического явления не могли остановить иноземные нашествия - киданьское, чжурчжэньское и монгольское. Период монгольского владычества в Китае поэтому он определяет не как конец Возрождения, а как его новый этап [113, с. 238].
К сожалению, в советской синологии пока отсутствуют капитальные исследования социально-экономической структуры города тех периодов, к которым Н. И. Конрад относит китайское Возрождение, и читатель поэтому лишен возможности ознакомиться с его "фундаментом".
Спорной представляется мысль о том, что эпоха монгольского господства являлась одновременно и периодом Возрождения. Проблема развития гуманистических тенденций в условиях внешнего завоевания, принесшего китайской цивилизации неисчислимые бедствия, нуждается во всестороннем исследовании.
Некоторые вопросы городской торговли VII-IX вв. рассматриваются в статье И. С. Ермаченко [103]. Автор выделила и исследовала группу источников, характеризующих торговлю главной столицы - Чанъаня, использовала в работе материалы музейных экспозиций и археологических экспедиций и на этой основе пришла к интересным, убедительно доказанным выводам, что в VII-IX вв. торговля производилась в строго фиксированных правительством местах - на постоянно действующих городских рынках, на которых функционировали торгово-ремесленные ханы с четким разделением по специальностям. И. С. Ермаченко изучила также правила торговли на столичных рынках, рассмотрела некоторые аспекты государственной политики в торговле.
Среди работ советских синологов есть и труды, в которых исследовалось развитие отдельных отраслей ремесленного производства.
Истории книгопечатания в Китае посвящена замечательная книга К. К. Флуга "История китайской печатной книги сунской эпохи. X-XIII вв." [173]. В этом труде решен ряд вопросов, имеющих прямое отношение к теме данного исследования. Книгопечатание представлено как одна из развитых отраслей ремесла, определены места его распространения, изучена книжная торговля. Правда, в книге слабо освещена экономическая организация книгопечатания, но, очевидно, автор и не ставил перед собой такой задачи.
Принципы градостроительства китайских средневековых городов исследованы в статьях и диссертации Г. З. Лазарева [116-118]. Ценность работ Г. З. Лазарева прежде всего в том, что в основу их положены материалы, собранные во время пятилетнего пребывания в Китае; периодические архитектурные издания, материалы археологических раскопок, собственные наблюдения и результаты полевых работ.
Г. З. Лазарев исследует китайский средневековый город как единый организм, построенный на основе определенных космогонических представлений, изучает нормы и правила градостроительства, внутренней планировки, типы архитектуры. Правда, вызывает возражение периодизация, предложенная автором. VI-XII вв. он рассматривает как единый этап развития градостроительства и архитектуры в Китае. В действительности же, это время отчетливо распадается на два хронологических отрезка: VI-X вв. - строительство столиц и XI-XII вв. - массовое градостроительство, в ходе которого имел место отход от космогонических представлений и традиционных схем к практическим потребностям урбанизации.
Проблемы возникновения и развития городов, городской торговли, цеховой системы, уровня развития ремесла были поставлены в китайской историографии еще в 30-е годы, когда отдельные ученые этой страны впервые предприняли попытку объяснить отечественную историю с позиций современной им европейской науки, искали новые методы исследования исторического процесса.
В работах китайских историков того времени наметилась тенденция рассматривать Китай XI-XIII вв. как общество, в котором значительного развития достигли капиталистические отношения. Эта тенденция, по существу, являлась интерпретацией европейской концепции "традиционного общества", только с акцентом на извечном существовании капиталистических отношений в Китае.
Так, Цюань Хань-шэн в специальной монографии [249] утверждал, что цеховая система возникла в китайских городах еще в древности, а к X-XI вв. уже сложились капиталистические отношения.
Гипотезу о необыкновенно высоком развитии городской экономики в Китае IX-XII вв. выдвигал и другой историк - Цзюй Цин-юань. Он находил в городах VII-VIII вв. сложившуюся цеховую систему [238], а город XI-XIII вв. рассматривал как структуру, в которой происходила отчетливо выраженная имущественная и социальная дифференциация и зарождались капиталистические отношения [236]. В книге "Казенное и частное ремесло танского и сунского времени" Цзюй Цин-юань писал о существовании частных мастерских с 200-300 работниками, о наемном труде, о необычайно резкой имущественной и социальной дифференциации внутри цеха, выделении богачей и разорении мелких ремесленников. В доказательство же этого он приводил лишь факты из книги Мэн Юань-лао о блинных лавках в Кайфыне, где работало по 50 человек, и единичные сведения о большом количестве работников в мастерских. Одним из существенных недостатков исследования было смешение частного производства с казенным. Автор не говорит о капитализме прямо, однако из его рассуждений получается, что сунский Китай переживал фазу позднего феодализма, в недрах которого возникали капиталистические отношения.
Оценивая китайскую историческую литературу 30-х годов - ее метод, ее источниковедческую базу, - не следует забывать, что всего полтора-два десятилетия отделяло время ее создания от маньчжурской империи Цин с ее феодальной историографией, официальным летописанием и пр. Стремление впервые объяснить историю своей страны с более или менее современных позиций, поиски новых методов исследования нередко приводили авторов 30-х годов к крайностям и заблуждениям. Так, например, попала в китайскую литературу концепция "традиционного застойного общества". Эти первые попытки исследовать социальную структуру городов и ремесел средневековья базировались и на крайне узкой источниковедческой базе - основные (Источники по истории ремесла и городской экономики еще не вошли к тому времени в научный оборот.
Следующий этап в изучении китайскими историками экономической и социальной структуры феодальных городов, городских ремесел и торговли наступил только спустя два десятилетия после выхода в свет исследований Цюань Хань-шэна, Цзюй Цин-юаня и некоторых других ученых. В 50-х годах в КНР появилась целая серия работ (около 30), посвященных изучению социально-экономического строя китайского города XI-XIII вв. Среди них есть монографии, большие статьи, исследования, обзоры и просто заметки. Одна их часть - конкретные исследования по различным вопросам развития ремесла, торговли и т. п., другая - работы общего характера, где с привлечением "городского" материала рассматривается структура китайского общества исследуемого периода.
Отличительная черта данного этапа китайской историографии заключается в том, что лучшие представители старой китайской интеллигенции и поколение молодых историков старались проводить исследования на основе марксистско-ленинской методологии, с марксистских позиций разобраться в отечественной истории. Эти первые шаги в создании марксистской историографии не всегда были последовательны и удачны: порой китайские ученые допускали хронологические сдвиги или механически переносили на средневековый Китай готовые модели, созданные при изучении конкретной истории других стран; иногда научный уровень этих работ был недостаточно высок. Тем не менее в 50-е годы историческая наука в КНР вставала на верный путь, столь трагически пресеченный событиями середины 60-х годов.
Другая особенность рассматриваемого периода - расширение круга источников. Именно в 50-е годы широко издавались описания Кайфына и Ханчжоу, переиздавались некоторые дифанчжи (местные описания), содержавшие материалы о городах, публиковались официальные исторические труды и литературные памятники XI-XIII вв. Это расширило возможности медиевистов КНР, позволило им обратиться к более углубленному изучению совершенно новых сюжетов: ремесла и торговли в городах, наемного труда, социальной структуры городского общества.
В работах 50-х годов, опубликованных в КНР, также можно проследить несколько точек зрения в оценке города XI-XIII вв.
Некоторые историки, продолжая тенденцию, наметившуюся в 30-х годах, утверждали, что в городской экономике того времени происходило зарождение капиталистических отношений (Кун Цзин-вэй [187], Фу Чжу-фу и Ли Цзин-нэн [226], Шу Ши-чэн [269-271], Кэ Чан-цзи [190] и др.). Ссылаясь на единичные явления из экономической истории феодальных городов, они строили на этих отдельных, случайных фактах концепцию о раннем зарождении капитализма в Китае. Так, Кун Цзин-вэй [см. 187] приводил данные из "Свода повествований, составленного в годы Тайпин синго" о том, что в середине VIII в. в г. Шоусяне (пров. Аньхой) существовало частное предприятие некоего Лю Цин-чжэня по обработке чайного листа, на котором трудился 21 ученик. На этом основании Кун Цзин-вэй утверждает, что в VIII в. существовали предприятия капиталистического характера. Таким же образом он использует и относящееся к 40-м годам IX в. сообщение источников, согласно которому в г. Цзинчжоу женщины выполняли швейные работы для купцов. Исходя из данного факта автор приходит к выводу, что в Танской империи существовала капиталистическая кооперация, основанная на объединении капитала и домашнего производства. Кун Цзин-вэй особо подчеркивает, что зачатки капиталистического производства, якобы существовавшие в VIII- IX вв., набрали силу к XII в., но в качестве доказательства приводит лишь данные о расцвете ремесла из книги Марко Поло, относящиеся к концу XIII в.
Близок к точке зрения Кун Цзин-вэя и Шу Ши-чэн [см. 269-271]. По его мнению, например, в XI-XII вв. производство товаров велось на широкий рынок и экономика этого периода уже создала необходимые предпосылки для капиталистического производства. Из текста отдельных работ Шу Ши-чэна видно, что автор весьма тщательно изучил книгу В. И. Ленина "Развитие капитализма в России". Однако, увлекшись поисками процессов и явлений, сходных с теми, которые описал В. И. Ленин, автор всю схему структуры русских промыслов XIX в. механически перенес на Китай XI-XII вв. Поэтому Шу Ши-чэн переоценивает и развитие торговли, и роль денег, и степень разделения общественного труда и разложения натурального хозяйства, утверждая, что в XI-XII вв. шел процесс первоначального накопления и существовала "система эксплуатации наемного труда капиталом".
Аналогичные нарушения принципа историзма мы находим в статье Ван Фан-чжуна [179]. Решительно критикуя Кэ Чан-цзи за модернизацию, за необоснованные утверждения о начале капиталистического развития в ремесле XI-XII вв., автор в то же время сам грешит такими же ошибками.
Всю схему структуры русских промыслов в XIX в., рассмотренную В. И. Лениным в главе V книги "Развитие капитализма в России", он переносит на китайское городское ремесленное производство XI-XIII вв. Догматически использовав ленинское учение о развитии капитализма, спутав временные категории, Ван Фан-чжун не смог правильно объяснить многих особенностей развития китайского феодального города в указанный период. Критикуя Кэ Чан-цзи за "капитализацию" средневекового Китая, он сам оперирует терминами политэкономии капитализма: говорит о конкуренции, о капиталистической кооперации, о расширении (даже не о зарождении) общенационального рынка.
Автор хорошо усвоил, например, положение В. И. Ленина о том, что в русских промыслах ремесленники имеют связь с землей. И он последовательно "внедряет" данное положение применительно к сунскому городскому ремеслу, совершенно не учитывая того факта, что земля вокруг китайских городов не могла удовлетворить нужд огромного городского населения и что большинство горожан составляли ремесленники, разнорабочие и пр., полностью порвавшие с землей. Городских цеховых ремесленников автор часто путает с крестьянами, занимавшимися домашними промыслами. Он, например, пишет: "Из-за неразвитости экономики ремесленник и был включен в городскую организацию, и входил в сферу деревенской экономики" [179, с. 54]. Это не что иное, как перенесение русского "отходничества" на Китай XI-XII вв.
На самом же деле в сунском Китае подобное "двойное" функционирование производителя и в городе и в деревне практически было совершенно исключено. На пути его развития стояли как подкрепляемые всей мощью государственного аппарата узаконения о приписке жителей к определенному месту, о внедрении в городе и деревне системы круговой поруки, так и факторы объективно-экономического порядка: повсеместное распространение домашней деревенской промышленности, отсутствие у крестьян - в условиях сбора двух-трех урожаев в год - "мертвого сезона".
Ван Фан-чжун утверждает далее, будто в Сунской империи существовал более высокий тип ремесла, чем цеховое производство и казенные мастерские, а именно выделявшееся из цеха и казенного производства свободное, не скованное цехом мелкотоварное производство, "расширявшееся с развитием рынка". "Хотя мы и не видим ростков капитализма, однако в это время, без сомнения, создавались важнейшие условия и предпосылки для будущего развития капитализма", - подчеркивает автор [179, с. 57]. Для доказательства данного положения он выдвигает, например, тезис об отделении казенных мастерских от сельского хозяйства как одном из этапов процесса выделения мелких товаропроизводителей в сунском Китае [179, с. 42]. Однако это утверждение опровергается всей историей казенного ремесла: казенные мастерские - и столичные и провинциальные - неизменно находились под контролем дворцового управления и никогда с сельским хозяйством не были соединены.
Другое утверждение Ван Фан-чжуна, согласно которому бумажное производство представляло собой кооперацию производителей, работавшую на широкий рынок и приобретавшую сырье в товарной форме, строится на нескольких цитатах, где восхваляются качества бумаги, и на предположении, что в одном из храмов Чэнду мастера-бумагоделатели приносили жертвы из боязни конкуренции [179, с. 43], т. е. не имеет серьезного обоснования.
Третий его тезис: "Были некоторые помещики, чиновники, торговцы, основавшие у себя дома шелкоткацкие мастерские, также отделившиеся от сельского хозяйства" [179, с. 42] - вообще никакими фактами в статье не подтверждается.
Фу Чжу-фу и Ли Цзин-нэн более сдержанны в выводах. В своей статье [226] они приводят довольно много разнообразных данных о расслоении массы мелких производителей в XII в., о накоплении денежного капитала и применении наемного труда в районах, наиболее развитых экономически (области Чучжоу, Ханчжоу), и в наиболее передовых отраслях ремесла (шелкоткачество), ставя на этом основании вопрос о возникновении зачатков капитализма. Однако авторы оговаривают, что данная проблематика исследована еще недостаточно глубоко, материалов недостаточно и окончательные выводы пока невозможны.
Центральной темой, вокруг которой развернулось обсуждение проблемы социально-экономического строя Китая XI-XIII вв., стал вопрос о характере наемного труда. Среди историков КНР, участвовавших в дискуссии, весьма широко распространена точка зрения, согласно которой всякая оплаченная работа рассматривается как капиталистический наем; экономическое содержание данного явления ими выводится непосредственно из терминологии, преувеличиваются размеры применения найма и на этом основании делаются выводы о раннем генезисе капитализма в Китае.
К числу историков, оценивающих наем рассматриваемого периода как капиталистический, можно отнести Кэ Чан-цзи [190], Шу Ши-чэна [269-271], Фу И-лина |223-225], Кун Цзин-вэя [187]*.
* (Разбор взглядов историков КНР по вопросу о характере и формах найма см. ниже, с. 134-136.)
Следует отметить, что концепции китайских ученых, связанные с преувеличением уровня развития городской экономики XI-XIII вв., опираются на достаточно узкую источниковедческую базу. Среди использованных ими источников абсолютно отсутствуют документы - до сих пор не найдено ни цеховых уставов XI-XIII вв., ни текстов договоров о найме рабочей силы или заключении торговых сделок. В работах ученых КНР (за исключением, пожалуй, лишь Мэн Вэнь-туна [195]) почти не нашли отражения и статистические данные из экономических разделов (Ши хо) династийной истории и "Чернового свода важнейших материалов династии Сун". Наиболее широко использованы в исследованиях по городской экономике источники нарративные - упоминавшиеся описания Кайфына и Ханчжоу, принадлежащие кисти Мэн Юань-лао, У Цзы-му, Чжоу Ми и др., частные сочинения наподобие "Трактата о парче из Шу", "местные описания". Кроме того, к исследованию широко привлекаются произведения живописцев X-XIII вв., отражающие городскую жизнь (например, картина Чжан Цзэ-дуаня "День поминовения предков на реке [Вянь]", изображающая жизнь Кайфына).
Безусловно, эти источники содержат сведения, необходимые при изучении городских рынков, цехов, мастерских. Однако взятый в качестве основы и не подкрепленный статистикой, данный материал не всегда является достаточным при выяснении уровня и степени социально-экономического развития. В результате основным методом обоснования рассматриваемой концепции стали широкие обобщения на базе единичных фактов, построение на такой основе выводов формационного порядка.
Нельзя пройти мимо и существенной разницы в методике, из которой исходили китайские ученые 30-х годов, с одной стороны, и 50-х годов - с другой.
Для первых вывод о высоком уровне развития социально- экономических отношений в Китае как в древности, так и в VII-XIII вв. (например, утверждения о наличии уже в конце I тысячелетия до н. э. элементов сложившейся цеховой системы) был результатом взгляда на историю человечества как на своего рода ретроспективное продолжение буржуазного общества, т. е. отрицания идеи смены формаций.
Историки же КНР, как можно заключить из имеющихся работ, в своих теориях "ранней капитализации" исходят из неверной трактовки экономического содержания процесса коммутации отработочных повинностей и денежной ренты.
Кроме того, построения, согласно которым в Китае процесс разложения феодализма и генезиса капитализма начался очень рано и в XI-XII вв. возникли и мануфактура, и наемный труд, в некоторых случаях, возможно, призваны были обосновать идею своеобразного "приоритета" Китая, в указанный период столь капитально якобы обогнавшего в общественно-экономическом развитии Европу.
Значительно интереснее полемических статей о зарождении капитализма [см. 258] были конкретные исследования китайских ученых по экономической истории города X-XII вв. или по отдельным специфическим вопросам, связанным с городской экономикой.
В этой связи можно назвать опубликованные в 1955-1961 гг. статьи Цзи Цзы-я [233], Чэн Су-ло [261], Ши И-куя [266], Чэнь Чан-юаня [264], Ван Фан-чжуна [179], Мэн Вэнь-туна [195] и др. Все эти работы (за исключением последней) написаны в основном на близкие темы. Сходны они и по структуре: в начале статей кратко говорится о развитии экономики Сунской империи, росте городов, затем дается характеристика различных отраслей ремесла, перечисляются цехи, факты найма рабочей силы. Потом приводятся сведения о торговле с перечислением предметов торга, сумм налогов, собиравшихся в отдельных городах, мест ярмарочной торговли. Объединяет указанные, сравнительно небольшие по объему работы и одинаковая в основном источниковедческая база - во всех них приводятся одни и те же (либо сходные) факты, цифры, отрывки из описаний городов.
В этих статьях, как правило, нет данных, которые были бы добыты путем сквозного чтения официальных многотомных историй и энциклопедических изданий. Каждая из них, строго говоря, лишь начало изучения проблемы, первая попытка и накопления материалов, и их осмысления.
Приведенная характеристика относится в общем и к книге Ли Цзянь-нуна "Черновая история экономики в период Сун - Юань - Мин" [192]. Данный труд - нечто среднее между собранием материалов и очерковой работой: небольшие подборки коротких отрывков из источников по различным вопросам экономики заканчиваются авторским текстом с оценкой уровня развития производства, степени распространения торговли и пр. Эта сравнительно небольшая книга охватывает все области экономики, аграрные отношения, налоги, ремесла, внутреннюю и внешнюю торговлю на протяжении семи веков, поэтому указанные вопросы не получили, естественно, в ней достаточно полного освещения. Весь материал, приводимый автором, подчинен единому замыслу: доказать, что во всех областях, сферах и отраслях производства Китай достиг высокого уровня развития, формы которого выходили за рамки феодализма. Однако собранных фактов явно недостаточно для столь широких обобщений.
Значительный материал по экономике Сунской империи собран в книге Чжан Цзя-цзюя "Перемещение центров экономики в период обеих Сун на юг" [252]. По мнению автора, перемещение основных экономических центров из бассейна Хуанхэ на юг началось с VIII в., когда правительство стало интенсивно использовать ресурсы Юго-Востока для обеспечения продовольствием и ремесленными изделиями северо-западных районов Китая. В империи Сун использование ресурсов юга было освящено и официальной доктриной: "Основа (ствол) государства обеспечивается [ветвями] Юго-Востока" [252, с. 8].
Сведения о развитии сельского хозяйства юга, приведенные в книге, дают возможность судить о некоторых причинах проходившего тогда процесса урбанизации. Автор приводит интереснейшие данные об урожайности риса, стоимости различных сортов чая, объеме водных перевозок с юга на север и пр. [252, с. 10-12]. В книге содержатся многочисленные статистические данные о литье монеты в Северном и Южном Китае, некоторые (как правило, известные по другим работам) сведения о состоянии наиболее развитых ремесел и промыслов, добыче полезных ископаемых, кораблестроении, ткачестве и крашении.
Казалось бы, Чжан Цзя-цзюй - мастер спокойного, обстоятельного изложения исторических фактов; он сопоставляет точные числовые данные о развитии Севера и Юга. Но за всем этим стоит мысль, послужившая, как можно предположить, исходной посылкой создания книги: потеря отсталого Севера не слишком много значила для китайского государства, которое продолжало процветать в плодородном, экономически высокоразвитом Южном Китае.
Одна из главных проблем рассматриваемой тематики - изучение состояния производительных сил в городах и ремесленном производстве. Наиболее важными видами ремесла в хозяйственной жизни XI-XIII вв. китайские историки называют добычу и обработку металлов (производившиеся в основном за пределами городов), судостроение, ткачество, производство бумаги и книгопечатание, производство керамики и фарфора, обработку чайного листа. Однако среди перечисленных работ нет ни одной, где хоть сколько-нибудь полно освещались бы эти вопросы: авторы ограничиваются лишь перечислением отдельных фактов, дающих представление об увеличении выплавки металлов, распространении хлопка, росте книгопечатания и т. д.
Весьма важно также изучение ремесленной техники. И данный вопрос в определенной мере привлек, естественно, внимание китайских ученых. В работах Ши Хун-да исследована техника текстильного производства - уровень ее развития и эволюция [267-268]; в коллективной монографии о цзиндэчжэньском фарфоре [234], в книге Тун Шу-е [219] и др.- техника и технология производства фарфора; истории китайского фарфора посвящены работы Чэнь Вань-ли [262-263]. Ши И-куй описал простейшие механизмы, применявшиеся в XI-XII вв. при обрушении риса, обработке чая и т. п. [266], Чэн Су-ло и Фэн Хань- юн - развитие кораблестроения i[260; 228-229].
Существенный недостаток работ по истории техники - их описательность: как правило, отсутствуют сопоставления с ремесленной техникой других стран, с более ранними механизмами и приспособлениями, применявшимися в самом Китае, осталась неизученной такая проблема, как соотношение между техникой и уровнем ручного мастерства.
Одно из немногих исключений составляют весьма обстоятельные работы Ши Хун-да по истории китайской текстильной техники [267-268]. В статье "Хлопчатобумажное производство на территории Фуцзяни, Гуандуна и Гуанси в период Южной Сун" [267] он рассматривает скрупулезно собранные им свидетельства самых разнообразных источников об ареале распространения хлопка, текстильной и красильной технике и приходит к очень интересным выводам о том, что в XII-XIII вв. хлопчатобумажное производство не составляло еще самостоятельной отрасли ремесла, а было лишь одним из видов подсобной домашней промышленности с крайне низкой техникой. Торговля хлопчатобумажными тканями оставалась все еще ограниченной и не выходила за пределы Фуцзяни, Гуандуна и Гуанси.
На основании источников историки разделяют ремесло на казенное и частное. Приводится, например, текст из "Трактата о парче из Шу", где сообщается, что в XI в. в Чэнду было занято в казенных шелкоткацких мастерских 329 работников [79, с. 29-31]. По данным хроники Ли Дао, приводимым Чэн Су-ло, в кайфынских ткацких мастерских, тоже принадлежавших казне, было 400 станков, а в 11 государственных оружейных мастерских было занято 3700 работников [261, с. 15]. В казенных мастерских были элементы разделения труда.
Ухватившись за эти весьма заманчивые (для сторонников раннего возникновения капиталистических отношений) факты, некоторые китайские историки (например, Чэн Су-ло), принимают такого рода казенные мастерские за мануфактуру [261, с. 13], а деление ремесла на многие отрасли производства - за мануфактурное разделение труда в процессе производства. Аналогичную ошибку делают и другие китайские ученые (например, Цзи Цзы-я [233]), смешивающие такие понятия, как дробность ремесел, множественность ремесленных специальностей, с разделением труда в процессе производства и на этом основании делающие выводы о раннем возникновении мануфактур.
Один из важнейших аспектов исследования ремесла и торговли - тщательное изучение терминов, обозначающих цехи, ремесленные мастерские, гильдейские объединения, и на этой основе выявление различных типов и форм ремесленных предприятий. Это позволило бы определить структуру ремесленного производства, изучить социальный строй города. Однако большинство китайских историков (например, Чэн Су-ло [261], Чэнь Чан-юань [264]) приводят обычно перечень названий цехов и мастерских без выяснения их конкретного содержания, подтверждают свои теории единичными, подчас недостаточно репрезентативными данными.
От внимания исследователей нередко ускользают специфические особенности китайских цехов - их торгово-ремесленный характер, полная подчиненность феодальным властям и т. д. Так, Чэн Су-ло выделяет два типа цехов в XI-XII вв. - ремесленный и торговый [261, с. 16], тогда как на самом деле в то время преобладали организации смешанного типа.
Не может не вызвать возражения оценка, которую дал городу XI-XIII вв. китайский историк Мэн Вэнь-тун. Он утверждал, что города того времени оставались чисто торговыми, ремесла и ремесленников в них не было совсем, а поэтому не было и городских восстаний в период Сун [195, с. 49]. Подобный вывод опровергается весьма легко хотя бы материалами хроник XI и последующих веков, а также других источников, где приводятся весьма выразительные описания городских восстаний (например, создание в конце 1047 г. повстанческого города-государства восставшими жителями Бэйчжоу под руководством Ван Цзэ [см. 147, с. 341-373]). Причину подобного заблуждения, очевидно, следует искать в том, что Мэн Вэнь-тун пользовался в качестве источника только разделами "Продовольствие и товары" из династийной истории и "Чернового свода...", в которых материалы по ремеслу не нашли почти никакого отражения*.
* (На это обращает внимание Вада Сэй [15а].)
В китайской литературе 50-х годов значительное внимание уделено проблемам торговли в XI-XIII вв.: исследуются типы рыночной торговли, межгородские связи, размеры товарного потока и пр.
Так, Чэнь Чан-юань [264] сосредоточил внимание на торговле в Кайфыне и выдвинул тезис о больших ее масштабах, о расширении и укреплении товарных связей этого города с другими районами. Однако автор не привел в доказательство сколько-нибудь убедительных данных, кроме общей суммы налогов (400 тыс. связок в год), взимавшихся с кайфынских рынков [264, с. 29], и описания городской торговли по картине Чжан Цзэ-дуаня "День поминовения предков на реке [Бянь]" [264, с. 28]. Вызывает возражение и утверждение Чэнь Чан-юаня, будто рынок того времени не подвергался никаким ограничениям. В доказательство он лишь сообщает, что торговля велась в чайных и кабачках {264, с. 31-35], игнорируя тот факт, что они тоже были обложены торговыми налогами.
Довольно много разнообразного числового материала по торговле собрано в статье Ши И-куя {266]. Автор оперирует сведениями о количестве населения в торговых городах, о торговых пунктах и ярмарках вокруг крупных городов и взыскивавшихся с них торговых налогах. Однако по приведенным в статье данным о суммах налоговых сборов весьма трудно представить реальный объем торговли, и вывод автора о том, что "движение товаров было велико, со всех сторон направлялись они в Линьань (Ханчжоу)" [266, с. 34-35], недостаточно обоснован.
Ши И-куй описывает различные типы рынков в городах XI-XIII вв., выделяя в качестве основных специализированные рынки (по продаже риса, овощей, рыбы, мяса, лошадей, жемчуга, цветов, лекарств), ночные рынки ("Чертов рынок" в Кайфыне) и периодические ярмарки за городской стеной.
Оценивая в целом литературу, в которой исследуется городская торговля X-XII вв., следует признать, что приведенные в ней отдельные факты, связанные с торговлей и товарным производством, не могут служить основанием для выводов об удельном весе товарного производства и тенденциях его развития. Только комплексное исследование проблемы роста торговли, и в особенности изучение элементов статистики, содержащихся в средневековых источниках, позволяет ответить на вопрос об уровне развития товарно-денежного хозяйства и его соотношении с хозяйством натуральным.
Поэтому столь значительный интерес представляет работа Мэн Вэнь-туна [195]. Он ставит под сомнение утверждение ряда историков КНР (фамилии он не называет) о процветании торговли в X-XII вв., о широком развитии обмена между торгово-экономическими центрами, о существовании внутреннего государственного или национального рынка в сунском Китае.
Объектом исследования Мэн Вэнь-тун выбрал торговые налоги, которые в XI - начале XII в. собирались в 39 городах и других торговых пунктах, расположенных на такой важнейшей магистрали, как Янцзы. Для анализа взяты записи о двух основных видах налогообложения торговли: гошуе - налоге с торговцев, передвигающихся с товарами по стране (2% - 20 цяней с 1000), и чжушуе - налоге с торговцев, деятельность которых протекала на одном месте (3% - 30 цяней с 1000). Произведя подсчеты по данным о суммах торговых налогов, приведенным в разделах "Торговые налоги" из "образцовой истории" и "Чернового свода важнейших материалов династии Сун", автор получил следующие данные: только в одном городе (в центре округа Цзяннин) сумма налоговых сборов за год достигала 45 тыс. связок, в двух городах она составляла 20-30 тыс., в семи пунктах - 10-20 тыс., а в остальных 29 (из выбранных 39) не превышала 10 тыс. связок.
Согласно подсчетам Мэн Вэнь-туна, налоговые поступления из сравнительно крупных городов и торговых пунктов в 1077 и 1085 гг. составляли не более 10-20% от общей суммы сборов в счет торговых налогов по всей стране [195, с. 46-47]. В результате автор приходит к следующим выводам.
1. Существовал торговый обмен как между большими городами, так и между городами и мелкими населенными пунктами, рынками чжэней и деревень.
2. Сборы в счет торговых налогов, собираемых на Янцзы, и количество передвигавшихся по Янцзы товаров не превышали аналогичных показателей для внутренних удаленных районов страны, где насчитывалось 120-130 населенных пунктов, объем торговых налогов с которых составляли по 10-30 тыс. связок [195, с. 47].
3. Анализ императорских указов о введении налогов на определенные виды товаров или, наоборот, об освобождении от них показывает, что значительная часть продукции, с которой взимались налоги, производилась не для торгового обмена (рис, дрова, конопля, уголь, хлопчатобумажные и шелковые ткани), а для удовлетворения своих собственных потребностей [195, с. 48-49].
4. Передвижение товаров по стране было ограниченным. Только очень незначительная часть продукции поступала на рынок и обменивалась на потребные предметы ремесла.
Оценивая сделанное Мэн Вэнь-туном, можно сказать, что ему принадлежит честь на только введения в научный оборот массовых статистических данных официальных источников, но и весьма интересной их обработки. Следует, однако, отметить, что в пылу полемики со сторонниками "сунского капитализма" автор кое-где увлекается и высказывает не вполне обоснованные положения. Выше уже приводилась его точка зрения об отсутствии городских восстаний в сунском Китае. Вряд ли можно начисто отрицать и роль Янцзы, одной из главных транспортных артерий страны, в развивающемся обмене. Может быть, данные более полные (а не только на отрезке Ханьян - Шаши) опровергли бы это утверждение Мэн Вэнь-туна?
Почти все историки КНР, занимающиеся изучением городской экономики X-XIII вв., касаются в своих работах вопроса о цеховой организации. О системе ханов в китайских городах писали Цзи Цзы-я, Ши И-куй, Чэнь Чан-юань, Ван Фан-чжун и др. Однако все они ограничивались простым перечислением цехов или приводили отрывки из источников, свидетельствующие о существовании цехов, т. е. сосредоточивали внимание лишь на факте, сомнения не вызывающем. Основная же задача, заключающаяся в исследовании закономерностей развития цехов, особенностей их формирования, никем в медиевистике КНР не решалась. Более того, даже проблемы такой не ставилось.
На примере изучения цеховой системы можно видеть, что в трудах историков КНР по средневековью, как правило, отсутствует сравнительный анализ экономических и социальных категорий, существовавших в Китае, в плане их сопоставления с аналогичными, уже достаточно хорошо изученными явлениями в Европе или в других странах Азии. Так, отличительной чертой китайского цеха некоторые историки считают его смешанный, торгово-ремесленный характер, сочетание в одном лице ремесленника и торговца. В действительности же в этом явлении нет ничего специфического. С такой же структурой цеха встречаемся мы в константинопольском эргастерии (мастерской-лавке) X-XI вв. [см. 112] и других цеховых организациях.
Перед тем как закончить обзор китайской литературы*, остановимся еще на книге Сюн Бо-люя "Разыскания о храме Сянго" [214], посвященной изучению одного из городских монастырей (о ней см. также ниже, с. 156-164).
* (Опубликованные в 50-70-х годах на Тайване работы китайских историков о городах, ремесле и торговле Сунской империи (Сун Си [205-212; 309], Фан Хао [220-221], Тао Си-шэна [218], Ши Вэнь-цзи [265] и др.) были недоступны автору и поэтому не анализируются.)
В публикации сведены фрагменты из различных источников; помимо этого использованы устные свидетельства монахов и местных жителей, документы учреждений и сообщения официальных лиц за период с конца XIX до начала второй половины XX в. Выявленные материалы сгруппированы по разделам, характеризующим положение монастыря в различные исторические периоды, начиная с VI и кончая XX в. Каждая тематическая подборка завершается авторским текстом, где сопоставляются данные различных источников, делаются выводы о функциях монастыря, его связях с буддийским миром, уровне развития монастырской торговли. По-видимому, Сюн Бо-люй - представитель старшего поколения современных китайских историков; об этом свидетельствуют и традиционное, по династиям (и годам правления императоров), расположение материала, и совершенное знание огромного количества исторических и литературных источников, и наконец, гораздо более пристальное внимание автора к религиозным функциям монастыря, чем к его хозяйственной жизни. Из 80 страниц самого большого раздела книги, посвященного X-XIII вв., вопросам храмовой торговли и монастырского ремесла отведено не более семи. Недостатки публикации в значительной степени обусловлены и тем, что Сюн Бо-люй первым среди историков КНР взял на себя нелегкий труд создания подобной работы. Книга представляет ценность не только как специальная монография по истории монастыря, но и как сборник тщательно подобранных источников, которые могут быть использованы и историками буддизма, и историками феодального города.
В западноевропейской, американской и японской синологии постановка проблем города, ремесла, торговли в Китае X-XIII вв. относится к 20-м годам XX в. Для историков, выступающих с позиций буржуазной науки, характерны две конкретные особенности в разработке этих вопросов. Во-первых, проблемы развития города и ремесла рассматриваются, как правило, в рамках концепций "традиционного застойного общества". Поэтому обычно не обращается внимания на динамику социальных институтов, на развитие экономической структуры восточных городов. Во-вторых, сами эти проблемы: специфика формирования городов, особенности торгового капитала и др. - не стали центральными в исследованиях буржуазных авторов по "городской" и "торгово-ремесленной" тематике. Поэтому их внимание долгое время привлекалось либо к бесспорно важным, но подготовительным моментам (перевод и комментирование источников по истории города и ремесла), либо к побочным линиям темы (например, изучение продукции ремесленных мастерских, как прикладного искусства). Только в последние три-четыре десятилетия начали появляться работы, где ставятся социально-экономические проблемы (труды Э. Балаша, Д. Твитчетта, Р. Хартвелла, Л. Ма, В. Айхгорна, Лю Маоцзая, В. Эберхарда, К. Джифкота, Б. Макнайта, ряда японских китаеведов).
В иностранной синологии (так же как, впрочем, и в советской и китайской) отсутствуют исследования по ранней истории города, не изучается типология городов.
Начало изучения города XI-XIII вв., городской торговли, цеховых организаций, рынков связано с именем одного из крупнейших японских востоковедов - Като Сигэси. В 20-30-е годы Като опубликовал серию работ по различным вопросам экономической структуры Китая VII-XIII вв.*. Рассматривая вопросы историко-этнографической характеристики средневековых китайских городов - градостроительство, изменение городской планировки, топонимику и т. п., - автор пришел к выводу, что города XI-XII вв. отличались от более ранних. В результате роста городского населения, подчеркивал Като Сигэси, увеличилась территория многих крупных городов, и за основными городскими стенами сделаны были дополнительные пристройки. Была разрушена система замкнутых кварталов, существовавших в VIII-X вв., на смену им пришла более свободная система улиц и переулков. Распалась старая организация рынков; в отличие от VIII-X вв., когда торговля производилась на рынках, в XI-XII вв. она велась также у городских ворот, на мостах, на больших улицах, на территориях храмов. Помимо дневной торговли в XI-XII вв. получила распространение и ночная - возникли так называемые ночные рынки (еши); отмерли, следовательно, прежние жесткие временные ограничения торговли.
* (Эти работы вместе с другими трудами Като Сигэси, извлеченными из китайских и японских довоенных журналов, вошли в сборник "Исследования по истории китайской экономики", изданный в 1960 г. в Пекине [184].)
В трудах Като Сигэси исследуется и процесс возникновения в Китае цеховых организаций - ханов. По его мнению, в VIII-IX вв. ханами назывались торговые ряды на больших рынках, включавшие, как правило, торговцев и ремесленников одной специальности. В X-XII вв. ханы превратились в повсеместно распространенную социальную организацию торговцев и ремесленников. Однако в тот период профессиональная организация и территориальное поселение еще совпадают: члены одного хана живут, как правило, на одной улице или в одном квартале.
В одной из работ Като выясняется вопрос о различиях между цеховыми организациями в Китае VII-XIII и XVII-XIX вв. Рассматривая эволюцию термина "хан" и изменение функций этой организации, автор приходит к выводу, согласно которому возникновение наряду с ханом земляческой организации - хуэйгуаня - явилось прямым результатом роста межобластных торговых связей.
Написанные 40-50 лет назад статьи Като Сигэси чаще фиксируют лишь внешние, видимые стороны сложных экономических процессов. Автор даже не ставит вопроса о развитии производительных сил как основном факторе, определившем и рост городов, и изменение форм торговли. Однако сама идея непрерывного развития форм торговли, типов ремесленных организаций, а также значительный (для 20-30-х годов) круг источников, использованных автором, делают его работы интересными и для современных исследователей.
Зачинателем изучения социально-экономической структуры китайского города в европейской синологии является Э. Балаш, выступивший в 50-х годах с серией статей и сообщений, публиковавшихся в различных периодических изданиях. Наиболее полно взгляды Э. Балаша выражены в статьях "Китайские города", "Марко Поло в столице Китая", "Ярмарки в Китае", "Зарождение капитализма в Китае" [277]. Первая из них - небольшое эссе, где автор высказывает чрезвычайно интересные соображения о природе и характере китайского средневекового города. Вторая статья посвящена Ханчжоу XIII в. - его территории, населению, градостроительству, социальной организации, быту. В этих первых в западной синологии работах по истории китайского города использовано пока небольшое количество источников: описания Кайфына и Ханчжоу, записки Марко Поло, материалы, извлеченные из трудов Като Сигэси, художественная литература. Но статьи Э. Балаша чрезвычайно интересны постановкой новых проблем, смелыми гипотезами, серьезным подходом к изучению урбанизации на Востоке. Он писал о том, что с VIII-IX вв. и в течение нескольких следующих столетий в результате естественного процесса урбанизации происходило изменение характера старых военных городов: развивалось ремесло, возникали загородные и ночные рынки, распадалась система замкнутых кварталов, в "щелях традиционной социальной структуры нарождался новый класс" [277, с. 72]. Э. Балаш выделяет несколько типов феодальных городов в Китае. Причем определяющим критерием он избрал не территорию города и даже не количество городского населения, а степень урбанизации, "наличие специфически городского класса, который может быть свободно определен как буржуазия" [277, с. 66].
В статье "Зарождение капитализма в Китае" автор утверждает, что подъем городов и зарождение нового класса буржуазии происходит в Китае в VII-IX вв. Процесс этот, согласно его мысли, интенсифицируется начиная с X-XI вв., когда было ослаблено государство и скованы силы, враждебные "среднему классу".
В работах Балаша поставлены еще две чрезвычайно важные проблемы - отличие китайских городов от европейских и причины задержки развития городов и "городского класса" в Китае.
Согласно его концепции, существенным признаком китайского средневекового города является подчинение феодальным властям, отсутствие эмансипации и свободы. В Китае, пишет он, в отличие от средневековой Европы купцы не имели никакой автономии, лишены были каких-либо специфических прав [277, с. 77], в результате чего деревня оказалась более свободной и автономной, чем город [277, с. 70].
В числе факторов, задержавших развитие городов, автор назвал отсутствие хартий и легализованных статутов (уставы китайских цехов были впервые опубликованы только в конце 50-х - начале 60-х годов XX в.), юриспруденции, кодекса гражданских законов, надежных привилегий, автономии городской администрации. "Поэтому-то китайские города, - писал Балаш, - в противоположность городам Запада не стали магнитом для деревни, были неспособны выполнить роль социального катализатора... Их жизнь, как и весь социальный организм, находилась под доминантой всемогущего, вездесущего государства" [277, с. 78].
Некоторые утверждения Э. Балаша вызывают возражение синолога-марксиста. Так, не видя различий между понятиями "буржуазия" и "торгово-ремесленное население средневековых городов", он пишет о буржуазии применительно к периоду расцвета феодализма. Не оправдано и не подтверждается фактами проводимое им противопоставление города и "свободной" деревни: автор забывает и о государственной системе эксплуатации, и о круговой поруке баоцзя. Спорны и хронологические построения в его работах: оформление цехов и гильдий он датирует VII-VIII вв., хотя на самом деле вряд ли оно произошло раньше X-XI вв.
Чрезвычайный интерес для синологов-медиевистов представляет осуществленная под руководством Э. Балаша работа по составлению и изданию "Экономической карты Китая XI в.", увидевшей свет вместе с его вступительной статьей в 1957 г. [276]. Задуманная как приложение к труду Э. Балаша "Материалы к учебнику по истории Сун", карта имеет самостоятельное значение: созданная на основании многочисленных источников, она отличается исключительной точностью и документельностью. По словам автора, карта является результатом научного сотрудничества ученых многих стран, занимающихся Китаем X-XIII вв., "она интегрировала в себе в самом широком плане все известные работы по сунскому профилю" [276, с. 587]. (Правда, в список ученых-синологов Э. Балаш не включил ни одного историка КНР.)
В качестве материалов для составления карты автор использовал административные документы сунского двора, в частности документы, связанные с реформами Ван Ань-ши, раздел "Продовольствие и товары" из "Чернового свода...", где собраны статистические данные о торговых налогах за 1077 г., о добыче полезных ископаемых за 1078 г. и чайных налогах за 1162 г. и др. На карту нанесены города и пункты сбора торговых налогов, места добычи полезных ископаемых, районы производства чая.
Работа над картой позволила Э. Балашу сделать некоторые интересные выводы относительно состояния и развития экономики Сунской империи. Так, по его мнению, к XI в. центрами наибольшей экономической активности стали приморские провинции юго-восточного Китая. Морская торговля со странами Индии и арабского мира сыграла значительную роль в экономическом подъеме провинций Фуцзянь и Гуандун. Торговые связи с государством киданей Ляо, Кореей и Японией способствовали увеличению количества городов и росту суммы налоговых сборов с торговли в Шаньдуне. Автономное положение занимала пров. Сычуань; несмотря на политику экономического ограбления. которая проводилась сунским двором по отношению к ней в X-XI вв.*, она продолжала оставаться очагом активной торговли. Район же пров. Шэньси, являвшийся центром экономической жизни страны до X в., окончательно утратил свое тысячелетнее главенство.
* (По сунскому законодательству, в Сычуани, как и в Северном Китае, имела хождение железная монета, тогда как в Южном Китае - медная. Их официальный обменный курс всегда составлял 1:10 и был исключительно неблагоприятен для экономической жизни провинции. Подробнее см. гл. 5 настоящей работы.)
Объем торговли в Сунском государстве к концу XI в. увеличился на 73 по сравнению с серединой века. Преобладающую роль в ней занимали города, впитывая до 2/3 товарооборота своего экономического района. Уже в XI в. Ханчжоу имел тенденцию превращения в главный торговый город страны, соперничавший с Кайфыном.
Во вступительной статье Э. Балаша приводятся составленные им статистические таблицы торговых доходов коммерческих центров и территориальных районов, представляющие исключительную ценность при изучении истории китайской феодальной экономики.
Автор обращает также внимание исследователей на неравномерное размещение добычи полезных ископаемых в Сунской империи: медь, на которой основывалась монетная система Китая, добывалась в основном на юге, а месторождения железа, незаменимого при изготовлении оружия и сельскохозяйственных орудий, нередко оказывались легкой добычей соседей-кочевников на севере.
Однако заключение, которое делает Э. Балаш в конце вступительной статьи, противоречит всем его частным определениям развития экономики Китая второй половины X-XIII в. В общей и окончательной оценке он не может отказаться от концепции "традиционного общества".
Исследованию форм рыночной торговли посвящена работа Э. Балаша "Ярмарки в Китае" [277, с. 55-63]. Автор прослеживает процесс возникновения данной формы торговли в Китае, приводит терминологию источников, обозначающую рынки и ярмарки. По мнению ученого, IV-VII века были временем наиболее активного развития ярмарок, сходных с ярмарками европейского средневековья (Foire) - прихрамовыми, пригородными, пограничными, где широкими возможностями пользовалась частная торговля. Однако в VIII-XII вв. эти ярмарки были задавлены, торговая деятельность осуществлялась через установленные государством пункты обмена шибо и хуши. Государство ограничивало всеми способами развитие частной инициативы, изымало торговые прибыли купцов. Утверждение централизованного государства и абсолютистской власти в X в. Балаш считал причиной, из-за которой китайские города не стали развиваться по пути фландрских и североитальянских, т. е. не добились самоуправления, городских хартий и т. п. По его млению, ярмарки, существовавшие в Китае X-XII вв., можно сравнивать с таковыми же в Византии и Египте. Вместе с тем в статье показано, что ограничительная политика государства не могла целиком приостановить развитие частной инициативы. Результатом этого было появление гильдий и корпораций (хан), возникновение которых он относит к VII в.
Взгляды Э. Балаша - рабочие гипотезы, которые нуждаются еще в проверке и доказательствах. В его работах гораздо больше интересных догадок и предположений, чем стройной системы доказательств.
Обращает на себя внимание одна особенность работ Э. Балаша. В его статьях неоднократно встречаются упоминания о "китайском традиционном обществе", о "застойном обществе", где господствует "деспотическая, бесспорная и абсолютная сила ученых-чиновников" [277, с. 41, 53, 65 и др.]. Однако в конкретных исследованиях по городу, по китайской экономике X-XIII вв. им приводятся такие материалы и даются такие частные определения, которые опровергают подобные высказывания. Например, характеризуя сунский Китай, он пишет: "В этот момент обнаруживается сильный толчок нового класса, который делает усилие, чтобы народиться: это городская буржуазия, которая в равной степени удалена как от класса крестьян, так и от правящего класса чиновников и зажата между двумя столпами китайского традиционного общества" [277, с. 593].
Работы Э. Балаша представляют значительный вклад в современную синологию: одним из первых он обратил внимание на "местные описания" как исторический источник, ввел в научный оборот многие материалы о торговле из "образцовой истории", в статье о рынках предпринял опыт сравнения европейской и восточной торговли.
Проблему урбанизации китайского общества в XIII в. ставит французский историк Ж. Жерне в своей работе "Повседневная жизнь Китая накануне вторжения монголов. 1250-1276 гг." [287]. Написана книга для самого широкого читателя. Живым и изящно легким стилем автор повествует о превращении Ханчжоу в столицу, о градостроительстве, населении, об административном управлении и положении различных общественных слоев. В основу книги положены упомянутые выше описания Ханчжоу и книга Марко Поло.
Другая работа Ж. Жерне, статья "Замечания о китайских городах к моменту расцвета ислама", написанная специально для сборника "Исламский город" [286], носит более общий характер. Она представляет собой не самостоятельное исследование, а, скорее, обобщение уже имеющихся в европейской синологии работ по китайскому городу; в ней отмечаются некоторые черты, отличающие его от городов мусульманского мира.
Автор пишет, что китайская традиция вплоть до X в. не выделяла город как самостоятельное понятие, не отличала его от соседней территории. В Китае строительство городов в досунский период было не показателем процесса урбанизации, а неотъемлемой частью государственных общественных работ, обеспечивавших оборону, а также транспортировку, хранение и распределение важнейших продуктов и пр. [286, с. 78].
Засилье чиновничьей бюрократии, контроль государства над производством и продажей основных продуктов питания, добычей металлов, денежной системой и рыночными ценами препятствовали возникновению слоя городских торговцев и свободных ремесленников. "Вот почему, несмотря на большую экономическую активность и значительный объем обмена, несмотря на богатства и технический прогресс, Китай лишь весьма поздно узнал город как специфическую реальность, отличную от деревни своей значительно большей плотностью населения, характером деятельности, образом жизни и типами людей" [286, с. 78].
Отличительной чертой досунского города Ж. Жерне считал его внутреннюю разобщенность, рассматривая его как конгломерат изолированных друг от друга единиц - кварталов. Внутренняя жизнь городских кварталов сходна с жизнью деревни: вмешательство государства в нее менее ощутимо и носит косвенный характер, власти не занимаются организацией кварталов, жители их соединены родственными и профессиональными связями, что позволяет государству ввести коллективную ответственность [286, с. 80]. Особенности социальной морфологии досунского города нашли отражение и в его топографии - не существует ни общественного, ни религиозного центра, общего для всех жителей. "Город, - писал Ж. Жерне, - временное произведение, как и все создания империи, группа маленьких социальных единиц, которые не имеют никаких связей между собой и которые игнорируют друг друга" [286, с. 80]. По мнению автора, специфической чертой досунского города являлось и то, что "улица в VII в. не имела еще функции торговой артерии, как в исламском мире либо в Западной Европе. Точнее, торговая улица существовала лишь в местах, отведенных для торговцев и ремесленников" [286, с. 81].
Переломным в процессе урбанизации Ж. Жерне считает XI в. и в качестве причин этого называет увеличение производства в сельском хозяйстве, улучшение внешних связей, прогресс мореходства и торговой техники (векселя, бумажные деньги, общий рост массы средств платежа и т. д.) [286, с. 83]. "Торговая экспансия, - разъяснял свою мысль автор, - разорвала старые путы, которые государство пыталось накладывать на деятельность ремесленников и торговцев, заставила изменить формы контроля над экономикой, мало-помалу трансформировала облик города, заставив признать за ним торговую функцию" [286, с. 83].
Значительный интерес представляют исследования китайской экономики X-XII вв., осуществленные американским ученым Э. Кракке. В его книге "Гражданская служба в раннесунском Китае" [291] приводятся данные о развитии торговли и росте городов, выпуске медных денег и монетном обращении, о кораблестроении и развитии судоходства, о росте населения Китая. По мнению Э. Кракке, процесс товаризации и региональной специализации производства начался в Китае в VII-VIII вв., а к XII-XIII вв. находился уже на пути к своему завершению: "Экономическое единство стало скорее национальным, чем локальным. Огромные городские центры поднялись во многих частях страны, поддерживаемые торговлей и ремеслами" [291, с. 12].
Автор выделяет несколько экономических районов, между которыми шел обмен товарной продукцией: Сычуань, Хунань, Цзянси, дельта Янцзы и бассейн р. Чжуцзян были местами избыточного производства риса и поставляли продовольствие в менее плодородные районы; соль экспортировалась из бассейна р. Хуай, прибрежного Чжэцзяна, Фуцзяни; чай вывозился из Фуцзяни и бассейна Хуай; Восточный Чжэцзян специализировался на рыболовстве, район Лянхуай - на производстве тканей; Сычуань славилась книгопечатанием и т. и. [291, с. 13]. Э. Кракке подчеркивает, что характерной особенностью торговли в XI в. являлась не продажа предметов роскоши в богатых центрах, а сбыт предметов первой необходимости. Он обращает внимание на такой факт, как относительный рост денежного компонента в экономике государства* даже при падении абсолютной величины государственных доходов [291, с. 17]. Однако вывод автора о национальном экономическом единстве в XI- XIII вв. выглядит необоснованным - даже самые поздние периоды китайского феодализма не дают оснований для подобного суждения.
* (По приведенным в книге данным, в 794 г. денежные поступления составляли 3,9% доходов государства, а к 1065 г. - уже 51,6%. Суммы денежных поступлений в казну возросли с 2 млн. связок в 749 г. до 26 млн. в 1021 г. (291, с. 13].)
Весьма характерны для западной литературы по "городской" проблематике работы американского историка Э. X. Шафера, посвященные, правда, в основном более раннему периоду (VII-X вв.) [301-303]. Автор ставит Чанъань в ряд величайших городов мира наряду с Лондоном, Римом, Вавилоном и прослеживает в истории китайского города три периода - чжоуский, ханьский и танский.
Он выделяет два типа городов в зависимости от способов обороны: цитадели на скалистых высотах (Рим, Афины) и окруженные стенами крепости, расположенные в речных долинах (Чанъань), отмечая при этом преимущества Чанъаня (удобные стратегические позиции, расположение на Великом шелковом пути).
Автор не склонен рассматривать город как социально-экономический организм (что характерно для его воззрений) и поэтому не находит никаких существенных различий между Чанъанем древности и средневековья.
Эволюцию, поступательное развитие этого города Э. Х. Шафер видит лишь в градостроительном плане: на исходе VI в. появилась строгая планировка; в VII в., когда Чанъань стал столицей, развернулось строительство дворцов и была разрушена симметрия суйского периода; в конце VIII в. начали широко возводить особняки знати; в IX в. резко возросло иностранное население и в районе Западного рынка появились колонии-поселения.
В работах Э. Шафера содержатся сведения и о социально-экономической структуре Чанъаня. Он пишет, например, что в городе функционировали постоянные рынки - Восточный, Западный и Персидский, что ночная торговля была запрещена указом императора Ли Ана (Вэнь-цзуна) в 840 г., что существовали специальные кварталы торговцев и ремесленников, а городские храмы обслуживались трудом храмовых рабов. Однако эти сведения сообщаются как бы мимоходом, без строгого анализа, так как находятся за пределами интересов автора. Зато чрезвычайно обстоятельно излагается история строительства императорских дворцов и парков, приводится перечень храмов и культовых сооружений, описаны декоративные посадки деревьев, разведение цветов, строительство домов богатых магнатов.
Столь же узок угол зрения автора и при выяснении причин упадка Чанъаня в конце IX в. после двух тысяч лет процветания. Таких причин, по мнению Э. Шафера, две: 1) "преступления на почве ксенофобии" [302, с. 164] - религиозные преследования середины 40-х годов IX в., гонения на буддистов и манихеев, секуляризация их имущества и последовавшие в результате этого пожары; 2) разрушения вследствие наступления повстанческих отрядов Хуан Чао в 80-х годах IX в. Ни слова не говорится в статье о перемещении экономических центров в другие районы Китая, об упадке Великого шелкового пути, о развитии морской торговли и других "абстрактных политических и экономических причинах" [302, с. 133].
Один из главных аспектов изучения "городской" проблемы - внедеревенское ремесло, степень его развития, производственная база - техника и технология. В данной связи следует отметить обстоятельную работу Р. Хартвелла [288], посвященную добыче железа и каменного угля в X-XII вв. Это единственное в западной литературе исследование производительных сил средневекового Китая.
Статья Р. Хартвелла - результат тщательной статистической обработки соответствующих материалов, извлеченных из "образцовой истории", "Чернового свода...", хроники Ли Дао и других фундаментальных источников по истории сунского Китая. Данные о производстве железа в X-XII вв., приводимые в синологической литературе, по мнению автора, занижены в 20- 40 раз. Причину этого он видит в игнорировании того факта, что в источниках зафиксированы налоговые поступления, полученные с продукции двух различных секторов железной индустрии. Кроме того, по мнению Хартвелла, некоторые исследователи принимали данные о собранных налогах за показатели общего количества добытой продукции. Подчеркнув, что "налоги с гор и вод" взимались с частного, нерегулируемого правительством производства, а "ежегодные монопольные сборы" (суйкэ) - с горных разработок, официально регулируемых казной*, автор сопоставляет оба ряда чисел. Далее, учитывая, что налоговый сбор составлял 10% стоимости полученной продукции, он приходит к выводу, согласно которому общий, обложенный налогом выход железа к 1078 г. достигал 59,1 тыс. т [288, с. 154]. Значительной была также добыча железа в шахтах, приписанных к верфям и монетным дворам, воинским объединениям, соляным работам, в тайных, не зафиксированных властями предприятиях, в разработках, не включенных в официальную статистику. По мнению Р. Хартвелла, эта неучтенная продукция может быть приравнена к таксированной. В таком случае неизбежен вывод, что общее количество вырабатываемого за год железа достигло к концу XI в. 150 тыс. т [288, с. 155]. Тремя веками позже, указывает автор, годовой выход железа был вдвое меньше, и, как можно предполагать, в X-XII вв. шахты и плавильни производили железа больше, чем в любой последующий период вплоть до XIX в. Производство железа в XI - начале XII в. "было в 2,5-5 раз больше, чем в Англии и Уэльсе в 1640 г., и может быть успешно сравнено с общей продукцией Европы (включая и европейскую Россию) в начале XVIII в. - от 145 до 180 тыс. т", - пишет Р. Хартвелл [288, с. 155].
* (Нетаксируемая часть продукции этих разработок приобреталась правительством по установленным ценам.)
Сопоставляя английскую и китайскую статистику, автор статьи доказывает, что темпы роста металлургического производства были в Китае X-XII вв. выше, чем в Англии XVI-XVII вв.*, и приходит к такому выводу: развитие технологии железоделательного производства в Китае и его количественное распространение в XI в. можно сравнить лишь с ранней индустриальной революцией в Англии [288, с. 154].
* (Производство железа в Англии с 1540 по 1740 г. выросло в 4 раза, а в Китае с 850 по 1050 г. - в 12 раз (288, с. 155].)
В числе причин, стимулировавших подобное увеличение производства железа, в статье Р. Хартвелла названы рост монетного обращения, распространение сделанных из железа сельскохозяйственных орудий, оружия, соляных котлов, применение гвоздей и якорей в судостроении. Рассмотрению каждого из указанных факторов посвящены специальные разделы статьи.
Согласно собранным автором данным, в 1080 г. только для обеспечения денежного обращения в Сычуани и Шэньси (напомним, что там имели хождение железные монеты) ежегодно расходовалось 4300 т железа. Еще 1400 т использовались каждый год в гидрометаллургическом процессе получения меди (30-е годы XII в.). В последней четверти XI в. монетные дворы использовали по крайней мере 10 тыс. т железа ежегодно - больше, чем вся добыча Англии в 1540 г. [288, с. 158].
Интересны приводимые Р. Хартвеллом данные о распространении железных сельскохозяйственных орудий. Хроника Ли Дао, например, свидетельствует, что население северных пограничных районов в начале XI в. проявляло крайнее недовольство законами, запрещавшими завоз железа в области к северу от Хуанхэ, так как нуждалось в железных орудиях. Поэтому указанные запреты были ослаблены, а затем и совсем отменены [25, цз. 59, с. 106; 288, с. 156]. В тот же период наблюдался неуклонный рост цен на железо по всей стране, в результате чего правительству пришлось уменьшить количество железа в каждой монете вполовину, чтобы препятствовать переплавке монет в сельскохозяйственные орудия.
Материалы, использованные в статье, свидетельствуют и о широком применении железа для военных нужд. Автор подсчитал (в каждом случае использовав минимальные величины), что только для защиты областей Миньчжоу и Хэчжоу на границе с Тангутским государством Великое Ся потребовалось свыше 600 т стали и железа [288, с. 157]. Железо использовалось также при изготовлении колоколов, боевых ворот и мостов, повозок. Уже с конца X в. было налажено производство оружия в местах добычи железа, отчего вдвое сократились расходы по перевозке [25, цз. 24, с. 156; 288, с. 157].
Использование железа в соляном производстве тоже способствовало прогрессу последнего: замена бамбуковых котлов железными позволила получить вместо грубой желтой соли более чистую, "бело-голубую" [25, цз. 230, с. 166-176; 288, с. 157].
Во второй части статьи автор показывает, как развитие производства железа, увеличение народонаселения и урбанизация, подъем кораблестроения и строительства привели во второй половине XI - начале XII в. к замене древесного угля каменным не только в плавке металлов, но и в производстве керамики, в отоплении жилищ и т. д., и приводит в этом отношении прямую параллель между Китаем XI - начала XII в. и тюдор-стюартовской Англией [288, с. 159]. Как считает Р. Хартвелл, вторая половина XI - начало XII в. были "периодом, когда Китай стал центром важнейших, может быть, революционных изменений в источниках топлива, временем, когда каменный уголь стал наиболее важным источником тепла как для индустрии, так и для домашних целей" [288, с. 162].
В конце своей работы Р. Хартвелл называет две причины, вследствие которых, с его точки зрения, "революционные изменения" в производстве железа в XI в. не привели к тем же изменениям в обществе, что и английская промышленная революция: вторжение кочевников и инертная мощь "традиционного китайского общества".
Очевидно, увлекшись внушительными статистическими данными, автор несколько переоценивает степень развития производительных сил в Китае X-XII вв. В своих сравнениях с Англией XVI в. он не учитывает весьма существенный факт: распространение металлургии в Китае так и не стало повсеместным, лишь отдельные высокоразвитые районы должны были удовлетворять потребности всей империи с ее огромным населением.
Избегая самого термина "феодализм" и используя вместо него "традиционность", Р. Хартвелл не ставит вопроса о том, что сунское бюрократическое государство с его строжайшими монополиями на добычу и обработку металлов и системой запретов в торговле являлось одной из основных сил, тормозивших рост производительных сил в феодальном Китае, вставало препятствием на пути развития частной инициативы и накопления капиталов.
Плодотворные исследования проблем экономики и социальной структуры китайских средневековых городов проводятся в японской синологической школе, причем наиболее обстоятельно изучены VII-XIII вв.*. Ряд работ посвящен развитию товарно-денежных отношений, формам торговли, экономической и социальной жизни городов. Так, Сиба Есинобу исследовал движение основного продукта тогдашнего рынка - риса, изучил в этой связи торговые отношения, возникавшие между различными провинциями [199]. Он собрал и проанализировал также большой материал о торговле привозными ремесленными изделиями на деревенских и прихрамовых ярмарках [200]. Выразив несогласие с теми историками КНР, которые пишут о движении колоссальных товарных масс в сунскую эпоху, Сиба в результате изучения большого количества источников показал, что на прихрамовых и монастырских рынках, занимавших в торговле значительное место, торговля шла главным образом готовой пищей, одеждой и обувью, незатейливыми украшениями, предметами культа. Недооценивать эту торговлю, подчеркивает автор, нельзя. Она важна как свидетельство развивавшегося процесса установления межгородских и межрайонных связей. Возражая Э. Балашу, Сиба утверждает, что период X-XII вв. как раз и был временем развития местных рынков и укрепления межобластных связей [200-201; 304-305].
* (Об этом можно судить по аннотированной библиографии японских работ о Китае X-XIII вв., несколько выпусков которой увидели свет начиная с 1961 г. [202].)
Кикути Хидео полемизирует с учеными КНР, которые оценивают всякий наемный труд как категорию капиталистического общества, и рассматривает в своей статье характер найма при феодализме [185]. Не следует, подчеркивает автор, слишком узко трактовать термины найма гу и юн, как то делают некоторые историки КНР, связывая их только с оплаченным трудом при капитализме и не учитывая пережитков рабства и личной зависимости работника, имманентно свойственных "феодальному" найму. Кикути пишет о необходимости исследовать наемный труд в его историческом развитии, выявить его характер и особенности на каждом отрезке времени, изучать конкретные формы наемного труда в связи с изменениями в экономике и системе денежного хозяйства. В связи с этим он обращает внимание на важность юридической стороны вопроса и, опираясь на данные трудов своего соотечественника Ниида Нобору по истории китайского законодательства VII-XIII вв., показывает, что в период от X до XIV-XV вв. положение наемного работника существенным образом менялось. По мнению автора, исследователи наемного труда должны строго различать отношения между хозяином и непосредственным производителем, складывающиеся на основе обычного права и реальной экономической жизни, от норм, закрепленных существовавшим законодательством.
Местным финансам (гуншицянь) в сунский период посвятил свою статью Саэки Томи [197]. Исследование указанного вопроса проливает свет на такие важные проблемы, как политика финансовой централизации в империи Сун, отношения между центральной властью и местными цзедуши (военными наместниками), взаимоотношения частных предпринимателей и государства, налоговые поступления от чайной, винной и соляной торговли. Но в работе Саэки есть и другой аспект, имеющий непосредственное отношение к теме данной монографии: выяснение источников поступления гуншицянь, чему посвящена значительная часть статьи [197, с. 4-11]. Эти средства создавались путем отчислений от доходов с "должностных земель" (чжи- тянь) и обработки нови, от налогов с частной торговли и предпринимательства, от соляных, чайных, винных, уксусных налогов, за счет пожертвований от богатых купцов, а также нерегулярных и незначительных ассигнований центральных властей и др. Свидетельства многочисленных источников, приведенные в статье Саэки, позволяют в какой-то степени судить об объеме торгово-предпринимательской деятельности на местах, о суммах собираемых налогов. Числовые показатели (как общие суммы гуншицянь, так и размеры отчислений по разным статьям) свидетельствуют о незначительности, мизерности всех этих средств [197, с. 10] и могут быть использованы как косвенные данные при изучении уровня развития экономики.
Как можно видеть на примере работ Сиба Ёсинобу, Саэки Томи, Кикути Хидео и др., для японских историков, объединяющихся вокруг журнала "Тоё: гакухо:", характерно стремление решить важные вопросы экономической и социальной жизни Китая через тематику, которая на первый взгляд кажется узкой и локальной.
Еще одним примером подобного рода является статья Кусано Ясуси "Чжуху, кэху и дяньху периода Сун" [189]*. Рассматривая вопрос о городских кэху, их занятиях, налогах и повинностях, автор делает чрезвычайно важные выводы об источниках пополнения городского населения, показывает, что сведения о выполнении повинностей "пришлыми" являются косвенным показателем экономического развития того или иного района [189, с. 87-89] (в городах экономически более развитых, где было достаточно "хозяев" - чжуху, кэху не подлежали делению на ранги и привлечению к выполнению трудовых повинностей).
* (Для распределения налогов и трудовых повинностей все население Китая было занесено в списки по трем разрядам: чжуху ("хозяева"), кэху ("пришлые") и дяньху ("арендаторы") [подробнее о них см. 147, с. 108-133].)
Существенная черта исследований японских синологов - солидная источниковедческая база; каждая статья написана на основе широкого круга тщательно прочитанных источников. Предприняты весьма плодотворные попытки перевода и изучения экономических разделов династийных историй [см. 15а; 186; 2046].
Как видно из сказанного выше, изучение проблем социально-экономического строя китайского города X-XIII вв. только начинается; пока же высказаны лишь самые общие и весьма противоречивые суждения по отдельным вопросам.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что за последние десятилетия в исследованиях некоторых историков КНР и других стран наметилась тенденция преувеличивать степень экономического развития Китая на различных этапах, искать элементы капитализма на ранних ступенях развития китайского общества. Однако ни одно из конкретных научных исследований, строго говоря, не дает оснований для утверждений о зарождении в рассматриваемый период капиталистических отношений. Они свидетельствуют о расцвете феодальных отношений, росте феодальных городов, развитии экономических связей между ними.
Знакомство с литературой по проблеме показывает, что круг исторических источников, введенных в научный оборот, пока невелик, и основные, фундаментальные исследования еще впереди.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://china-history.ru/ 'История Китая'