Китайская семья

Как уже говорилось, главой "большой семьи", т. е. государства, считался император, а главой "малой семьи" считался отец или старший по возрасту из членов семьи - мужчин. Если все подданные государства должны были безропотно повиноваться императору, то все члены семьи - ее главе. "Для императора на его престоле и для простого рабочего в его хижине, - писал в начале XX в. П. Лоуэль, - все держится на идее семейного родства. Империя представляет собой одну большую семью, семья является маленьким государством".

С детства китайцу внушалась мысль, что в "большой семье" отеческая власть принадлежит императору, а в "малой семье", членом которой он состоит, - главе семьи. Отец считался "представителем императора", и нарушение домашних устоев рассматривалось как нарушение устоев государственных. Вся старая китайская нравственность строилась на сыновнем благочестии, на общественной обязанности сына по отношению к отцу.

Семья в китайской деревне, даже большая, не считала себя чем-то отдельным от остальных семейств. Все жители деревни составляли вместе один род. Нередко роды носили одну и ту же фамилию, например семья Ванов, семья Чжанов и т. п.

Семья крестьянина

Китайские фамилии обычно односложные и обозначаются одним иероглифом: Чжан, Ван, Чжоу. Гораздо реже встречаются фамилии, которые состоят из двух слогов. В таком случае они в русской транскрипции пишутся слитно, например Оуян, Сыту, Сыма. Иероглиф, обозначающий фамилию, всегда стоит на первом месте,а за ним следуют знаки, обозначающие имя (односложное или двусложное).

Чаще всего имя и фамилия составляют трехслог (три иероглифа). Если, например, китайца зовут Чжан Мухан, то Чжан - его фамилия, Му-хан - имя. Но встречаются и двуслоги (например, Тянь Хуа, где и фамилия и имя состоят из одного иероглифа). Бывают и более сложные случаи, когда и фамилия (Оуян, Сыма) и имя состоят из двух иероглифов.

Китайцы, как правило, носят родовые фамилии. В одних случаях они совпадают с названием княжества (Чжоу, Вэй), в других - с названиями феодальных уделов (Фэй). Некоторые фамилии восходят к именам предков, названиям чинов или титулов. Многие фамилии произошли oт названий профессий. Например, потомки гончаров часто носят фамилию Тао, что означает "гончарное изделие".

Сколько фамилий у китайцев? Статистические данные, собранные в период минской династии, свидетельствовали о том, что в Китае насчитывалось более 3600 фамилий, однако часто встречающихся не так много. В эпоху феодализма детей в частных школах нередко учили читать по книге "Байцзясин" - "Сто фамилий", в которой зарифмованы по строфам сто наиболее распространенных в Китае фамилий.

У китайцев нет строго ограниченного числа традиционных имен; для имени подбираются один или два иероглифа, по значению либо символизирующие счастье и благоденствие, либо намекающие на цель жизни человека. Имя может быть связано также с каким-нибудь событием.

В жизни китайцев в прежние времена большую роль играл семейный клан. В первоначальном виде он представлял семейно-родовое объединение с общим предком по мужской линии. Клан объединял определенное число семейств, связанных общим храмом предков, храмовой землей и совместной хозяйственной деятельностью.

Символом единства клана считался родовой храм предков: в дни торжественных праздников там собирались все члены клана, обсуждая имущественные, уголовные и другие дела. Клан выступал в роли суда первой инстанции, его решения считались обязательными и неукоснительно выполнялись. Он отвечал перед государством за поведение своих членов, а в тех случаях, если последние оказывались в тяжелом материальном положении, предоставлял им помощь.

Семья складывалась как большая община, состоявшая из пяти-шести и более малых патриархальных семей. Она вела общее хозяйство: в деревне все члены семьи трудились на общей земле; в городе, как правило, мужчины занимались одним и тем же ремеслом.

Глава семьи, являясь юридическим и фактическим собственником средств производства, распоряжался доходами домочадцев. Заработанные на стороне деньги дети обязаны были пересылать родителям. Женщины в свободное время могли вышивать, ткать и прясть; заработок они отдавали отцу, мужу или свекру.

Состоятельная семья

После смерти отца земля могла быть поделена поровну между всеми его сыновьями. Однако, стремясь сохранить патриархальные порядки в деревне маньчжурские правители не поощряли раздел имущества. Встречались семьи, земельный надел которых оставался неделимым на протяжении четырех или пяти поколений. Казна даже отпускала деньги на строительство различного рода памятных сооружений, прославлявших семьи, которые не дробили участки в течение ста и более лет. В правительственном указе за 1824 г. сообщалось, например, о выделении серебра на сооружение памятных арок в деревнях для 37 семей из провинции Цзянсу, не совершавших разделов земли на протяжении шести поколений, и для 67 семей из провинции Чжили - семи поколений. В уезде Ванпинсянь (пров. Чжили) семьям, которые удержались от разделов земли на протяжении девяти поколений, вручались "почетные дипломы" в виде прямоугольной деревянной доски с текстом какого-либо изречения древнего философа.

Китайская семья строилась па основе своеобразной субординации. Все недоразумения и конфликты между членами семьи разрешались но принципу главенства старшего над младшим, родителей над детьми, мужа над женой. Главенство одного означало повиновение и подчинение другого. При такой системе всякие недоразумения. в семье прекращались быстро. Единство семьи достигалось не путем компромиссов - равных жертв или уступок со стороны всех ее членов, а только путем односторонней жертвы младшего. Большая, нераздельная семья должна была во всем повиноваться всевластному отцу-патриарху. Преданность китайцев своему домашнему очагу создавала иллюзию мира и согласия в китайских семьях. Но мнимые мир и согласие опирались на суровые законы насилия и слепого послушания.

В китайском народе широко была распространена такая притча. В далекие времена жила огромная семья, которая объединяла девять поколений и насчитывала несколько тысяч человек. Среди них царило полное согласие. Никто ни с кем не ссорился, женщины никогда не ревновали мужей, дети жили в мире и не отбирали друг у друга игрушки. И даже собаки под влиянием общего согласия стали очень ласковыми, помахивали хвостами и спокойно наблюдали, как их сородичи обгладывают кости.

Молва об этом семействе дошла и до императора. И вот однажды, отправляясь на священную гору Тай-шань для совершения молитв, он повелел пригласить главу счастливого семейства и спросил, как удается ему сохранять мир и согласие в такой большой семье. Глава клана вместо ответа попросил лист бумаги и стал быстро писать на нем иероглифы. Написав 100 иероглифов, он передал лист императору. Император обнаружил, что на листе 100 раз был написан один и тот же иероглиф - "терпение".

- Что это означает? - спросил он.

- Мы всевозможными средствами приучаем всех к терпению, - заявил глава большой семьи, - чтобы каждый относился к другим терпеливо и сдержанно, и этим достигаем всеобщего согласия.

Следуя традициям древнего Китая, законодательство времен династии Цип во всех случаях принимало сторону главы семьи. В государственном законе о правах главы семьи (отца) говорилось следующее: "Хозяин управляет своими детьми, младшими братьями и всеми членами семейства, распределяет между ними обязанности (кому заведовать амбаром, житницей, кухней, прислугой, полем, садом и т. п.), назначает занятия (кому что сделать в течение дня), дает им все необходимое (пропитание, одежду и пр.). Члены семейства ни в коем случае не могут действовать по своему усмотрению, по обо всем должны докладывать хозяину и поступать согласно его воле... Сыновья и жены не могут иметь собственного имущества: все, что они в состоянии приобрести (каким бы то ни было образом), должно быть отдано хозяину (отцу); когда они хотят воспользоваться чем-либо из домашнего имущества, то должны получить на то позволение отца; по своему усмотрению они не могут ничего ни давать (посторонним), ни принимать от них".

В старой китайской драме "История флейты" передается следующий любопытный разговор сына с отцом. Отец предлагает сыну отправиться в столицу для получения высшей ученой степени: сын боится покинуть своих престарелых родителей и свою молодую супругу. И вот какая беседа происходит между ними.

Отец (обращаясь к сыну): ты думаешь только о радостях жизни с женой и не боишься противоречить своему отцу.

Сын (падая на колени и обращаясь к небу): Небо! Я противоречу моему отцу? (Поднимаясь) О мои родители! Может ли сын ваш противиться вам? О! Повторяю: меня удерживает здесь только ваш преклонный возраст. Отец! Предположите - а это возможно, - что случится наводнение. Что тогда скажут? Сперва будут говорить, что сын ваш не был проникнут сыновним благочестием, что он покинул своего престарелого отца, свою престарелую мать, гоняясь за какой-то должностью; потом станут обвинять вас самих в неосмотрительности, поставят на вид, что вы, имея единственного сына, заставляете его предпринять далекое путешествие и подвергаться случайностям в пути. Чем больше я размышляю, тем труднее для меня исполнить ваше приказание.

Отец: Сын мой! Перечисленные тобой обязанности - от тебя зависят; но скажи мне вкратце, что разумеешь ты под сыновним благочестием?

Сын: Отец! Я отвечу на ваш вопрос. Обязанности сына состоят вот в чем. Сын должен заботиться, чтобы летом и зимой родители пользовались всеми удобствами жизни; должен каждый вечер сам оправлять постель родителей; должен каждое утро, при первом крике петуха, обращаться к родителям с почтительными вопросами о здоровье; должен каждый день многократно спрашивать родителей, не беспокоит ли их холод или жара; сын обязан поддерживать родителей под руку, когда они идут; обязан уважать то, что они уважают, любить то, что они любят... Сын при жизни родителей не должен удаляться из дому, в котором они живут. Так думали о сыновнем благочестии древние, так исполняли свой долг.

Отец: Сын мой! Перечисленные тобой обязанности - самые элементарные. Существует много степеней сыновнего благочестия, и ты не сказал о его высших требованиях, о самом главном сыновнем благочестии по преимуществу... Сын мой, слушай меня! Первая степень сыновнего благочестия требует служения родителям, вторая - служения государю, третья - достижения высокого сана. Сохранять тело, полученное от родителей, и заботливо избегать всего, что ему может повредить, - это начало сыновнего благочестия; достигнуть высокого сана, действовать согласно с требованиями истинной нравственности, оставить по себе добрую репутацию для веков последующих во славу своих родителей - это верх сыновнего благочестия.

Закон сурово карал детей за любое противодействие родительской воле. Любой удар, нанесенный сыном отцу или матери, приравнивался к отцеубийству и наказывался смертью. "Подвергается смертной казни через рассечение на части тот, - гласил закон, - кто ударит своего отца или мать, деда или бабку по отцу, равно как и всякая женщина, которая ударит своего свекра или свекровь, деда или бабку по отцу, равно как и всякая женщина, которая ударит деда или бабку мужа по отцу". Там же было записано: "Сын или дочь, словесно оскорбляющие отца или мать; внук или внучка, оскорбляющие деда или бабку по отцу; женщина, оскорбляющая свекра или свекровь, деда или бабку мужа по отцу, подвергаются смертной казни через удушение, если оскорбленное лицо слышало оскорбительные слова и обратилось к властям с жалобой".

И если "бунт" младших против старших пресекался со всей решительностью, то расправа старших над младшими, даже физическая, не рассматривалась как тяжкое преступление. Если убийство сыновей или дочерей, внуков или внучек отцом или дедом было умышленным, то виновный отделывался легким наказанием: 60 ударами палкой и высылкой в отдаленные места на один год. Закон не привлекал к ответственности отца и мать, деда и бабку по отцу, если они "убьют сына, внука или невестку невзначай или в ответ на наносимые им последними побои"; или если их сыновья или дочери, внуки или внучки, "наказанные за непослушание законным образом, лишатся впоследствии жизни".

Хотя в соответствии с моральными нормами дети должны были проявлять высокое уважение в равной мере как к отцу, так и к матери, однако вся китайская нравственность прошлого основывалась прежде всего на обязанностях сына перед отцом, на естественной власти отца и безропотном повиновении сына. Отец семейства считался выразителем мыслей и чувств своих домочадцев. Он мог похваляться их добродетелями, требовать себе награды за их заслуги, он же нес ответственность за их пороки и мог быть наказан за их провинности.

Добрые дела сына облагораживали отца, весь род и всех предков; и наоборот - преступления потомков оскверняли память о предыдущих поколениях. Эти патриархальные нравы имели в истории китайского народа огромную реальную силу.

Каждый член семьи должен был без колебаний отказываться от личных нужд и личной свободы во имя интересов семьи и рода. И одновременно он нес ответственность за всех остальных членов семьи. Отец отвечал за поступки всех домочадцев, и в то же время, если родители совершали преступление, виновными считались и дети. Взаимная ответственность распространялась не только на родственников, но и на всех, так или иначе оказавшихся свидетелями преступления. Этот обычай играл огромную роль и нередко оборачивался трагедией для семьи и для тех, кого объявляли "косвенным соучастником преступления".

В качестве иллюстрации к сказанному выше приведем несколько примеров круговой семейной поруки, относящихся к периоду правления маньчжурской династии Цин.

Под руководством китайского историка Чжуан Тин-луна в период правления императора Канси (1662-1722) был создан труд "Краткая история династии Мин", в завуалированной форме осуждавший маньчжурских императоров и их китайских прихвостней. После появления книги на историка Чжуан Тин-луна был прислан императору донос, по которому проводилось расследование. К концу следствия Чжуан Тин-лун умер, но это не помешало маньчжурскому правительству приговорить китайского историка, его соавторов, членов их семей, издателей, книготорговцев и даже покупателей книги к смертной казни. Тело Чжуан Тин-луна было вырыто из земли и разрублено на куски, а кости сожжены. Его отец умер в тюрьме, а младший брат был казнен. Всего в связи с этим делом было замучено около 70 человек.

При императоре Юнчжэне (1723-1735) были запрещены сочинения историка Люй Лю-ляна, который отказался служить маньчжурам и оплакивал гибель династии Мин. По приказу властей его труп был вырыт из земли и разрублен на части, ученики Люй Лю-ляна И члены его семьи были казнены.

В 1873 г. некий китаец был уличен в том, что раскопал могилу члена императорской фамилии с целью похищения золотых украшений. За это преступление вся его семья из одиннадцати человек, представлявших четыре поколения, была приговорена к смерти.

Зафиксирован следующий случай. В одной китайской деревне был совершен самосуд над вором. Его приговорили к смертной казни, и исполнение приговора должен был взять на себя отец вора - община предписала ему закопать сына живым в землю. Услышав такой приговор, отец пришел в ужас и стал со слезами на глазах молить избавить его от участия в столь жестокой казни. Но организаторы самосуда были неумолимы, они настаивали на немедленном приведении приговора в исполнение, грозя отцу, что если он откажется собственноручно казнить сына, то они подожгут его дом и выгонят всю семью из деревни. Но и это не спасет его сына от смерти.

Услышав такую угрозу, несчастный отец взял лопату и принялся рыть перед своим домом яму для сына. Вырыв яму, он по требованию устроителей самосуда привязал своему сыну камень на шею, столкнул его вниз и принялся засыпать яму землей. Сердце отца разрывалось от горя, но делать было нечего - пришлось покориться. Когда яма с живым человеком была засыпана "землей, от бедного отца потребовали, чтобы он разровнял землю лопатой.

В царствование императора Цзяцина (1796-1821) был зафиксирован такой случай. В одной из провинций муж с согласия жены убил свою мать. Губернатор провинции донес об этом в Пекин, и оттуда последовало императорское распоряжение: место, где случилось происшествие, объявить проклятым небом и отвести под дорогу; обоих виновных подвергнуть смертной казни; мать жены-преступницы наказать палочными ударами; студентов округа, где совершено убийство, в течение трех лет не допускать к экзаменам; чиновников округа лишить должностей и выслать; дом, в котором жили преступники, разрушить.

Уважение к отцу и покорность ему считались основой благоденствия каждого китайца. Этот моральный принцип при помощи самых различных средств столетиями внедрялся в сознание китайского народа. В ход пускалось все - от распространения поучений Конфуция и его последователей о сыновнем благочестии до страшной смертной казни за непослушание отцу.

Китайская деревня

Дети призваны были всецело предаваться служению родителям, они должны были стеснять себя во всем, или даже жертвовать жизнью, лишь бы угодить родителям - таковы были моральные догмы, выработанные древними китайскими мудрецами и всячески оберегавшиеся властителями Китая. "Сыновья и дочери, - говорилось в законодательстве цинской династии, - особенным об- разом проявившие свое благочестие в отношении родителей, награждаются 30 ланами серебра и прославляются почетными арками, воздвигаемыми перед воротами их домов, а по смерти - официальными жертвоприношениями в их память, совершаемыми весной и осенью".

В декабрьском номере пекинского "Столичного Вестника" за 1890 г. был опубликован доклад генерал-губернатора столицы Ли Хун-чжана "О беспримерной почтительности". Суть этого доклада заключалась в следующем. Дочь одного помещика, потеряв мать, уморила себя голодом. Когда мать заболела, дочь самоотверженно ухаживала за ней. Кусок мяса, вырезанный из руки, и свою кровь она смешала с лекарством, которое по предписанию врача давала матери. Но и это не помогло: мать скончалась. Тогда и дочь осудила себя на медленную, голодную смерть и после четырехнедельного поста умерла. Докладывая императору об этом проявлении дочерней любви, генерал-губернатор ходатайствовал об увековечении памяти девушки почетной табличкой.

Номинально китаец в возрасте 20 лет считался совершеннолетним, но в действительности он становился таковым лишь со смертью отца. Пока был жив отец, он имел абсолютную власть над своими сыновьями, какого бы возраста они ни достигли. Каждый из сыновей мог завести собственную семью, и все же они не смели даже мечтать о том, чтобы выйти из подчинения родителей. Морщины, покрывшие лица сыновей, и приобретенный жизненный опыт еще не давали им права жить по-своему. Отделиться и завести собственное хозяйство сын мог лишь с отцовского согласия. Однако в китайских условиях невозможно было себе представить, чтобы родители решились жить одиноко, изолированно от сыновей, - это происходило лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Другое дело, дочери: с выходом замуж родительская власть над, ними кончалась и они оставляли семью.

Но несмотря на это, больше всех в китайской семье страдала женщина. За многие столетия в Китае было написано огромное количество сочинений, в которых превозносились мужчины и принижались женщины. Лучшими качествами женщин считались покорность, робость, сдержанность, приспособляемость. Мир женщины был ограничен ее домом и семьей.

По конфуцианским воззрениям, всем на земле управ- ля ют мужчины, а женщины им повинуются, поэтому они должны придерживаться трех правил: в девичестве повиноваться отцу и старшим братьям, выйдя замуж - мужу, а после его смерти - старшему сыну.

Женщины не имели никаких прав на общесемейную собственность. И если по каким-либо обстоятельствам и происходил раздел недвижимого имущества, то оно распределялось только между мужчинами. Дочери и жены могли быть наследницами собственности отцов и мужей в тех редких случаях, когда не оставалось в роду ни одного живого мужчины. Даже в богатых семьях жена не имела права на наследство. Приданое невесты могло состоять из драгоценностей, богатой одежды, дорогой обстановки; очень редко за невестой давали деньги и, как правило, никогда не давали землю.

Любовь между юношей и девушкой, каким бы возвышенным и благородным ни было чувство, родителями полностью игнорировалась. Старая китайская мораль не одобряла нежных, любовных отношений между молодыми людьми; это считалось не только излишним, но и неприличным. Молодые люди вообще не должны были встречаться друг с другом до помолвки. Их личные чувства никого не интересовали и не принимались во внимание.

О скольких трагедиях, о скольких надломленных и загубленных молодых жизнях рассказано в китайской классической литературе! Любовь редко приводила к счастью, ее финал обычно был трагичен. Оставалось только верить, что, не сумев соединиться на земле, влюбленные встретятся на "том свете", и всегда несчастная девушка жертвовала своей жизнью во имя возвышенной любви к юноше.

Признаком изящества женщины (особенно в состоятельных кругах общества) считались маленькие ножки и плоская грудь. По китайским обычаям (вошедшим в традицию во II тысячелетии), женщина должна иметь маленькие дугообразные ножки, напоминающие форму молодого месяца или лилии. Девушке, не обладавшей этим признаком красоты, трудно было выйти замуж.

Чтобы нога приобрела дугообразную форму, производилось специальное бинтование. Девочкам в 6-7-летнем возрасте начинали подгибать все пальцы, за исключением большого, к подошве и накрепко привязывать их бинтами. Каждую неделю бинты туго затягивались и это продолжалось до тех пор, пока подошва ноги не принимала дугообразную форму. Бинтование вызывало у девочек сильные боли, часто немели ноги. Недаром у китайского народа сложились поговорки: "Красота требует страдания"; "Каждая пара бинтованных ног стоит ванны слез".

Современники великого китайского революционера-демократа Сунь Ят-сена записали с его слов, как он в детские годы переживал страдания своей сестренки, которой бинтовали ноги. Девочка не могла уснуть ночами: она стонала, беспокойно ворочалась в постели, несвязно что-то шептала, с нетерпением дожидаясь рассвета, который должен был принести ей успокоение. Изнуренная ночными мучениями, к утру она впадала в забытье, и ей казалось, что наступило облегчение. Но увы, рассвет не избавлял бедняжку от мук. Так продолжалось изо дня в день. Потрясенный виденным, Сунь Ятсен как-то сказал матери:

- Мама, ей слишком больно. Не надо бинтовать ноги моей сестренке!

Мать, добрая старая женщина, сама сильно переживавшая страдания дочери, не могла отступить от обычаев. Она ответила сыну:

- Как может твоя сестренка иметь ноги-лилии, не испытав боли. Если у нее не будет маленьких ножек, то став девушкой, она упрекнет нас за нарушение обычаев.

Так выглядели забинтованные ноги китаянки

Этот ответ не удовлетворил мальчика, и он снова и снова пытался убедить мать в бессмысленности и жестокости этого обычая.

Мать очень любила сына, но не могла изменить своих взглядов. В конце концов, чтобы не видеть страданий дочери, она поручила бинтование ее ножек женщине, которая имела большой опыт.

На все протесты против столь варварского обычая маленький Сунь Ят-сен получал стереотипный ответ: "Ничего не поделаешь, таков обычай, таков закон Сына неба".

Испытывая постоянные мучения, девочка, а затем и девушка Еынуждена была исполнять и всевозможную домашнюю работу - готовить пищу, ухаживать за шелковичными червями, вышивать, ткать и т. д.

Откуда возник варварский обычай бинтования ног, определить с полной достоверностью затруднительно. Одна из Еерсий гласит, что у императора династии Тан (618-907) Ли Хоу-чжу была наложница по имени Яо Нян. Император повелел ювелирам сделать золотой лотос вышиной в 6 футов. Внутри цветок был выложен нефритом и украшен драгоценными камнями. Яо Нян приказано было туго забинтовать свои ноги, придав им форму молодого месяца, и в таком виде танцевать внутри цветка. Говорили, что танцующая Яо Нян была так необыкновенно легка и грациозна, что, казалось, скользила над верхушками золотых лилий. По преданию, с того дня и началось всеобщее бинтование ног.

Обычай предписывал, чтобы женская фигура "блистала гармонией прямых линий", и для этого девочке уже в возрасте 10-14 лет грудь стягивали холщовым бинтом, специальным лифом или особым жилетом. Развитие грудных желез приостанавливалось, резко ограничивались подвижность грудной клетки и кислородное питание организма. Это обычно пагубно сказывалось на общем развитии организма девушки, но зато она выглядела "изящной".

Во что одевалась китаянка? В состоятельных семьях женщина обычно носила ципао. Это был длинный халат со стоячим воротником, он имел борт с косым срезом и длинные рукава. Простые женщины, как правило, носили удобные для работы длинные кофты и длинные шаровары.

Китайские девушки

В торжественных случаях женщины из высшего общества поверх халата надевали еще безрукавку, которая, как и сам халат, была украшена вышивкой. На голову они надевали украшенные жемчугом и драгоценными камнями парадные уборы, называвшиеся фынгуань ("шапка феникса") или чжугуань ("жемчужная шапка").

Посетивший Китай в конце XIX в. Э. фон Гессе-Вар-тег так описывал одежду китайских женщин: "Во всем великом срединном царстве наблюдается полное однообразие женской одежды, выступающее так резко, как нигде. От Маньчжурии до Тонкина, от Тибета до Желтого моря - везде господствует почти один и тот же покрой женской одежды... Пожалуй, проще всего одеваются сотни тысяч женщин, живущих на Жемчужной реке близ Кантона. Их крайняя бедность не позволяет им носить никакой другой одежды, кроме синей, доходящей до колен рубахи, застегивающейся сбоку, и синих, доходящих до щиколоток, панталон".

Непременной принадлежностью каждого китайца считалась коса. В 1645 г. (второй год правления маньчжурского императора Шуньчжи) был издан указ, предписывавший всем мужчинам в десятидневный срок обрить голову. В указе говорилось: "Кто выполнит указ - останется подданным нашего государства, кто замешкает с исполнением, - будет наказан, как сопротивляющийся властям разбойник". И далее - еще более выразительно: "Хочешь сохранить голову - должен лишиться волос, сохранишь волосы - лишишься головы". Цирюльникам вменяли в обязанность ходить по городу и насильно брить головы всем и каждому. При малейшем сопротивлении "разбойника" обезглавливали, а его небритую голову выставляли напоказ толпе. Всей этой процедуре придавался вполне определенный политический смысл: бритье головы было показателем духовного подчинения китайцев маньчжурским завоевателям.

Вскоре после этого было введено обязательное правило ношения кос для мужчин. Длинная коса считалась признаком верности императору. Каждый китаец, обрив голову, оставлял нетронутой макушку, где и отпускалась коса. Если собственная коса оказывалась короткой, в нее вплетали искусственную - чем длиннее коса, тем солиднее выглядел мужчина. За отказ носить косу китайцу без всякого разбирательства отсекали голову.

Мальчикам брили голову, оставляя только маленький чуб, который с годами вырастал настолько, что его можно было заплести в косу. Бритье головы вокруг косы, ее заплетание и расчесывание составляли важную часть туалета знатных китайцев. У взрослых коса подчас доходила до половины спины, а у некоторых достигала метра и более - обычай предписывал иметь косу до пят. Чтобы сохранить косу чистой во время поездок или работы, ее свертывали на затылке. Однако появляться в таком виде перед высокопоставленным лицом или в общественном месте считалось нарушением благопристойности.

Главная цель заключения семейных союзов, как это декларировалось в феодальном Китае, состояла не только в продолжении рода, но и в заботе об усопших предках. В женитьбе молодого человека были заинтересованы прежде всего его родители, которые, с одной стороны, отвечали за судьбу рода перед предками, а с другой - должны были заботиться и о собственной загробной жизни. Женить сына и увидеть внучат было самым сокровенным желанием главы семьи: только в этом случае он приобретал уверенность в том, что, перейдя в мир иной, будет сыт и обеспечен всем необходимым. Если же род прекращался, то об усопших некому было заботиться и их посмертное существование, думали они, окажется очень трудным.

Пусть сын будет недоволен избранной ему женой, пусть жена, в свою очередь, будет недовольна мужем - не это главное в брачном союзе. Насильственное соединение молодых людей породило поговорку: "Муж и жена вместе живут, а сердца их за тысячу ли друг от друга". Если молодые люди были помолвлены с детства, родители считали себя спокойными. В случае их внезапной смерти всегда найдется кому проявить заботу об их загробной жизни. Китайца более всего страшила мысль о "загробном сиротстве".

Если юноша, с детства помолвленный с какой-нибудь девушкой, умирал, не успев отпраздновать свадьбу, то бывали случаи, когда невеста, так и не побывавшая замужем, объявляла себя вдовой. Существовал даже обычай "венчать" девушку с поминальной табличкой умершего жениха. Она переселялась в дом родителей покойного, носила положенный траур, принимала фамилию умершего жениха, . причесывалась как замужняя женщина и навсегда оставалась девственницей. Это делалось, конечно, не добровольно. Суеверные люди считали, что смерть жениха - результат дурного влияния на него невесты.

Существовал древний обычай помолвки девочек и мальчиков. Между помолвкой и свадьбой могло пройти 18-20 лет. Когда мальчик становился юношей, он был обязан свято выполнить волю своих родителей. Случалось, что родители договаривались о помолвке еще не появившихся на свет детей. Такая помолвка могла считаться в дальнейшем недействительной только в одном случае: если против ожидания в обеих семьях рождались дети одинакового пола.

Отголоски старых обычаев сохранялись в Китае до сравнительно недавнего прошлого. Вот что рассказала в 1956 г. старая китаянка.

"Родом я из провинции Гуанси. Занимались мы там землепашеством. В трехлетием возрасте помолвили меня родители с сыном одного богатого крестьянина из дальней деревни. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, стряслась беда. Жених мой был хворый, заболел да и умер, а его родители затребовали меня по давнишнему уговору. Горькими слезами плакала я, убивалась перед отцом и матерью. Пожалейте, говорю им, не- губите молодую жизнь. Но отец беспомощно разводил руками:"Раз ты помолвлена, значит я не могу нарушить уговора, обязан доставить тебя к родителям жениха". Увезли меня в дальнюю деревню и обвенчали там с поминальной дощечкой, на которой было написано имя моего умершего жениха. Так я стала вдовой покойника.

Через несколько дней после похорон свекровь говорит мне: "Ты должна до конца жизни оставаться вдовой, иначе осквернишь дух покойного мужа и нарушишь закон предков". Так я и прожила в семье умершего жениха пятнадцать лет и досыта натерпелась всяких: обид".

Особенно важную роль в выборе жениха или невесты играл социальный фактор. Родители руководствовались принципом "соответствия пары", т. е. семьи жениха и невесты не должны были значительно отличаться друг от друга по материальному положению.

Свадебный паланкин

Одно из правил выбора супруга, выработанных в Китае еще в древности, запрещало вступать в брак юноше и девушке, носящим одну и ту же фамилию. Очевидно, этот обычай возник тогда, когда число китайских родов было еще сравнительно небольшим. В тех условиях одинаковые фамилии свидетельствовали прежде всего о кровном родстве. Правда, с ростом населения в стране одну и ту же фамилию нередко стали носить люди, - совершенно не связанные родственными узами. Однако устаревший обычай имел широкое распространение на протяжении многих веков и законы наказывали тех, кто нарушал его.

Как обставлялось бракосочетание в феодальном Китае? Переговоры о сватовстве обычно начинала семья жениха. Это делалось посредством свах, роль которых исполняли как родственники, так и "профессионалы", которые за свой труд получали вознаграждение от заинтересованных сторон. Сваха (либо сват) отправлялась в семью невесты и подробнейшим образом описывала родителям все достоинства жениха. Затем шла в дом жениха и повторяла то же самое, но на этот раз хвалила невесту. В погоне за наживой сваха нередко приукрашивала достоинства обеих сторон.

Занимавшийся сватовством обязан был знать все подробности, касающиеся семей жениха и невесты; в особенности важно для него было изучить генеалогию этих двух родов. На особой записочке, обязательно на красной бумаге, сват приносил родителям невесты сведения о женихе - чей сын, какого сословия, какую имеет должность, каким занимается ремеслом, где живет, на какой улице, какой номер дома. Родственники жениха получали такой же документ о девице. Эти записки, полученные от сватов, долго обсуждались в обеих семьях, сведения проверялись и уточнялись на стороне.

Большое значение при сватовстве придавалось гаданию и сопоставлению времени рождения юноши и девушки. В феодальном Китае применялся особый способ для обозначения возраста человека. Названия 12 различных животных, расположенные в определенной последовательности, объединялись в цикл и обозначали 12 различных лет. Через каждые 12 лет цикл повторялся. Последовательность внутри цикла была такая: мышь, вол, тигр, заяц, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, петух, собака, свинья. Возьмем, к примеру, 1855 год. Это был год овцы. О детях, появившихся на свет в этом году, говорили: "родился в год овцы". Это вовсе не означало, что ребенок будет иметь качество, присущее овце, - робость. Нет, это был условный знак, с которым связывали целый ряд определенных качеств. Следующий, 1856 год был годом обезьяны, 1857 год - годом петуха и т. д. Через 12 лет (т. е. в 1867 г.) снова повторился год овцы.

По поверью, брак считался невозможным, если невеста родилась в год тигра, а жених в год овцы (тигр погубит овцу). Брак обещал быть счастливым, если молодые родились в год тигра и дракона, коровы и собаки и т. д. Но стоило свату выяснить, что девушка родилась в год гуся, а юноша - в год лисицы, как переговоры немедленно прерывались, ибо с незапамятных времен лисицы поедают гусей. Молодой человек, родившийся в год змеи, не мог жениться на девушке, родившейся в год мыши. Точно так же и девушка, появившаяся на свет в год тигра, не смела мечтать о юноше, рожденном в год мыши. Гадатель мог много "не заметить" в этих комбинациях, но для этого надо было его предварительно задобрить.

Вопрос о том, быть или не быть предполагаемой свадьбе, решался особого рода гаданием, именуемым по-китайски суань мин (гадать, предсказывать будущее).

В основе суань мин лежало убеждение, что с момента рождения жизнь человека зависит от сочетания в его организме соответствующих пропорций "пяти стихий": дерева, огня, земли, металла, воды. Сумма "стихий" мужа должна была соответствовать в известной пропорции сумме "стихий" жены. Каждая из этих "стихий", в свою очередь, сочеталась с мужским, светлым началом (ян) и женским, темным началом (инь).

Сочетания "пяти стихий" могли предвещать либо благоприятное будущее (дерево рождает огонь, огонь рождает металл, вода рождает землю, земля рождает дерево и т. д.), либо неблагоприятное: дерево разрушает землю (как бы ни была тверда земля, если в нее упадет семя дерева, то его росток пробивается наружу), земля разрушает воду (земля вбирает и поглощает воду), вода тушит огонь, огонь расплавляет металл, металл разрушает дерево и т. д.

Зная свойства "пяти стихий", гадатель должен был ответить на вопрос, какие именно "стихии" и в каких сочетаниях влияют на молодых людей, которых собираются обвенчать. Исходными данными для подобных подсчетов считались год, месяц и день рождения.

Благоприятными считались сочетания: металл - вода, вода - дерево, дерево - огонь, огонь - земля, земля - металл; к неблагоприятным относили взаимодействия: металл - дерево, дерево - земля, земля - вода, вода - огонь, огонь - металл. Если жених родился в год под знаком "дерево", а невеста в год под знаком "огонь", то брак между ними считался невозможным, так как будущая жена погубит мужа. Если же жених родился в год под знаком "огонь", а невеста - в год под знаком "дерево", то брачный союз этой пары будет награжден многочисленным потомством: солнце согреет плодоносную ветвь и плоды ее будут крупными, сочными.

Когда родители двух семейств принимали решение соединить брачными узами своих детей, совершалось формальное сватовство. В состоятельных семьях это происходило примерно так: отец жениха письмом извещал отца невесты о своем желании женить сына на его" дочери и просил сообщить ее имя и время рождения. Положив письмо на блюдце, он вместе с другими членами семьи отправлялся в храм предков, ставил блюдце на столик, где находились курильница, рюмки с вином и блюда с плодами. После омовения рук родственники открывали шкаф с поминальными табличками предков. Глава семьи становился на колени перед столиком, зажигал курения, выливал на землю вино, совершал один земной и два поясных поклона. Остальные члены семьи отвешивали четыре поясных поклона. Затем все становились на колени, и отец прочитывал перед поминальными табличками предков молитву примерно такого содержания: "Такого-то года, месяца и числа я, почтительный потомок такой-то, осмелюсь довести до сведения достопочтенного усопшего прапрадеда моего,, достопочтенной усопшей прабабки моей, достопочтенного усопшего прадеда моего (так перечислялись еще пять имен главных усопших предков) о том, что сын мой такой-то, достигший совершеннолетия и еще не сочетавшийся браком, намерен взять себе в жены дочь такого-то. С благоговением предлагаю вам вино и плоды и почтительно уведомляю вас, что сегодня совершится формальное сватовство и вопрошение об имени невесты".

После молебствия все вставали, глава семьи совершал один земной и два поясных поклона. Бумага, на которой была написана молитва, сжигалась. Поминальные таблички предков вновь укладывались в ящики.

Отец жениха вручал написанное им письмо одному из своих сыновей для передачи отцу невесты. Последний, положив письмо на блюдце, отправлялся в сопровождении родственников в храм предков, совершал там молебствие, во время которого сообщал предкам о намерении выдать свою дочь замуж. После, молебствия отец невесты писал отцу жениха ответное письмо, в котором выражал согласие на брак. К письму прилагалась, еще одна бумага с точным обозначением фамилии, имени! невесты, года, месяца и дня ее рождения. Отец жениха, получив письмо, вновь докладывал о помолвке сын" своим предкам.

Затем следовал обряд "отправления даров" (шелка) в дом невесты. Отец жениха в новом письме извещал отца невесты о том, что дары ему отправлены, и назначал день для заключения брака.

Отец невесты, приняв дары, также докладывал своим предкам о заключении брачного союза и затем извещал отца жениха о согласии на брак своей дочери в указанный день.

По-китайски слово "жениться" для мужчины - "брать в дом жену", а для женщины "выходить замуж" - "покидать семью". Этими словами выражался точный смысл свадебного обряда. Жених забирал невесту в дом своих родителей, а невеста покидала родную семью. Не допускалось, чтобы жених переселялся на постоянное жительство к родителям невесты. После свадьбы молодая жена становилась членом семьи мужа.

Нельзя сказать, что свадебные обряды совершались по абсолютно незыблемому ритуалу. Это определялось и социальным положением жениха и невесты, и географическим фактором: на юге Китая свадьба проходила несколько иначе, чем на севере. Поэтому невозможно нарисовать универсальную картину старой китайской свадьбы. Мы попытаемся лишь воспроизвести некоторые се наиболее характерные особенности.

В некоторых районах за месяц до свадьбы семья жениха посылала подарки родителям, старшим братьям и ближайшим родственникам невесты по отцовской линии. Подарки, как правило, не представляли большой ценности, они лишь символизировали уважение и внимание. Кроме этого, семья жениха выплачивала отцу невесты денежный выкуп на приданое. В приданое входили: постельные принадлежности, одежда, утварь и другие предметы, необходимые в быту. За неделю до свадьбы приданое переносили в дом жениха, где все ?вещи выставляли на обозрение. Так как многие предметы были сшиты и вышиты невестой собственноручно, то приданое служило показателем ее мастерства в шитье и рукоделии.

В Южном Китае родители жениха направляли невесте золотые или серебряные браслеты, а ее родителям - свиные ножки, двух куриц, двух рыб, восемь кокосовых орехов и т. д. Родители невесты одаривали родителей жениха пятью сортами сухих фруктов, искусственными цветами, сладостями, посылалась также пара гусей как символ семейного блаженства. Иногда подарки в дом невесты приносили на больших подносах носильщики, одетые в яркие халаты. Дарились украшения из золота, серебра и яшмы, а также орехи, кондитерские изделия, окорок, живые гуси, цыплята, утки и т. п. В знак благодарности, возвращая подносы, на них клали не большую сумму денег, завернутых в красную бумагу, а также отправляли родителям жениха одну или две зажаренные свиньи, что символизировало процветание.

К свадебному столу сушили различные фрукты - символ многодетности. Дарили арахис и каштаны с пожеланием, чтобы будущий ребенок рос крепким; финики, чтобы ребенок родился быстрее; семена лотоса, чтобы дети рождались один за другим.

Пожелание многодетности символизировали также гранат и огурец, потому что у них много семян. Гранатами и огурцами наполняли вазы на столах, а в семьях победнее они изображались на картинках, которые развешивались во время свадьбы.

В китайском народном изобразительном искусстве много картин посвящено свадебной символике. Например, нежные цветы и полная луна символизировали всю прелесть и полноту чувств мужа и жены; часто изображались селезень и утка - это символизировало прочный семейный союз; мальва и птица байтоувань обещали супругам богатство и почести до глубокой старости.

Словно для того чтобы подчеркнуть, как неимоверно тягостна жизнь простого человека в феодальном Китае, художники из народа постоянно обращались к изображению предметов, символизирующих человеческое счастье. Например, сорока и цветущая слива означали большую радость; цветы лотоса и золотые рыбки - вечный достаток в доме; перепелка и колосья риса - мир и спокойствие.

Вуаль и головной убор невесты

Невеста из состоятельной семьи приходила в дом жениха не с пустыми руками. Она приносила в приданое домашнюю обстановку и утварь, одежду, постельное белье и предметы украшения. Все это складывалось в массивные сундуки, и носильщики несли их в дом жениха по самым оживленным улицам - пусть все видят и знают, что невеста не бедна! По числу носильщиков определялся и "вес" приданого. В некоторых районах невеста кроме всего прочего дарила жениху пару туфель - это означало, что она передает себя во власть мужа.

Жених из богатой семьи в назначенный прорицателем (гадателем) день посылал за невестой позолоченный паланкин, разукрашенный ажурным переплетом, разноцветной бахромой и резьбой с изображением дракона, неба и цветов. Обычно паланкин, который несли принаряженные носильщики, украшали также два больших позолоченных иероглифа - "шуан-си" ("счастье вдвоем").

Существовал обычай закрывать ворота дома невесты и не впускать провожатых и носильщиков с паланкином, несмотря на настойчивые их просьбы. Сестры и братья невесты, выглядывая из ворот, требовали от сопровождающих жениха денег. Делать нечего-им передавали сверток с монетами и чаем. После этого ворота открывались, играли музыканты, прибывшие с паланкином, носильщики подносили паланкин к порогу дома.

Девушка, по обычаю, должна была в течение трех дней до свадьбы плакать и отказываться от пищи, выражая этим свою печаль по поводу расставания с родным домом. Родные говорили, что невеста, мол, не хочет выходить замуж. В день свадьбы она обычно куда-нибудь пряталась. Мать начинала громко звать ее, делая вид, что дочь исчезла. Невеста же в это время скрывалась в своей комнате. Но вот прибывал паланкин. Носильщики и музыканты также начинали громко звать невесту, заявляя, что у них нет времени больше ждать. Наконец девушка, в достаточной мере показав всем свою непокорность, открывала двери комнаты и со слезами на глазах следовала к паланкину. Отец невесты или ближайший его родственник закрывал дверцы паланкина на замок, а ключ передавал знакомому для вручения жениху.

За день до свадьбы невесте делали специальную прическу, которую носили замужние женщины: волосы на лбу сбривали или выщипывали, с тем чтобы сделать лоб выше. Замужние женщины обычно носили высокие прически, взбивая волосы вверх больше чем на десять сантиметров и навешивая на них множество украшений - золотые булавки, яшмовые шпильки и т. д. Чем больше украшений, тем красивее считалась прическа. Кроме того, волосы смазывались маслом, от чего они приобретали особый блеск.

Перед тем как невеста садилась в свадебный паланкин, ей на голову надевали пышный головной убор, разукрашенный настоящими или искусственными драгоценными камнями. Нитки жемчуга, свисавшие с головного убора, настолько плотно прилегали друг к другу, что за ними не было видно лица невесты.

Свадебная процессия являла собой красочную картину. Красный, украшенный блестками паланкин, на котором невеста из состоятельной семьи отправлялась в дом жениха, яркие наряды участников свадебной процессии, а также костюм самой невесты должны были свидетельствовать о богатстве и процветании. Чем длиннее была свадебная процессия, тем более пышной считалась свадьба. Участники процессии несли впереди фонари и флажки, прикрепленные к длинным древкам, таблички, на которых были написаны имена жениха и невесты. Музыканты исполняли веселые песни на старинных китайских инструментах. В середине этой вереницы носильщики несли паланкин с виновницей торжества, а позади следовало ее приданое. В далекие времена в свадебной процессии участвовал и жених, но в дальнейшем обряд был изменен - невесту сопровождали ее братья и подружки.

Обычай запрещал матери и отцу сопровождать дочь в ее новый дом. Замужество означало для девушки фактически полный разрыв с родными, так как считалось, что она после свадьбы принадлежит новой семье. Поэтому расставание с отцом и матерью всегда проходило тяжело. Невесту страшила неизвестность: она не знала, как встретит ее свекровь, не знала, какой у нее будет муж. Но и жених, ожидая прибытия невесты, переживал не меньше: он ведь тоже не знал, хорошей ли женой наградит его судьба.

Когда свадебный паланкин прибывал к дому жениха, последний подходил к нему, слегка стучал по дверцам веером, отвешивал поклон всей свадебной процессии, а затем возвращался домой. Невеста с помощью подружек сходила с паланкина и переступала порог своего нового дома. А чтобы вместе с нею в дом не проникли злые духи, возле порога заранее ставили тазы с горящим древесным углем.

По красной ковровой дорожке невесту вели в спальню, где ее ожидал жених. Они садились рядом на край кровати так близко друг к другу, что край венчального халата невесты оказывался на коленах жениха, а край халата жениха - на коленах невесты. Это означало, что супружеская пара будет жить в мире и согласии и во всем друг другу уступать. Так они сидели молча несколько минут. Затем жених удалялся и ждал невесту в общей комнате. (Когда появлялась невеста, они вместе совершали поклоны Небу, Земле и табличкам предков жениха - главный момент во всей свадебной церемонии. В центре комнаты, "перед Небом" ставился столик, на котором располагали две зажженные свечи и жертвенный сосуд с дымящим фимиамом, два миниатюрных сахарных петуха, пять сортов сухих фруктов, бумажные деньги, связку палочек для еды, зеркало и пару ножниц. Все это символизировало процветание и согласие.

Невеста занимала место у столика с правой стороны от жениха. Став на колени, они молча отдавали четыре земных поклона, поднимались, менялись местами и проделывали то же самое. После этого на столике устанавливались таблички предков, которым жених и невеста отдавали восемь земных поклонов. Затем они вставали, и им предлагали пригубить наполненные вином и медом кубки, которые были соединены красной шелковой лентой или красным шнурком. После этого они обменивались кубками и, наконец, съедали по кусочку сахарного петушка и немного сухих фруктов. Завершив описанные церемонии, жених и невеста садились вместе за свадебный стол. Это был первый и последний день, когда супруги обедали вместе.

Обычай разрешал гостям во время свадебного обеда отпускать непристойные шутки по адресу невесты, Ей же приходилось относиться к этому спокойно и безразлично. Гости бесцеремонно обсуждали недостатки фигуры, одежды и вообще внешний вид невесты. Ее просили встать на перевернутую чашку. Если это не удавалось, то слышались язвительные реплики: "Какая неуклюжая!". Затем ее просили принести мужу чай. Если невеста выполняла эту просьбу, то говорили: "Какая послушная жена!"; если же она отказызалась, гости выражали сожаление мужу: ему не повезло.

В первую брачную ночь в комнате новобрачных ставили две одинаковые зажженные свечи. Смотря по тому, будут ли эти свечи гореть ровно, или одна сгорит скорее другой, будет ли стекать воск, станут ли свечи трещать, прогорят ли за ночь и какая из двух погаснет раньше, делались "прогнозы" о продолжительности совместной жизни мужа и жены, об их радостях и печалях.

Наутро молодожены под треск хлопушек выходили из спальни и шли на кухню, чтобы помолиться богу и богине очага. Это означало, что невеста должна была научиться кулинарному искусству. Затем она отправлялась в храм предков, где молилась предкам мужа.

На третий день после свадьбы вместе с мужем и его родителями молодая жена навещала родительский дом, где в их честь устраивалось пиршество. На этом через три дня после свадьбы кончалась длинная процедура, начавшаяся за десять дней до бракосочетания.

Нарядная, казалось бы, свадьба с веселой музыкой и праздничным пиршеством часто становилась для невесты началом невыносимой жизни. Представим себе такую картину. Молодых людей, которые ни разу не видели друг друга, обручили. Невеста в слезах навсегда покидает родной дом, где провела детство. Она садится в паланкин и отправляется в семью жениха.

Сердце девушки наполнено тревожными думами. И вот паланкин останавливался у порога дома жениха, где она должна прожить всю жизнь, и ее тревожные думы подтверждаются: никто из встречающих не произносит приветливого слова, на нее устремлены колючие и любопытные взоры чужих людей.

Жених встретил невесту у двери безмолвно и без всякой улыбки. Он даже не решился дотронуться до ее руки, когда вел в свадебную комнату, и только слегка прикоснулся кончиками пальцев к длинному рукаву ее халата. Его лицо выражало безразличие и разочарование: как он будет жить с женщиной, к которой не питает никаких теплых чувств?

После свадьбы наступает страшное - свекровь дает волю своей практически не ограниченной власти над невесткой. И хотя сердце мужа может обливаться кровью при виде издевательств над его женой, он не имеет права выразить недовольство поступками своей матери. Если же он осмелится это сделать, то причинит еще больше страданий жене и жизнь ее станет совсем невыносимой. Заступничество мужа вызовет негодование его родителей, и даже соседи осудят его за непочтительность к старшим.

Услужить родителям мужа считалось главной обязанностью молодой женщины. "Если жена нравится сыну, но не нравится его родителям, - говорили в старом Китае, - то он должен расстаться с ней. И наоборот, если жена не нравится сыну, а его родители говорят, что она хорошо им служит, то он не смеет расставаться с ней".

Невестка должна была избегать личного общения с главой семьи и его сыновьями и постояло находиться "под рукой" свекрови, которая обычно не отличалась тихим нравом. Жестокое обращение свекрови с невесткой - одна из наиболее мрачных сторон в жизни феодальной китайской семьи.

Покорность, покорность и еще раз покорность - такова была главная добродетель женщины. В девичестве она подчинялась во всем отцу, после замужества становилась служанкой мужа и его родителей. "Если я выйду замуж за птицу, - гласило старое китайское присловие, - я должна летать за ней; если выйду замуж за! собаку, должна следовать за ней всюду, куда она побежит; если выйду замуж за брошенный комок земли,, я должна сидеть подле него и оберегать его".

Как бы безжалостно муж ни обращался с женой, ей надлежало безропотно покоряться судьбе и молча повиноваться. Она не могла просить защиты ни у своих: родителей, ни у судей. Самое большее, па что она могла; решиться, это отправиться в храм, повесить бумажную фигурку, изображавшую ее мужа, и помолиться богине милосердия, прося ее смягчить сердце супруга.

Жена, говорили в народе, должна быть "чистой тенью и простым отголоском". Когда богатый муж брал себе одну или нескольких "второстепенных" жен, законная супруга обязана была принять их благосклонно и жить с ними в мире и согласии. Муж мог продать своих жен или наложниц, передать их другому человеку временно или навсегда. Хотя это формально запрещалось законом, такая практика имела широкое распространение. Если муж дурно обращался с женой, он нес более легкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним человеком. Если жена поступала неподобающе с мужем, она несла более тяжкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним. Если муж совершал, прелюбодеяние, это вовсе не рассматривалось как преступление. Но муж мог безнаказанно убить жену, если бы она сделала то же самое.

Муж имел право разойтись с женой без бракоразводного процесса при следующих обстоятельствах:

- если жена не живет в согласии со свекром и свекровью;

- если бесплодна;

- если подозревается в прелюбодеянии или уже совершила таковое;

- если наветами или болтливостью вызывает раздоры в семье;

- если страдает какой-либо болезнью, к которой люди чувствуют естественное отвращение;

- если не воздержана на язык;

- если она без разрешения мужа присваивает себе домашнее имущество.

Бедняку было трудно жениться: выкуп за невесту и свадебные подарки могли окончательно пустить его по миру. Поэтому у бедняков была поговорка: "Не женился - один бедняк, женился - два бедняка, родился ребенок - три бедняка". Родители боялись, что их сын не сможет жениться из-за своей бедности, поэтому-то и существовал обычай заранее брать в дом девочку, чтобы впоследствии сделать ее женой своего сына.

Богатым подданным "Срединной империи" дозволялось иметь не более двух "прямых жен" и неограниченное число наложниц. Бедняк же еле-еле мог прокормить семью.

Если жена рожала только одних девочек, то она считалась виноватой перед мужем, ибо обманула его надежды на продолжение рода. В этом случае муж "на законных основаниях" брал наложницу, чтобы она родила ему сына.

Нередко состоятельный китаец специально покупал красивую девушку, чтобы сделать ее своей наложницей. Церемония в этом случае была очень простой: девушка совершала три земных поклона перед законной женой своего хозяина - такие поклоны означали готовность oподчиниться хозяйке дома. Возведенная в наложницы служанка по-прежнему продолжала прислуживать и работать в семье. Когда же она рожала сына, ее положение резко улучшалось. Если умирала "прямая жена", ее место занимала старшая из "побочных жен".

При жизни мужа жене запрещалось открыто выражать свои чувства к нему. Это допускалось в полной мере только после его смерти. С распущенными волосами, вся в слезах, становилась она на колени у могилы мужа и печально причитала: "О мое сердце, моя любовь, моя жизнь, куда ты ушел от меня? Я не могу жить без тебя. Мой дом опустел, и мрак наполнил мое сердце. Вернись ко мне, мой бесценный, или я умру". Долгие часы она, словно опытная трагическая актриса, оплакивала свою горькую участь, обращаясь к тому, кто навечно переселился в "царство теней".

Триумфальная арка (пайлоу)

Вторичное замужество считалось тяжким преступлением женщины перед памятью о покойном муже. Если вдова решилась бы вновь выйти замуж, она была бы обречена на изгнание из своей среды, подвергалась бы риску быть убитой родителями или родственниками покойного мужа, да и по закону не могла бы более стать чьей-либо женой, а только наложницей.

Древний обычай предписывал жене совершить самоубийство на могиле мужа, чтобы соединиться с ним в загробном мире. Она объявляла о таком решении родственникам и близким, и ее поступок рассматривался как подвиг преданности мужу.

Вдова, сохранившая верность, награждалась почетной табличкой, которая выставлялась перед ее домом. Еще более почетной наградой - деревянной триумфальной аркой (пайлоу) - отмечался подвиг вдовы, не пожелавшей пережить мужа. Когда вдова объявляла о своем решении последовать за умершим, ее торжественно усаживали в паланкин и в сопровождении родственников, знакомых и просто любопытных направляли к месту, где она должна была совершить самоубийство. Вдову выводили на заранее подготовленную площадку, после чего присутствующие низко кланялись ей. Затем на шею несчастной женщине надевали петлю, при помощи которой один из ее ближайших родственников совершал удушение. Губернаторы провинций в официальном докладе сообщали императору сведения о самоубийстве добродетельных вдов и испрашивали разрешения в награду за их верность памяти мужей воздвигнуть триумфальные арки.

Замечательный китайский писатель-сатирик XVIII в. У Цзин-цзы в романе "Неофициальная история конфуцианцев" едко высмеял обычай самоубийства жен в связи со смертью мужа. В романе рассказывается, как в семье Ван Юй-хузя его дочь после смерти своего мужа умерла от голода.

"Через три дня, во время второй стражи, несколько человек с факелами в руках забарабанили в ворота Вана.

- Ваша третья дочь голодала восемь дней и сегодня в полночь скончалась, - доложили они.

Мать зарыдала и рухнула на пол словно мертвая, а когда ее привели в себя, опять заплакала. Ван Юй-хуэй подошел к постели и пристыдил жену:

- Ты, старая, совсем поглупела! Девочка стала теперь бессмертной, чего же ты ревешь? Это хорошая смерть. Боюсь только, что мне не удастся умереть с такой же славой!-Он поднял лицо к небу и, заливаясь смехом, воскликнул:- Хорошая смерть! Прекрасная смерть!".

Если же вдова не решалась на добровольную смерть ради скорейшего воссоединения с покойным мужем, то она по крайней мере обязана была помнить о необходимости такого соединения после своей естественной смерти и всячески избегать второго брака. Чтобы не искушаться самой и не вводить в искушение других, вдове не следовало выходить за пределы дома покойного мужа. Еще лучше, если она обезобразит лицо и утратит всякую привлекательность, а в случае насилия, грозящего ее чести, опять-таки поощрялось самоубийство.

Когда умирала вдова, ее чаще всего хоронили в одной могиле с мужем или вблизи его могилы. Этот обычай восходит к тому не подтвержденному факту, что Конфуций в назидание потомкам похоронил свою мать рядом с могилой отца.

Большим событием в жизни китайской семьи считалось рождение ребенка, близкие и друзья навещали роженицу, приносили подарки: одежду для ребенка и продукты для поддержания сил матери. Чтобы отблагодарить друзей и знакомых, накрывали праздничный стол или просто угощали гостей вареными яйцами, окрашенными в красный цвет. В этих случаях полагалось приглашать друзей на лапшу, которая символизировала долголетие новорожденного.

Это событие было радостным, если рождался мальчик, но, как говорилось выше, становилось печальным, если на свет появлялась девочка.

У молодой невестки было одно-единственное средство облегчить свое положение в семье - родить сына. И вот она забеременела. Все ждут от нее сына, и сама она мечтает родить мальчика. И - о ужас! - на свет появляется девочка! Глаза матери наполнены горькими слезами, она не смотрит на маленькое существо. Свекровь в бешенстве, и даже муж, который вообще-то неплохо относится к жене, выглядит печальным и озабоченным. Весть о рождении дочери производит удручающее впечатление на всех членов семьи.

Появившееся на свет маленькое существо, конечно, не знает, что ожидает его в ближайшее время. Девочку могут умертвить или просто выбросить во двор, где она погибнет от голода. В лучшем случае кто-либо из соседей, имеющих сына, возьмет ее на воспитание, чтобы в последствии отдать ему в жены.

Тяжела и трагична была участь девочки. Родители- бедняки, доведенные до отчаяния нуждой и лишениями, иногда даже умерщвляли своих малолетних дочерей. Единственной причиной таких убийств была крайняя бедность. Понимая, что нет возможности приобрести приданое дочери и не желая обрекать ее на полное лишений существование, родители предпочитали убить дочь.

Чтобы родить сына, женщины прибегали к всевозможным гаданиям. Например, молодая женщина поднималась до зари и, надев костюм мужа, отправлялась к ближайшему колодцу. Она обходила вокруг него трижды, наблюдая за тенью в воде. Если по окончании прогулки ей удавалось вернуться домой незамеченной, это служило добрым предзнаменованием: родится мальчик.

По установившейся традиции новорожденному дарили различные украшения. Подарки эти могли быть действительно ценными - золотая цепочка на шею или же, скажем, украшение из серебра в форме замочка, но могли быть и совсем простые, чисто символические, например косточка от персика с вырезанными на ней разнообразными узорами. Через косточку продевалась нитка, которая привязывалась к руке ребенка.

Чтобы предохранить новорожденного от болезней и помочь ему дожить до глубокой старости, существовал особый талисман - "замок ста семейств". В связи с рождением ребенка отец обходил сотню родных и знакомых с просьбой дать по одной или несколько медных монет. Когда монеты были собраны, отец покупал украшение, похожее на замок, и вешал его на шею ребенку. Это означало, что сто человек заинтересованы, чтобы ребенок прожил до глубокой старости.

Маленьких мальчиков часто нарочно одевали как девочек для того, чтобы обмануть духов болезни или смерти, которые (как верили родители) в таком случае пройдут мимо них.

После рождения ребенка ему нужно было дать имя. Первое "дошкольное" имя ребенку обычно давал самый старший член семьи. Это имя должно было состоять из иероглифов, обозначающих что-нибудь "приятное", надежду на то, чтобы дитя было счастливым и не умерло в молодом возрасте. Ребенка часто называли Сяо-эр, Чжу-эр, Шуань-эр, что соответственно означало: Замочек - пусть ребенок будет в такой же безопасности, как то, что заперто под замком; Столбик - пусть ребенок твердо стоит на ногах; Узелок - пусть он будет надежно привязан к своему дому. Все эти имена давались, конечно, мальчикам. Их наделяли и такими именами: Фу (Богатство), Гуй (Знатность), Си (Счастье), Лэ (Радость). Именами девочек, как правило, служили названия цветов, драгоценных камней, бабочек, птиц. Их также могли назвать Сяо-мао (Котеночек) или Эр-мэй (Вторая сестричка), обычно вторая девочка в семье.

При поступлении в школу ребенку часто давали другое, уже постоянное, "официальное" имя. Бывало, правда, что постоянное имя давалось сразу при рождении. Как правило, его придумывал пожилой, образованный человек. Часто такая обязанность возлагалась на старого учителя в школе. Выбор имени считался делом серьезным, и это не могло быть поручено случайному человеку..

С малых лет девочкам внушалась мысль о их неравноправии с мужчиной, что находило отражение даже в именах, которые им давали: Да-цо (Большая ошибка), Сань-до (Третья лишняя) и т. д. Этим лишний раз подчеркивалось, что рождение девочки - обуза для семьи.

Подчиненное положение женщины в китайской семье восходит к культу предков, в соответствии с которым назначение человека на земле - продолжать род и поддерживать могилы предков. Женщине же, как утратившей при вступлении в брак всякую связь с родной семьей, отводилась, по этим представлениям, второстепенная роль.

Несмотря на суровые нравы и обычаи, китайская семья отличалась удивительной жизнестойкостью в борьбе с невзгодами, а члены семьи- небывалой привязанностью к родному дому. На эти особенности китайской семьи обращали внимание многие иностранцы, побывавшие в Китае в XIX - начале XX в. Какое бы несчастье ни разразилось над китайской семьей, ее глава не падал духом, продолжал упорно трудиться, не терял оптимизма, настойчиво искал выход из создавшегося положения. Подстать мужчинам были и женщины, которые с еще большей стойкостью, чем мужчины, переносили боль, страдания и все превратности судьбы.

Если старые люди в китайской семье пользовались общим уважением, то дети - общей заботой. Понятно, что многое зависело и от достатка родителей, но как бы ни была бедна семья, заботе о детях всегда уделялось главное внимание.