Борьба маоистов против коммунистов-интернационалистов в КПК

В октябре 1935 г, уцелевшие части Красной армии вышли к революционной опорной базе в Северо-Западном Китае, организованной партизанскими соединениями под водительством народного героя Лю Чжи-даня и видного китайского революционера-интернационалиста Гао Гана. Здесь был основан Освобожденный район с центром в Яньани (провинция Шэньси).

О яньанском периоде в Китае написано много книг, но в них не затрагивались факты о том, как Мао Цзэ-дун использовал свое более чем 10-летнее пребывание в Яньани для завершения жестокой борьбы за установление безраздельного личного контроля 1над партией. В этой борьбе решающую роль сыграло так называемое "движение за упорядочение стиля работы", существо которого заключалось в том, чтобы силой навязать всей партии "идеи Мао Цзэ-дуна" как руководящую идеологию.

В конце 1937 - начале 1938 г. для усиления руководства КПК в связи с проведением тактики единого фронта в войне против Японии в Китай из Москвы прибыли Ван Мин (Чэнь Шао-юй) и другие китайские коммунисты, учившиеся в СССР и работавшие в Коминтерне. Ван Мин выступил в ЦК КПК с докладом, который был встречен всеми членами Центрального Комитета одобрительно. Мао Цзэ-дун выразил свое неудовлетворение тактикой единого фронта, но, учитывая настроения большинства, голосовал "за".

Ван Мин и другие приехавшие из Москвы товарищи, которые опирались на авторитет Коминтерна, оказали Мао Цзэ-дуну энергичное противодействие. Поэтому он сосредоточивает огонь на Ван Мине и так называемой "московской группе". По этой линии и прошло размежевание руководства КПК на сторонников и противников Мао.

Руководство Компартии Китая фактически разделилось на два крыла: одно - Ван Мин с "московской группой", находившиеся в 1938-1940 гг. вне Яньани в составе делегации КПК в Консультативном совете единого фронта и получившие от Мао Цзэ-дуна ярлык "догматики" за их верность позициям Коминтерна; другое - в Яньани во главе с Мао.

Политика представителей марксистско-ленинского, интернационалистского направления в КПК состояла в последовательном проведении линии на создание единого фронта с гоминьданом и в осуществлении активных военных действий против японской армии, Такой курс отвечал в тот момент интернациональным задачам международного коммунистического движения. Мао Цзэ-дун, напротив, саботировал эту линию Коминтерна, стремился свести на нет активные действия против японцев, а все силы сохранить для продолжения войны против гоминьдана. Тем самым он на деле облегчал японским захватчикам оккупацию Китая, которая стоила населению неисчислимых кровавых жертв, срывал политику единого фронта.

Судя по документам, в том числе и маоистским, в самой яньанской группе не было единства. Член Политбюро Чжу Дэ и председатель Народного правительства Освобожденного района Линь Бо-цюй, оставаясь в Яньани, идейно были близки к "догматикам". Существовала группировка, которой Мао Цзэ-дун приклеил ярлык так называемых "эмпириков". "Эмпирики" придерживались в основном одной с "догматиками" позиции, с той лишь разницей, что они менее решительно выступали против Мао. К ним относили Чжоу Энь-лая, Пын Дэ-хуая, Не Жун-чжэня, Е. Цзянь-ина, Лю Бо-чэна и других.

Мао Цзэ-дун и здесь остался верен себе: он вносил раскол в ряды своих идейно-политических противников, поддерживал одних против других, сталкивал их между собой. И так до тех пор, пока силы участников борьбы не иссякали, и они либо сходили с политической сцены, либо прекращали сопротивление.

К началу 1941 г. в Яньань прибыл Кан Шэн, который сразу же примкнул к Мао Цзэ-дуну и резко обрушился на коммунистов-интернационалистов. Вскоре при поддержке Мао он занял пост начальника разведки и контрразведки Особого района. Кан Шэн стал правой рукой Мао Цзэ-дуна в ликвидации его идейных противников, ориентировавшихся на Коминтерн и дружбу с Советским Союзом.

Осенью 1941 г., т. е. именно в тот момент, когда внимание Коминтерна, нашей партии было сосредоточено на борьбе против фашистской агрессии, а Советский Союз переживал наиболее тяжелое время в Отечественной войне, группа Мао Цзэ-дуна начала так называемую "кампанию за упорядочение стиля работы", которая, по оценке советских людей, находившихся в то время в Яньани, завершилась "поголовным избиением кадров на почве повальной шпиономании, инспирированной аппаратом Кан Шэна".

Ван Мин, много лет входивший в руководство КПК, пишет по поводу этой кампании в своей работе "О событиях в Китае":

"В ее подготовке и в ходе ее проведения Мао Цзэ-дун сам неоднократно говорил о том, что путем проведения этой кампании он хотел достигнуть трех целей: 1) заменить ленинизм маоцзэдунизмом; 2) написать историю КПК как историю одного Мао Цзэ-дуна; 3) возвысить личность Мао Цзэ-дуна над ЦК и всей партией. Зачем ему нужно было так делать? Он сам отвечал: это дало бы ему две возможности: во-первых, захватить главное руководящее место в партийном руководстве и, всю власть в партии в свои руки; во-вторых, если он уже сидит на первом месте в руководстве партией, то чтобы никогда и никто не смог его свергнуть.

Для того чтобы достигнуть вышеуказанных целей, он в этой кампании делал следующее: 1) объявил ленинизм русским марксизмом, годным только для руководства русской революцией и негодным для руководства мировой и китайской революцией; 2) объявил руководство и помощь Коминтерна КПК целиком неправильными; 3) объявил всестороннюю поддержку ВКП(б) и Советского Союза КПК и китайской революции не только "недействительной", "неэффективной", но и даже "вредной"; 4) предъявил обвинение партии в "непризнании маоцзэдунизма" и в "верности ленинизму и Коминтерну", в "приверженности ВКП(б) и Советскому Союзу"".

"Идеологическая база" под "кампанию упорядочения стиля работы" была подведена в речи Мао Цзэ-дуна в Яньанской партшколе. Вот как рассказывают о ней и ее последствиях советские работники, присутствовавшие при этом выступлении:

"Речь свою Мао начал довольно складно, и мы ее воспринимали относительно легко, все было к месту, все было понятно. Но дальше стало твориться что-то невероятное: Мао стал внезапно переходить от одной темы к другой и без логической связи одного с другим делал резкие выпады против каких-то невидимых и неосязаемых врагов - сектантов, догматиков, эмпиристов, субъективистов, - точно в зале сидели не коммунисты, а какие-то полумифические греки-философы, - ведь он не назвал тогда ни одной фамилии из этих страшных, по его словам, врагов партии. Чем дальше он неистовствовал в своих словосплетениях, тем речь его становилась все путанее и бессвязнее... Много нам приходилось наблюдать непонятного в жизни Особого района, мы бы и это событие отнесли к разряду непонятных и вскоре бы забыли о нем, но дело повернулось иначе. Вскоре все поголовно в Яньани бурно включились в изучение непонятой нами до конца речи Мао... Люди продолжали носиться с ней с утра до ночи и выучивали текст буквально наизусть; проводились собрания, митинги - и все об одном и том же... Вдруг в Яньани все чаще и чаще начали арестовывать гоминьдановских шпионов. Раньше тоже случалось подобное... но теперь это стало повторяться с нарастающей быстротой и приобретало угрожающий характер".

"Когда читаешь произведения Мао и партийные документы об этом движении, - вспоминает советский военный журналист, - то несведущему человеку в глаза ничего особенного не бросается. Но живым свидетелям того, как это происходило на самом деле, эта история представляется самой неприглядной, а по целям и замыслам ее авторов партийно-бесчестной".

"Движение за упорядочение стиля" можно условно подразделить на три основных этапа или периода. Первый, длившийся с осени 1941 г. до весны 1942 г., состоял в "изучении 22-х документов", которые включали в основном речи Мао Цзэ-дуна, Кан Шэна и других сторонников Мао. На этом этапе ставилась цель доказать, что Мао Цзэ-дун является "великим теоретиком" и "основоположником новых идей".

Второй период, длившийся с весны 1942 г. до весны 1943 г., был посвящен "идеологической проверке кадров", а по сути дела - жесточайшей моральной и физической расправе с неугодными Мао партийными работниками. Ту же цель преследовали продолжавшиеся с марта 1943 г. вплоть до VII съезда (1945 г.) "кампания по выявлению шпионов" и чистка партии.

Как явствует из содержания и характера первого этапа, его главная задача состояла в том, чтобы внедрить в сознание членов КПК тезис об "идеях Мао Цзэ-дуна" как господствующей идеологии партии, подменить марксистско-ленинское учение этими "идеями". Во второй и третий периоды этого "движения" (вернее, поголовной чистки) в партии и Освобожденном районе в целом создавались обстановка психологического террора и условия для устранения (вплоть до физической ликвидации) лиц, не согласных с Мао Цзэ-дуном и его группировкой.

В ходе этой многолетней кампании морального и физического насилия Мао и его сторонники расправлялись со всеми, кто проявлял малейшее несогласие с их политикой и взглядами. Центральной мишенью и основными жертвами репрессий стали носители марксистско-ленинских взглядов, коммунисты-интернационалисты. Члены КПК подвергались бесцеремонному идеологическому давлению, их принуждали выступать с клятвой верности Мао Цзэ-дуну и его "идеям". Тем, кто сопротивлялся или колебался, грозили обвинения в "контрреволюционной деятельности".

Вот как об этом вспоминает в своей брошюре "О событиях в Китае" Ван Мин:

"Мао Цзэ-дун искусственно разделил всю партию на две "группировки" - "догматическую" и "эмпирическую" и в то же время объединил их в единый объект своего удара. Он отнес всех коммунистов, учившихся в Советском Союзе, тех, кто занимался идеологической и политической работой, а также тех, кто по своему социальному происхождению принадлежал к интеллигенции, к так называемой "просоветской и догматической группировке Ван Мина". Всех тех коммунистов, занимавшихся практической работой и происходивших из рабочих и крестьян (в данном случае, по-видимому, не имеются в виду такие лидеры, как Чжоу Энь-лай, вышедший из помещичьей семьи, и некоторые другие руководящие работники КПК, происходившие из нетрудовых слоев населения. - Авт.), он причислял к так называемой "эмпирической группировке". Вместе с тем он объявил, что эмпирическая группировка является "пленником и помощником" догматической группировки".

В своих корыстных антипартийных интересах Мао Цзэ-дун использовал роспуск Коминтерна. При обсуждении этого вопроса на заседании Политбюро Мао заявил: "Марксизм нужен, но он должен быть приспособлен к китайским национальным условиям. Необходимо бороться за национальный характер КПК... В КПК есть люди, которые не слушались ЦК КПК, а слушались только ИККИ. Эта часть людей может поставить себя вне партии".

Имена при этом не были названы, но присутствовавшие понимали, что Мао имел в виду так называемую "московскую группу".

Советский корреспондент, находившийся в Яньани в 1943 г., писал, что после роспуска Коминтерна "Мао и его сторонники облегченно вздохнули. Теперь руки развязаны. Даже не будет места чувству моральной ответственности. Это особенно ярко подтверждается заявлением Мао на этом же заседании Политбюро: "Вот теперь можно и провести партийный съезд". Предполагают, что в отношении "ослушников" (группа "москвичей" - Ван Мин и другие) пресс будет закручен до отказа".

Любопытно, что гоминьдан в мае 1943 г. дал следующий прогноз: "Неизбежно усиление противоречий в существующем руководстве. Интернациональная группировка КПК ослабнет, усилится группировка Мао Цзэ-дуна, которая поведет по пути китаизации..."

Массовые репрессии против инакомыслящих проводились в форме "кампании по выявлению шпионов", начавшейся в марте 1943 г. В Яньани была организована "ударная работа по ловле шпионов", сопровождавшаяся повсеместными собраниями, на которых выступали сторонники Мао с угрозами, требованиями признаний в "антипартийной деятельности" и раскаяния. Вот пример. В марте 1943 г. в Яньани в зале заседаний ЦК КПК проходил городской партийный актив, свидетелями которого оказались советские коммунисты. В собрании участвовало около тысячи человек. В президиуме находились Кан Шэн и другие сторонники Мао Цзэ-дуна. Сначала выступили 12 "шпионов", которые публично "раскаялись" в своих грехах. Затем слово взял Кан Шэн. Он заявил, что уже выявлено несколько сот гоминьдановских агентов, но это лишь небольшая часть шпионов, действующих в районе, и даже "среди присутствующих на собрании также имеется большой процент шпионов". Всем "связанным с гоминьдановской разведкой" предлагалось немедленно признаться - в этом случае им было обещано прощение.

Из речи Кан Шэна явствовало, что в его руках - большая власть и всякий, кто посмеет выразить недовольство, будет жестоко наказан. Среди участников собрания находились специальные люди, следившие за реакцией присутствовавших. Многих по тем или иным субъективным признакам брали на заметку как подозрительных. Речь Кан Шэна оказала терроризирующее воздействие. Это впечатление не сняло и выступление Чжу Дэ, для которого такая направленность собрания оказалась неожиданной (хотя он входил в состав Политбюро ЦК КПК). Чжу Дэ высказался против незаслуженного оскорбления коммунистов.

"Вскоре после этого собрания, - рассказывал советский корреспондент, - количество выявленных шпионов начало возрастать и выражалось в тысячах... Город Яньань был объявлен на осадном положении. Все учреждения и учебные заведения были обнесены заборами, в воротах поставлены часовые... Женатые лишились возможности встречаться со своими женами. Разговоры наедине двух человек стали большой опасностью".

"Шпионов" выявлялось все больше и больше, их перестали арестовывать, так как не хватало помещений, где "преступников" можно было бы держать в заключении. Стало известно, что, например, в аппарате самого Кан Шэна "разоблачено" до 80 процентов общего числа сотрудников, в центральном госпитале - 90 процентов, в других учреждениях - до 100 процентов.

О том, как удавалось "разоблачать шпионов", дает представление один из способов, изобретенных службой Кан Шэна. Подозреваемому предъявляли обвинение. Он, естественно, не признавался, так как действительно был невиновен. Ему снова и снова повторяли обвинение, он упорствовал, допрос продолжался; темнело - одних допрашивающих сменяли другие, наступало утро - следующая смена. Более трех суток человек без сна не выдерживал и брал на себя приписываемую ему вину.

Одновременно с "выявлением шпионов" и по аналогичной методике проводилось выявление лиц, идейно не согласных с Мао и его группой. Это делалось в ходе так называемой "кампании раскаяния". Очевидцы рассказывали: "Исключительно жестокий режим, установленный руководством КПК, подавляет всякую внутрипартийную демократию. Систематически проводятся кампании "раскаяния" членов партии на партийных собраниях. Председательствующий на собрании или кто-либо из числа лиц, близких к руководству, заявляет, что среди присутствующих на собрании имеется 40-50 человек сторонников гоминьдана и что эти люди уже известны руководству КПК, но для них будет лучше, если они сами в этом признаются. Всех, у кого на лице было замечено недоумение, после собрания арестовывали, и им учиняли специальный допрос. Многие из этих лиц, чтобы сохранить себе жизнь, предпочитали "раскаяться". После этого их освобождали, давали им усиленную порцию риса, и их жизнь нормализовывалась".

Репрессиям и шельмованию подвергались как рядовые коммунисты, так и многие лидеры КПК. В то время к "правооппортунистической и капитулянтской" группе были причислены Бо Гу, Чжан Вэнь-тянь и другие. Им предъявили обвинение в "догматическом отношении к русскому (!) марксизму" и приказали "вооружиться китайским марксизмом".

Мао Цзэ-дун и его сторонники вынуждали руководящих деятелей КПК и рядовых коммунистов составлять письменные документы с признаниями своих "грехов". В первую очередь организаторы этого "движения" добивались от обвиняемых разного рода клеветнических высказываний по адресу КПСС и Советского Союза. Другой непременной частью "покаяний" было безудержное восхваление Мао Цзэ-дуна и самобичевание за поддержку взглядов и установок Коминтерна. Подобные "воспитательные методы" были призваны подорвать у китайских коммунистов веру в подлинный марксизм и пролетарский интернационализм. Заставляя "кающихся" чернить не только себя, но и своих товарищей, Мао Цзэ-дун создал такую обстановку, когда в партии оказались опороченными или взятыми на подозрение почти все руководители, кроме самого Мао и нескольких лиц из его ближайшего окружения. Именно так складывалась репутация Мао Цзэ-дуна как непререкаемого авторитета, "непогрешимого вождя".

По свидетельству Ван Мина, "абсолютному большинству руководящих деятелей, кадровых работников, членов партии Мао Цзэ-дун также наносил в различной степени удары". Кроме него самого, его тогдашнего "самого близкого союзника и соратника" Лю Шао-ци и некоторых так называемых "прирожденных маоцзэдунистов", всех руководителей и кадровых работников характеризовали как "элементы, подозреваемые в контрреволюции", а все партийные организации в гоминьдановских районах были оклеветаны как "контрреволюционные организации, которые под прикрытием красного знамени действуют против красного знамени". "Применив всевозможные методы обмана и клеветы, угроз и насилия, - пишет Ван Мин, - он (Мао) заставил всех их признать себя либо догматиками, либо эмпиристами, то есть "пленниками и помощниками догматиков", и, конечно, всех без исключения проводниками... так называемых "левой" и "правой" линий Ван Мина. Кроме того, такими же методами, жестокими пытками он заставил значительную часть коммунистов и комсомольцев признать себя "предателями", "контрреволюционерами" и "шпионами гоминьдана, империалистов и Советского Союза". Многие из тех, кто не признавал себя подобными преступниками, были арестованы, или убиты, или совершили самоубийство. Так дело продолжалось в течение более чем трех лет".

Когда нажим, уговоры, запугивание не давали эффекта, организаторы "движения за упорядочение стиля" не останавливались перед применением самых варварских средств для устранения своих идейных противников. Ван Мин в брошюре "О событиях в Китае" упоминает, что в то время он был тяжело отравлен ядовитыми препаратами.

Бывший член Политбюро ЦК КПК Гао Ган рассказывал, как избивались кадры по ложным доносам. Сам Гао Ган тоже подвергался арестам и пыткам. Его держали на морозе, "играли, как мячом", - ставили в центр круга и били, не давая упасть. Во время пыток ему сожгли правое бедро.

Репрессии, проводившиеся Мао Цзэ-дуном и его сторонниками в период "движения за упорядочение стиля работы", нанесли Компартии Китая тяжелый ущерб. По некоторым подсчетам, Кан Шэн и его аппарат в те годы уничтожили несколько сот тысяч человек. Практически во время этой кампании были истреблены или морально сломлены наиболее закаленные революционные кадры КПК.

Китайские руководители в беседах с П. Ф. Юдиным, находившимся в КНР в качестве лектора, в августе 1950 г. признавали, что "в Яньани в борьбе со шпионами и другими врагами партии был чрезмерно расширен круг людей, заподозренных во враждебном отношении, и многих честных людей подвергли репрессиям". В то время, по их словам, половина актива партии так или иначе подверглась репрессиям и разного рода наказаниям.

Советский офицер, работавший в тот период в Яньани, вспоминал в 60-х годах: "Руководители КПК, и особенно Мао Цзэ-дун, вели себя тогда как милитаристы, а не как коммунисты. Система власти была чисто диктаторской. Все инакомыслящие физически уничтожались. Этим занимался Кан Шэн, который фактически был правой рукой Мао Цзэ-дуна. Арестованные подвергались зверским пыткам в застенках Кан Шэна, а затем им отрубали головы".

Методы расправы, применявшиеся Кан Шэном, критиковались на VII съезде КПК в 1945 г. в выступлениях некоторых делегатов, называвших Кан Шэна палачом. Однако он продолжал занимать ответственные посты в руководстве КПК и только в 1948 г. был выведен из состава Политбюро за "левацкие перегибы в работе", отстранен от должности начальника Особого отдела и направлен в провинцию Шаньдун. После образования КНР Кан Шэна вновь выдвигают на ответственные посты. В 1956 г. на VIII съезде КПК по личной инициативе Мао Цзэ-дуна он избирается кандидатом в члены Политбюро, а в 1962 г. объявляется секретарем ЦК КПК. В сентябре 1966 г. агентство Синьхуа сообщило, что Кан Шэн введен в состав Политбюро и в Постоянный комитет Политбюро ЦК КПК. На IX съезде КПК Кан Шэн был "избран" членом Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК.

В результате "движения за упорядочение стиля" и особенно кампании по "выявлению шпионов" и "кампании раскаяния" группе Мао Цзэ-дуна удалось взять верх над сторонниками марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма в руководстве КПК. В обстановке физического и морального террора многие из обвинявшихся признали свои ошибки и дали заверения в том, что "впредь они будут неуклонно проводить линию Мао Цзэ-дуна".

Таким образом, еще в начале 40-х годов в КПК создавались идеологические и организационные условия для замены марксизма-ленинизма "китаизированным марксизмом", расчищался путь для превращения "идей Мао Цзэ-дуна" в господствующую идеологию в Компартии Китая, а самого "председателя Мао" - в живого Будду.

Если на совещании в Цзуньи в 1935 г. Мао Цзэ-дун взял в свои руки главным образом контроль над армией, то к концу 1943 г. Мао Цзэ-дуну и его сторонникам методами широчайшего террора удалось установить безраздельный контроль и над партией, расправившись со значительной частью революционных кадров и принудив остальных к повиновению.

Мао оставил в руководстве КПК некоторых деятелей, активно или пассивно выступавших против него, взяв с них клятву о беспрекословном послушании. Такой ход в значительной мере гарантировал Мао Цзэ-дуна от возникновения новых оппозиционных групп во главе с людьми, пользовавшимися авторитетом в партии и стране, и давал ему возможность в случае критических выступлений с их стороны обвинить в беспринципности, нечестности, измене своему слову и т. п. Победа Мао Цзэ-дуна в борьбе за контроль над партией была закреплена на VII съезде КПК, состоявшемся в 1945 г. Съезд прошел под знаком культа личности Мао Цзэ-дуна и одобрил в качестве новой идеологической платформы Компартии Китая "идеи Мао Цзэ-дуна" или "китаизированный марксизм". В итоге к моменту свержения гоминьдановского режима в Китае Мао Цзэ-дун узурпировал руководство партией и армией, а затем, с победой революции в 1949 г., - всей страной.

После VII съезда КПК и до так называемой "культурной революции", пишет Ван Мин, в течение более чем 20 лет Мао Цзэ-дун непрерывно проводил кампании под различными названиями. Но их главное содержание, главные цели, методы и объекты нападок в основном были теми же, что и в первой "кампании по упорядочению стиля". Первая "кампания по упорядочению стиля" была репетицией так называемой "культурной революции", последовавшие за ней различные другие кампании явились в той или иной степени непосредственными подготовительными мероприятиями к проведению "культурной революции".

Действительно, то, что происходило в Яньани в 40-х годах, во многом является ключом для понимания процессов, развернувшихся в руководстве КПК в последующие десятилетия. И там и тут один и тот же почерк - маоистский. Массовые гонения и травля против всех, кто смеет ставить под сомнение установки Мао Цзэ-дуна и его своевластие. Тот же метод столкновения различных социальных слоев и групп, одних лидеров с другими. То же бесчеловечное отношение к своим недавним соратникам, в том числе и "самым близким": Лю Шао-ци был в этой роли на VII съезде КПК, но в ходе "культурной революции" подвергся полной политической дискредитации; Линь Бяо - на IX съезде партии в 1969 г., но пал жертвой Мао в 1971 г. Совпадает в определенной мере и выбор маоистами времени для своих атак: в 40-х годах они использовали занятость Советского Союза, мирового коммунистического движения борьбой против фашизма, в 60-х годах - борьбой всех прогрессивных сил мира против агрессии империалистов во Вьетнаме и Индокитае в целом, на Ближнем Востоке и в других районах мира. Характерным является и то, что именно в такие моменты Мао Цзэ-дун и его сторонники шли на открытый флирт с правящими империалистическими кругами США, демонстрируя одновременно свой крайний национализм и антисоветизм.