Глава V. Роль и положение армии после войны "Цзиннань"

Попытка правительства опереться на военную силу. Военные наместники

Чжу Ди пришел к власти в результате военной победы. Это обстоятельство должно было повести к усилению роли армии на внутриполитической арене. В ходе боевых действий войска, ранее большей частью занятые сельскохозяйственным трудом в так называемых военных поселениях (тун тянь), превратились в активную и реальную силу. Возросло влияние генералов, находившихся в войсках, а не в управленческих учреждениях, как в мирное время. Значительно увеличилась и общая численность армии. Если в 1393 г. "столичные" войска (т. е. своего рода гвардейские части) насчитывали 29 тыс. солдат и офицеров, то в начале XV в. - уже 380 тыс., а всего близ столиц (Нанкина и Пекина) стояло около 800 тыс. воинов [105, 46; 206, 59]. Для сравнения отметим, что к 1393 г. вся имперская армия насчитывала немногим более 1 млн. солдат [105, 46].

Учитывая возросшую роль армии, новое правительство приняло меры к тому, чтобы солдаты и офицеры были верны и преданы ему. Прежде всего это проявилось в награждениях, которые были проведены в 1402-1404 гг. Награды выражались как в предоставлении материальных ценностей (денег, тканей, одежд, зерна, скота), так и в повышении по службе. Последнее влекло за собой увеличение жалованья и прочие привилегии. Подобные действия могли служить реальным средством для поддержания в армии нужных правительству настроений. Сама по себе практика выдачи наград победоносным войскам не была нова для Китая. Но в данных условиях, когда армия участвовала в разрешении вопроса о власти, а враг находился внутри страны, широкие дарения приобретали особый смысл. Это подтверждается и довольно длительным периодом их проведения.

Первые императорские распоряжения о наградах были отданы уже 18 и 19 июля 1402 г. [23, цз. 9 (II), 136-137]. Специальным указом от 22 июля награды обещались всем участвовавшим в войне на стороне Чжу Ди [23, цз. 9 (II), 139].

В сентябре 1402 г. были выработаны специальные нормы материального вознаграждения для офицерского состава. Они предусматривали выплату в среднем (так как была градация по чинам) по 50 лянов серебра (1 кг 865 г), а также раздачу шелковых и других тканей, одежд и ассигнаций [23, цз. 11, 185-186].

О масштабах раздачи наград офицерам и генералам могут свидетельствовать данные по одному из пяти военных округов (Среднему), на которые подразделялась империя. 29 октября 1402 г. 961 генерал и офицер получили здесь по 60 динов ассигнациями и отрезу узорного шелка на три одежды, а 15 419 тысячников и сотников - такую же сумму в ассигнациях и узорного шелка на две одежды [23, цз. 12 (I), 193].

Массовые дарения офицерам действующей армии и военным чиновникам были произведены также указами от 30 сентября, 7 и 11 октября 1402 г. и 5 января 1404 г. [23, цз. 12 (I), 194-201, 212-213, цз. 12 (И), 217-219, цз. 25, 468-469]. Кроме того, в первые годы правления Чжу Ди отмечено много персональных повышений и награждений офицеров.

Некоторые воинские соединения и группировки получали повышения своего статуса, а некоторые - повышение в чинах всего личного состава. Так, в июле 1402 г. войска бывших "охранных гарнизонов" удела Янь были преобразованы в императорскую гвардию, а в апреле следующего года повышение в чине получили все солдаты и офицеры, участвовавшие во взятии Нанкина [23, цз. 9 (II), 136, цз. 18, 321]. Одновременно предписывалось повысить по службе всех военных, до которых еще не дошла очередь на поощрения [23, цз. 18, 321].

В результате к середине 1403 г. награды и повышения получили все войска, участвовавшие в войне "Цзиннань" на стороне Чжу Ди. Не были забыты даже нерегулярные части. В начале 1403 г. двору сообщалось: "Все люди из областей, [прилегающих к] Пекину, Баодину и Юнпину, ранее взятые в армию, ходившие с войсками в походы и имевшие заслуги, получили титулы и награды" [23, цз. 15, 286].

В конце 1404 г. правительство Чжу Ди распространило свою милость и на войска бывшего противника: 2 декабря были утверждены нормы вознаграждения командного состава воинских соединений, которые сдались без сопротивления во время войны [23, цз. 35, 616-617]. К этой категории могут быть отнесены все правительственные войска, прекратившие сопротивление к июлю 1402 г. Данное мероприятие Чжу Ди свидетельствует о том, что к концу 1404 г. правительство уже рассчитывало на поддержку не только бывшей Северной армии, но и всех воинских сил.

В этой связи нужно сказать, что процесс слияния двух прежде противостоящих друг другу армий проходил в начале XV в. без особых осложнений. В источниках не зафиксировано каких-либо острых коллизий на этой почве. Однако отдельные данные позволяют прийти к заключению, что в первые годы после прихода к власти Чжу Ди произвел некоторую перестановку военного командования, не затрагивая солдат старой армии. В декабре 1402 г. были восстановлены в прежних чинах все военные, разжалованные при Чжу Юнь-вэне [23, цз. 14, 259]. Это увеличивало число верных Чжу Ди офицеров. Вместе с тем в течение 1403-1405 гг. с высших командных постов постепенно были убраны некоторые генералы, ранее сражавшиеся против северян: Шэн Юн, Мэй Инь, Гэн Бин-вэнь, Ли Цзин-лун, а также начальник Военного ведомства Жу Чан.

Перестановки в армейских верхах наряду с наградами, а также такими предпринятыми в первые годы после победы мерами, как амнистия беглым солдатам, снятие налоговой задолженности с "военных дворов", демобилизация старых людей, облегчение условий набора в солдаты (подробнее см. ниже), были призваны укрепить позиции нового правительства в армии. Опираясь же на армию, правительство Чжу Ди могло рассчитывать на упрочение своей власти в целом. Вопрос о внутренней опоре должен был стоять довольно остро для группировки, пришедшей к власти насильственным путем. Отказ от поисков поддержки со стороны удельных властителей делал проблему еще более насущной. Поэтому было вполне логично ожидать, что правительство попытается найти опору в армии. В этом плане можно проследить некоторые интересные моменты.

Следует обратить внимание на насаждение Чжу Ди с первых же месяцев своего правления института военных наместников (чжэнь шоу) в различных провинциях и районах страны. Уже в августе 1402 г. наместниками были назначены: Чжао Цин - в район Фэнъяна, Юань Юй - в Сычуань и Юньнань, У Гао - в Хэнань и Шэньси [23, цз. 10 (II), 162, 168, 169]. Вскоре функции Юань Юя в Юньнани перешли к Ван Цзоу, а затем к Му Шэну. В последующие годы военными наместниками были Ли Бинь - в Гуандуне, Хань Гуань - в Гуанси, Сун Шэн - в Ганьсу, Мэн Шань - в Ляодуне, Гу Чэн - в Гуй-чжоу, Тань Цин - в районе г. Ичжэня в Чжэцзяне. Назначения новых наместников и перемещения старых имели место до последних лет правления Чжу Ди. В разное время и в разных провинциях и районах ими были Фэй Сянь, Лю Цзян, Лян Фу, Чжу Жун, Сун Ху, Чжао И, Лю Цзин, Хуан Сюань, Цзао Дэ, Ли Жань, Ли Шэн, Фэй Цзянь, Цзюнь Хао, Ши Вэнь и др.

Должности военных наместников не предусматривались структурой военной власти, установленной при Чжу Юань-чжане. Их задачи формулировались в официальных документах следующим образом. Чжао Цину предписывалось "командовать [войсками], привести их в порядок, полностью умиротворить и успокоить население" [23, цз. 10 (II), 162]. Юань Юю приказывалось "командовать [войсками], привести их в порядок и полностью умиротворить весь край" [23, цз. 10 (II), 168]. В упомянутом в предшествующей главе письме императора Минь-вану прямо говорилось, что Юань Юй может решать на месте "все дела". Ли Биню же вменялось в обязанности просто "контролировать" вверенную ему провинцию [23, цз. 31, 556]. Упомянутое приведение войск "в порядок" означало, как следует из поставленных задач, не просто пополнение рядов, вооружение и т. д., но обеспечение преданности местных гарнизонов правительству Чжу Ди. Опираясь на эти войска, военные наместники должны были затем добиться "умиротворения всего края", т. е. распространения стабильной власти нового правительства во вверенных провинциях и районах. Таким образом армия непосредственно использовалась как инструмент для укрепления положения нового правительства.

Функции военных наместников в известной мере дублировали полномочия удельных ванов. Наместники были даже в более выгодном положении, чем ваны. Если ваны получали функции главнокомандующего местными военными силами лишь в случае войны, то наместники обладали такими полномочиями постоянно в мирное время. Тем самым, учреждая институт наместников, Чжу Ди получил своеобразную замену удельным ванам. При этом он преследовал те же цели, что и Чжу Юань-чжан, учреждая систему уделов, - укрепить свою власть в стране. Наместники выступали также определенным противовесом по отношению к ванам. Это отчетливо прослеживается на примере описанного в предыдущей главе столкновения между Минь-ваном, с одной стороны, и Юань Юем, а позже My Шэ-ном - с другой. Отмеченные функции военных наместников представляются вполне созвучными с общей политикой Чжу Ди по отношению к удельным властителям. При этом следует учитывать, что наместники контролировали значительную часть территории страны. Все это свидетельствует о том, что создание института наместников является важным внутриполитическим шагом нового правительства.

Вместе с тем, получая широкие полномочия и являясь проводниками на местах воли императорского двора, военные наместники должны были служить определенным противовесом и местной администрации.

Естественно, что лица, получавшие посты военных наместников, должны были пользоваться полным доверием императора. О существовании такого доверия позволяет судить следующий факт. В ноябре 1404 г. от цензоров поступило серьезное обвинение Сун Шэна в "превышении власти". Реакция двора была весьма показательна. Император ответил на это обвинение: "Человек, который служит, не сможет добиться успеха, не сосредоточив [в своих руках] власти. Разве можно генералу, которому доверена оборона границ, быть полностью связанным писаными установками? Ныне следует разъяснить Сун Шэну [мои] слова, чтобы рассеять его сомнения [в моем к нему отношении]" [23, цз. 35, 611].

Менее существенные, с точки зрения центральной власти, правонарушения, чинимые военными наместниками, - притеснение местных гражданских властей и населения, использование своего положения для личного обогащения и так далее - неизменно встречали снисходительное отношение императора. В лучшем случае провинившемуся направлялось письменное предостережение. Но часто на жалобы местных властей и цензоров по поводу действий военных наместников накладывались резолюции о прощении без какой-либо мотивировки. Так было в случаях с жалобами на Юань Юя и Ван Цзоу в 1403 г., на Тань Цина в 1407 г., на Чжао И в 1418 г. и на Чжу Жуна в 1422 г. [23, цз. 24, 435-436, цз. 25, 465, цз. 72, 1010, цз. 202, 2093, цз. 245, 2305].

Таким образом, Чжу Ди не только не боялся сосредоточения власти в руках наместников, но допускал даже нарушение ими установленных норм, что категорически запрещалось удельным ванам. Подобное доверие может быть объяснено неофициальным характером полномочий военных наместников. Юридически, т. е. по существовавшим нормам управления, их положение не было закреплено. Они выступали как личные эмиссары императора и без его поддержки вряд ли могли бы противостоять местным властям. В этом было их существенное отличие от всесильных местных военных командующих (цзеду-ши) в VIII-IX вв. и при монгольской власти в Китае.

Возможность сосредоточения сепаратистских сил вокруг военных наместников снижалась кроме всего прочего и отсутствием у них того социального престижа, которым обладали, например, удельные ваны. Если учитывать общественную психологию того времени, то это обстоятельство также должно было снижать беспокойство центральных властей относительно действий своих эмиссаров в провинции.

Император, однако, не упускал из виду контроля за наместниками: от них требовались сообщения в центр о положении дел, они вызывались для аудиенций в столицу, им посылались подарки с напоминанием о монаршей милости. В случае надобности император мог ограничить полномочия наместника, что было сделано, например, с Сун Ху в Шэньси [23, цз. 69, 975]. Наместников переводили из одних районов в Другие. В случае же открытого неповиновения император просто смещал их. Так было, например, с У Гао в декабре 1414 г., когда он не явился по вызову в столицу и не привел свои войска в ставку при подготовке похода в Монголию [23, цз. 157, 1799-1800]. Но подобных случаев было немного. В целом институт военных наместников в начале XV в. оставался послушным орудием императорской власти в провинциях.

О том, что Чжу Ди использовал армию для укрепления своего господства в стране, свидетельствует и такой шаг, как отвод в 1403 г. части войск с северо-западных рубежей во внутренние районы страны. Это отнюдь не объяснялось уменьшением внешней опасности: монгольские набеги в пограничной полосе продолжались. Отмечая, что официальная причина отвода сводилась к трудности успешной обороны эвакуированных районов, Н. П. Свистунова между тем высказывает предположение и о других побудительных мотивах. Она предполагает, что в принятии такого решения сыграло роль стремление Чжу Ди "сконцентрировать как можно больше сил внутри страны, а не распылять их и на борьбу с внешним врагом" [107, 186). Цель этого вполне ясна: на первых порах спокойствие на "внутреннем фронте" было для правительства Чжу Ди не менее важно, чем оборона границ.

Со времени правления Чжу Ди широкое распространение получила практика привлечения иноплеменных воинских отрядов (главным образом монгольской конницы) для службы во внутренних районах Китая [25, цз. 60, 1151]. Эти своего рода наемные войска, служившие непосредственно императорскому двору, могли быть в любой момент легко использованы на внутриполитической арене.

Сохранилось любопытное свидетельство, которое может быть истолковано в пользу усиления военной администрации на местах в первые годы царствования Чжу Ди. В мае 1403 г. цензоры из провинции Фуцзянь сообщили в столицу, что между местными гражданскими и военными властями существуют противоречия, и поэтому государственные дела они пытаются перекладывать друг на друга, вызывая взаимное озлобление [23, цз. 19, 349]. Примечательно здесь то, что, судя по докладу, одни и те же административные дела решались и военными и гражданскими чиновниками, хотя круг обязанностей тех и других не должен был переплетаться. Но еще большее внимание заслуживает реакция императора на полученный доклад: в Фуцзянь была направлена реляция с призывом к гражданской и военной администрации согласовывать свои действия, в равной мере подчиняясь предписаниям центра [23, цз. 19, 349-350]. Здесь можно усмотреть определенное нарушение принципа приоритета гражданской власти, столь характерного для традиционной китайской системы управления.

Косвенным подтверждением усиления позиций военных на местах могут служить участившиеся в начале XV в. доклады провинциальных властей и цензоров о различных злоупотреблениях и нарушениях законов со стороны отдельных военных чинов, начиная от военных наместников и кончая младшими офицерами.

Перечисленные выше моменты позволяют предположить, что правительство Чжу Ди в первые годы своего существования пыталось опереться на армию для упрочения своего положения. Однако, судя по всему, такая ориентация была весьма кратковременной. Признаки ее перемены достаточно ясно обнаруживаются уже в 1405 г. Так, императорский манифест от 14 февраля, обращенный ко всем военным чинам, в частности, гласил: "Государство держит войска для того, чтобы обороняться от врага и защищать народ, а не для того, чтобы с их помощью управлять [страной]. Вы, умиротворяющие вассальные края или же обороняющие [наши] границы, должны действовать, прилагая все свои силы и преданность, [но] блюдите законы... [Относитесь] к этому [наказу] уважительно, помните о нем, не нарушайте моих наставлений" [23, цз. 38, 641-642].

Весьма характерно, что появление этого документа не связывается источниками с реакцией правительства на какой-либо определенный инцидент - нарушение закона, дисциплины и т. п. Скорее всего это было следствием продуманной переориентации правительства в вопросе о роли армии во внутренних делах. Если сравнить данный манифест с изложенной выше реакцией двора на доклад из Фуцзяни в мае 1403 г., то перемена позиции предстанет довольно контрастно.

К 1405 г. резко сокращается и число материальных наград войскам, имевшее место в предшествующие годы. Последняя массовая раздача наград зафиксирована в январе 1405 г. Затем их становится значительно меньше, а после 1406 г. они практикуются исключительно лишь в связи с предпринимаемыми при Чжу Ди крупными военными походами.

После 1405 г. в действиях правительства Чжу Ди трудно усмотреть какое-либо особое внимание к армии как инструменту внутренней политики, за исключением использования солдат при подавлении народных движений - обычного явления в истории обществ с антагонистическими классами. Правление после отмеченного рубежа становится ординарно китайским по своим методам - традиционному преобладанию гражданской администрации над военной властью. Известным исключением в данном плане можно считать лишь военных наместников, продолжавших сохранять свои позиции. Но перед ними больше уже не ставилась конкретная задача "умиротворять и успокаивать" народ и армию. Если абстрагироваться от противопоставления наместников ванам, то в условиях, пришедших на смену неустойчивости первых лет после окончания войны, военные наместники должны были оберегать двор скорее от потенциальной, нежели реальной опасности. Поэтому их наличие не меняло общей картины преобладания гражданского управления.

Чем была вызвана подобная переориентация правительства? Причины этого весьма неоднородны. Во-первых, к 1405 г. положение в стране достаточно стабилизировалось. Резких проявлений внутренней оппозиции новому режиму, которых можно было ожидать после столь бурных событий на рубеже XIV-XV вв , не последовало. Позиции правительства Чжу Ди значительно окрепли. Разветвленный бюрократический аппарат в целом не выходил из подчинения. Народные массы сохраняли спокойствие. Поэтому сама насущная необходимость применения военного давления внутри государства в значительной степени ослабла.

Во-вторых, изменилось внешнеполитическое положение страны. В 1404-1405 гг. резко обострились отношения Китая с державой Тимура. По-прежнему существовала угроза нового монгольского вторжения. Вновь, как и в 60-70-х годах XIV в., оживились действия так называемых японских пиратов (отрядов из лиц японского, корейского и китайского происхождения, контролируемых феодалами Южной Японии и занимавшихся торговлей и грабежами) у морского побережья страны. Все это вызывало необходимость использовать армию по ее прямому назначению - для борьбы с внешней опасностью.

Кроме того, общее укрепление позиций правительства Чжу Ди к 1405 г. повлекло за собой стремление выйти на широкую мировую арену и поставить внешнеполитические успехи на службу дальнейшей стабилизации внутреннего положения. Это проявилось в серии крупных морских экспедиций в зарубежные края, одной из целей которых было продемонстрировать военную мощь Китая (1405), а также во вторжении во Вьетнам (1406-1407). Такого рода внешнеполитическая активность также требовала привлечения усилий армии.

Наконец, в-третьих, специфические организационные черты и социальное положение китайской армии описываемого времени не давали возможности императору рассчитывать на нее как на прочную и постоянную опору внутри страны. В конце XIV - начале XV в. китайская армия не представляла собой целостного организма, имеющего стройную структуру и регулируемого едиными правилами. Внутри нее существовали различные категории войск, отличавшихся друг от друга по своему положению. Помимо того, что войска делились на столичные, расквартированные во внутренних районах и пограничные, был целый ряд делений, обусловленных конкретно-историческими мотивами. В особые категории выделялись солдаты и офицеры, сражавшиеся на стороне Чжу Юань-чжана в годы становления династии Мин, подразделения, "присоединившиеся" к Чжу Юань-чжану, участвовавшие в войне "Цзиннань" на стороне Чжу Ди, "сдавшиеся" воинские соединения бывших противников последнего. Различные категории составляли и новобранцы, способы набора которых в армию не были одинаковыми.

Одни категории пользовались большими привилегиями (столичные и сражавшиеся на стороне Чжу Юань-чжана и Чжу Ди), другие - меньшими. Такое положение должно было вызывать соответственно различные настроения в военной среде. Поэтому рассчитывать на армию как на единую внутриполитическую силу не приходилось.

Минская армия была организована по сословному принципу. Она комплектовалась не посредством общих рекрутских наборов, а из особой категории населения - военного сословия (цзюнь чжи или же цзюнь ху). Военный статус людей, приписанных к этой категории с помощью особых кадастровых списков, был неотъемлемым и наследственным. В первые годы династии Мин это сословие составляло примерно 2 млн. дворов [206, 59]. "Военные дворы" получали земельные наделы и были обязаны платить налог зерном (основной) и налог предметами домашнего ремесла, а кроме того, выделять определенное число "основных" и "вспомогательных" рекрутов, иметь для них "сменщиков" и принимать участие в снабжении отправляемых на службу питанием и обмундированием. Такой порядок ставил "военные дворы" в более трудное положение, чем гражданское население. Хэ Бин-ди, например, называет военное сословие "самой угнетенной социальной группой" в Китае [206, 61]. Солдаты, служившие в армии, как правило, подвергались эксплуатации со стороны своего начальства (подробнее см. ниже). В связи с этим в период Мин прослеживается постоянное стремление "военных дворов" перейти в гражданские сословия [122, 32]. Поэтому вполне очевидно, что правительство не могло получить надежной поддержки со стороны армейских низов. Опорой могли быть лишь командные кадры.

Однако социальная приниженность военного сословия отражалась и на положении офицеров и военных сановников. Армейская иерархия была четко обособлена от гражданской. Для проникновения из первой во вторую существовали определенные препятствия. Военная власть не получала легальных возможностей для преобладания над гражданской. Материальные льготы, предоставлявшиеся государством военным, были меньше, чем прочим. Законы предусматривали более тяжкие наказания лиц военного сословия по сравнению с совершившими одинаковое правонарушение гражданскими и прочие юридические ограничения военных. По глубокой, устоявшейся в веках традиции воинская служба не считалась в Китае почетной, приоритет отдавался гражданской. Исключение составляла лишь титулованная военная знать. Но ее привилегированное положение было, как правило, не следствием военной карьеры. Наоборот, высшие военные чины присваивались лишь лицам аристократического происхождения или за особые заслуги и в результате благоволения императора. Военные должности, таким образом, служили лишь дополнением к их высокому социальному положению. Эта привилегированная прослойка была немногочисленна. Основной же состав командных кадров в силу специфики своего статуса вряд ли мог служить прочной опорой правительству.

Перечисленные причины показывают, что армия в условиях Китая того времени могла быть лишь частичной и относительной опорой императорского двора. Поэтому стремление правительства Чжу Ди в первые годы после захвата власти искать поддержки в армии было временным явлением, порожденным специфическими послевоенными условиями.