Осенью 1971 года над территорией Монгольской Народной Республики разбился самолет с китайскими опознавательными знаками. На месте падения были обнаружены остатки самолета и обгоревшие до неузнаваемости трупы летчиков и пассажиров. Вещи и бумаги почти не сохранились, и поэтому невозможно было установить, кто находился в самолете и с какой целью нарушена монгольская граница. Одновременно разбился вертолет, поднявшийся в воздух с территории студенческого городка университета Цинхуа в Пекине. Все пассажиры, кроме одного, по сообщениям западной печати, покончили с собой. Китайские официальные лица и китайская печать некоторое время хранили гробовое молчание по поводу этих инцидентов. И только спустя полтора месяца Чжоу Энь-лай впервые официально сообщил о гибели китайского самолета над территорией МНР и о том, что в нем находился Линь Бяо, который будто бы хотел перебежать на сторону "советских ревизионистов".
Линь Бяо
Так мировая общественность узнала о новой жертве политической борьбы в Китае. Линь Бяо, который незадолго до этого был объявлен вторым человеком в Китае и преемником Председателя КПК, неожиданно предстал как "глава авантюристического заговора против Мао Цзэ-дуна", как "агент социал-империализма" и "черный бандит".
Мы не будем вдаваться в рассмотрение перипетий этого странного дела, которое напоминает детективную историю. Был ли на самом деле Линь Бяо в самолете, пересекшем границу Монгольской Народной Республики, как и почему погиб самолет, действительно ли имел место заговор против Мао Цзэ-дуна - все это до времени останется загадкой. Нас интересует политический и особенно идеологический аспект инцидента.
Чэнь Бо-да
Яркое описание этой истории и глубокий анализ расстановки сил в период X съезда КПК можно найти в статье М. Алтайского "Что мао- исты скрывают от народа" (М. Алтайский, Что маоисты скрывают от народа, "Литературная газета", 10 октября 1973 г.). Он пишет: "Чтобы отвлечь внимание от провалов политики Мао Цзэ-Дуна внутри Китая, китайские лидеры хотели бы изобразить "сентябрьские события" 1971 года как результат происков внешних сил. Одно время китайская пропаганда даже пыталась представить Линь Бяо в роли "агента Москвы", однако вся эта затея оказалась столь явно несостоятельной, что в Пекине сочли за благо ограничиться на X съезде попыткой изобразить ближайшего соратника Мао Цзэ-дуна жалким заговорщиком и беспомощным политиком, который якобы после провала третьей и последней попытки "совершить покушение на жизнь великого вождя" "незаконно взял самолет и вылетел на нем, чтобы переметнуться к советским ревизионистам, но разбился на территории Монгольской Народной Республики".
В зарубежной печати сообщалось о том, будто из "совершенно секретных" материалов по "делу Линь Бяо" (правда, они почему-то очень скоро оказались в редакциях всех крупнейших буржуазных газет и информационных агентств) следует, что о неоднократных попытках покушения Линь Бяо на Мао знали в окружении Мао, а Мао Цзэ-дуну и Чжоу Энь-лаю было известно даже о намерении Линь Бяо улететь за границу, но они почему-то ничего не предприняли, чтобы предотвратить его злодеяния.
В японской и гонконгской печати летом 1972 года было опубликовано "совершенно секретное" письмо ЦК КПК от 13 января 1972 г. по поводу "контрреволюционного заговора Линь Бяо".
В так называемом "проекте 571" (о нем упоминалось на X съезде КПК), который якобы представляет собой составленный Линь Бяо закодированный план "вооруженного восстания", "убийства Мао Цзэ-дуна" и "создания нового ЦК КПК", о Мао Цзэ-дуне говорится следующее:
"Он каждый раз вытаскивал одну силу для разгрома другой, сегодня вытаскивает эту для разгрома той, завтра вытаскивает ту для разгрома этой; сегодня поет дифирамбы одним, а завтра приклеивает им ярлыки предателей и уничтожает их, сегодня вместе с ними сидит на троне, а завтра они его узники. Из истории нескольких десятков лет видно, что тех, кого он начинает поднимать, впоследствии неизбежно ожидала политическая смерть. Какие политические силы могли сотрудничать с ним до конца? Его бывший секретарь - убийца из убийц, тюремщик из тюремщиков, один из наиболее близких его соратников и приближенных - сам оказался в тюрьме. Он даже не пощадил своего собственного сына и довел его до сумасшествия, он является злостным интриганом и извергом, он может любого живьем закопать в землю и все плохое свалить на него. Ясно, что все те, кто был его приближенным и был низвергнут, в действительности являются козлами отпущения".
Если это подлинный документ, замечает М. Алтайский, то он говорит о том, что даже сами маоисты, если у них сохраняется частица политической ответственности и долга перед страной, рано или поздно осознают пагубность маоизма. Именно об этом свидетельствует "дело Лю Шао-ци" и "дело Линь Бяо".
Если же "проект 571" - фальшивка (а именно к такому выводу приходят многие специалисты), то маоисты делали ее, как говорится, с натуры и, пожалуй, даже слишком натуралистически для такого материала (Там же.).
После разоблачения "заговора Линь Бяо" официальная китайская пропаганда одно время проявляла растерянность. Было неясно, за что и с каких позиций следует идеологически прорабатывать бывшего военного министра. Линь Бяо в глазах китайцев был до этого вождем "культурной революции", составителем первых "цитатников" Мао. Как руководитель хунвэйбинов Линь Бяо в свое время носил красную повязку № 2, а Мао - повязку № 1. Весь народ должен был присягать на верность Линь Бяо как "ближайшему боевому соратнику Мао Цзэ-дуна". В уставе КПК, принятом на IX съезде, и в проекте новой конституции КНР, обсуждавшемся в 1970 году, Линь Бяо был объявлен преемником Председателя Мао Цзэ-дуна.
Но в 1973 году на X съезде КПК Чжоу Энь-лай заявил партийной массе и всему народу, что Линь Бяо был "буржуазным карьеристом, заговорщиком, лицемером, ренегатом, предателем родины, авантюристом". Партийная пропаганда вскоре сообщила, что Линь Бяо (жена его тоже была членом Политбюро, а сын занимал командный пост в ВВС) "мечтал о создании наследственной династии семейства Линь".
Одно время печать в Китае называла Линя "левым", затем он неожиданно стал "правым". Наконец, выяснилось и главное его идеологическое преступление: Линь Бяо - ни больше ни меньше, как последователь и ученик Конфуция.
Конфуций умер около двух с половиной тысяч лет назад. Линь Бяо погиб несколько лет назад. Какая ниточка связывает эти имена?
Заметим прежде всего, что отношение Мао и его соратников к конфуцианству до последней кампании было весьма противоречивым. Во многих выступлениях Мао Цзэ-дуна, особенно на закрытых совещаниях в КПК, содержатся многочисленные ссылки на Конфуция. Китайцы знают, что в знаменательный 1919 год он поднялся на священную гору Тайшань и посетил могилу учителя Куна.
Личный секретарь Мао - Чэнь Бо-да, один из организаторов "культурной революции", который исчез с политической сцены почти одновременно с Линь Бяо, считал Конфуция своего рода прародителем научного коммунизма. Лю Шао-ци также совершил паломничество на могилу философа на горе Тайшань. Президент Академии наук КНР Го Мо-жо даже причислял Конфуция к революционерам. В начале 1973 года в Пекине вышел первый брошюрованный том "Истории философии". Там о Конфуции говорилось: "В его теории были реакционные и прогрессивные идеи".
Кто же дал антиконфуцианское знамя новой идеологической кампании? По-видимому, опять лично Мао Цзэ-дун.
2 февраля 1974 г. "Жэньминь жибао" сообщила, что "политическая борьба масс, критика Линь Бяо и Конфуция" ведутся "по инициативе и под руководством нашего великого вождя Председателя Мао". В заключение этой статьи "Жэньминь жибао" процитировала отрывок из стихотворения Мао:
Пусть веют ветры,
Пусть бьются волны!
Это лучше, чем праздно
Гулять по окруженному стеной двору.
И вот уже ряд лет в Китае свергают авторитет Конфуция - прямого наставника злополучного маршала. Свергают методично, основательно. Свергают в Пекине и Шанхае, в Гуанчжоу и Чэнду, в Ухане и Тяньцзине. Свергают по радио и в газетах, в официальных плакатах и дацзыбао, с оперных подмостков и с университетских кафедр. Свергают на улицах и дома, на специальных собраниях и на случайных сходках, на атомных заводах и в деревнях, в научных центрах и в детских садах. Этим заняты "ганьбу" из центральных правительственных учреждений в их неизменных френчах с накладными карманами и "ганьбу" помельче в костюмах из бумажной материи, бывшие хунвэйбины в тапочках, в темных брюках и белых майках, дети в синих штанишках.
Приведем некоторые наглядные примеры того, как на деле выглядит новая кампания:
Чжан Юнь-сю, женщина - профессор права на юридическом факультете Пекинского университета, на несколько лет была интернирована в "школу 7 мая". Когда же она, наконец, вернулась в университет, она испытывала, вероятно, чувство облегчения: теперь она сможет работать спокойно и наверстает то, что упустила за эти годы пребывания в "школе 7 мая".
Но этого не произошло. Как только началась кампания "пи-Линь пи-Кун", ее направили в типографию, чтобы вместе с рабочими изучать документы этой кампании. Она не проявляла к этому интереса, пока ее внимание не обратили на то, что ее "понимание классовой борьбы" хуже, чем у рабочих. Она быстро взяла себя в руки и вместе с другими преподавателями стала редактировать очерки рабочих об этой политической кампании.
Группы "теоретиков" в деревнях пишут популярные трактаты о вреде Конфуция и величии Цинь Шихуана. В одном сообщении из провинции Гуандун говорится, что в университете им. Сунь Ят-сена рабочим, крестьянам и солдатам в Гуанчжоу преподается курс "Жу-фа доу-чжэн", то есть курс, посвященный борьбе между конфуцианцами и легистами. Чтобы прослушать этот курс в Гуанчжоу, люди приезжают даже с острова Хайнань.
Обучение людей в духе "Жу-фа доучжэн" ведется на всех уровнях. Один из районов провинции Аньхой сообщил о том, что обучил не менее 61 800 человек (радиостанция провинции Аньхой, 7 августа 1974 г.). В Шанхае городская библиотека собирает статьи о борьбе между конфуцианцами и легистами со всей страны.
В одной статье газета "Синьхуа жибао" рассказывает о рабочих, которые разъясняют историю "Жу-фа доучжэн" другим: "Они, возможно, не отличаются высокой образованностью и хорошим знанием истории, но, опираясь на правильные инструкции партии, они развили чувство высокой революционной ответственности и революционную волю". "Им помогают руководящие кадровые работники и те, кто специализируется в теории".
Итак, в тот самый момент, когда в военизированных научных центрах Китая лихорадочно трудятся над созданием водородных бомб и ракет дальнего действия, когда в Пекине продолжается кампания по закреплению итогов "культурной революции", когда в "Жэньминь жибао" публикуется очередная фотография Чжоу Энь-лая с представителями то австралийских профсоюзов, то западногерманских неофашистов, то пакистанских религиозных общин, именно в этот момент Конфуций становится главной опасностью в области духа, культуры, интеллекта.
Давайте поразмышляем, почему Конфуций вызвал такой прилив раздражения у нынешних правителей Китая.
Учитель Кун жил в VI-V веке до н. э. , в период напряженной политической борьбы между разрозненными китайскими царствами и беспорядков внутри самих этих царств. Мыслители того времени мало интересовались проблемами духа и материи, смысла жизни, смерти и бессмертия, строения вселенной и воли богов. Их больше волновали живые проблемы трудной жизни того времени. Учитель Кун думал и писал о том, как управлять государством, каким должен быть правитель и его подданные, как сохранять единство и могущество народа, как приумножать богатства страны и как утешиться в бедности. Он создал патриархальную теорию государства как большой семьи, где добродетельный правитель подобен отцу, а подданные - послушным детям.
"Лунь юй", что означает "беседы и высказывания", - это единственное произведение китайской литературы, которое передает более или менее достоверно взгляды самого Конфуция. Подобно Сократу, учитель Кун дошел до нас в записях своих учеников, которые собрали его высказывания в отдельное произведение после смерти учителя. Поэтому текст "Лунь юя" имеет множество редакций.
В Китае издавна существовала добрая имперская традиция вторжения властей в духовную жизнь народа. Сами императоры время от времени, устав от военных походов, начинали поход против великих философов и мыслителей в тщании превзойти их своей мудростью и прославить свое имя - не только на поле брани, но и в духовном промысле.
В III веке до н. э. при императоре Цинь Шихуане произошло знаменательное событие, которое известно в Китае как "сжигание книг" и "закапывание живых конфуцианцев". "Лунь юй" был запрещен и подвергнут сожжению, а 460 ревностных проповедников конфуцианства были закопаны в землю живыми (См., "Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух то* мах", М" 1972 г., т. 1, стр. 139.).
А зачем, собственно, живыми? Откуда такое озлобление у императора? Можно только догадываться о причинах по косвенным свидетельствам. По-видимому, более всего Правителя раздражали советы философов, их вмешательство в дела государства, их поучения, как управлять народом, которые шли вразрез с интересами укрепления императорской власти.
Следуя заветам учителя Куна, философы проповедовали принцип "жэнь", или "человеколюбие", и поведение "цзюньцзы", или "благородного мужа",- высшего эталона человеческой добродетели. Вот что мы читаем по этому поводу в книге "Лунь юй":
"Там, где царит человеколюбие, прекрасно. Поэтому, когда кто-либо поселяется там, где нет человеколюбия, разве он мудр?"
"Благородный муж думает о морали; низкий человек думает о том, как бы получше устроиться. Благородный муж думает о том, как бы не нарушить законы; низкий человек думает о том, как бы извлечь выгоду". "Благородный муж знает только долг, низкий человек знает только выгоду". "Благородный муж стремится быть медленным в словах и быстрым в делах".
"Народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понимать, почему". "Можно отказаться от пищи. С древних времен еще никто не мог избежать смерти", но "...без доверия народа государство не сможет устоять".
"Если совершенствуешь себя, то разве будет трудно управлять государством? Если же не можешь усовершенствовать себя, то как же сможешь усовершенствовать других людей?"
"Кто-то спросил: "Правильно ли отвечать добром на зло?" Учитель ответил: "Как можно отвечать добром? На зло отвечают справедливостью. На добро отвечают добром"" (Там же, стр. 147-165.).
Ну как не понять раздражение императора Цинь Ши- хуана, когда ему пытались навязать подобные советы? Советники государей вообще редко преуспевали в истории. Пример Никколо Макиавелли может явиться классическим в этом отношении. Его советы были отвергнуты Медичи, а сам он пережил тюрьму, опалу, ссылку. Глупые или слабые правители иной раз пользовались советами умных царедворцев, но становились в итоге их рабами, подобно блаженному Федору Иоанновичу - послушной жертве Бориса Годунова. Умные правители пользовались советами, скрывая их источник. А сильные и жестокие правители отправляли советников на эшафот или в изгнание, подобно Ивану Грозному.
Но спор императора и философа не завершился сожжением книг и погребением живьем "верных конфуцианцев". Дело сильнее Слова, но Слово более живуче, чем Дело. Книги возродились из пепла и на века захватили воображение китайцев. Возродилась, подобно Фениксу или сказочной лошади-дракону, которые олицетворяют в Китае высший уровень морали и благоденствия в государстве. Феникс и лошадь-дракон, исчезнувшие при Цинь Шихуане, появились при новых правителях. И вот уже во II веке до н. э. в начале правления династии Хань становятся известными три редакции "Лунь юй", а позднее текст "Лунь юй" вместе с другими конфуцианскими текстами был выбит на каменных стелах.
Канон конфуцианства, подобно христианскому канону, не ограничился лишь "беседами и высказываниями", почерпнутыми у самого учителя. В него вошли "Лицзи" ("Книга обрядов"), "И цзин" ("Книга перемен"), "Шу цзин" ("Книга истории"), "Ши цзин" ("Книга песен"), летопись "Чуньцю" ("Весна и Осень"). Все эти книги были включены в состав конфуцианского "Пятикнижия" ("У цзин").
Каждый культурный человек, а тем более тот, кто претендовал на какую-нибудь должность, должен был хорошо знать "Пятикнижие". Позднее, в эпоху неоконфуцианства (XII в.), требования конфуцианского канона были сужены. Появился так называемый "Малый канон", или "Четверокнижие" ("Сышу"), в который вошли лишь произведения, выражавшие основы конфуцианства (Там же, стр. 139-140 и т. II, стр. 99.).
Двадцать пять веков китайцы поклонялись учителю Куну. Они находили в нем источник мудрости и простых житейских советов: как относиться к отцу и вообще к предкам, к старшим братьям, к другим людям, к уездному начальнику, помещику, к правителю. Как относиться к знанию, научиться размышлять, предвидеть будущее, как соблюдать ритуал, как делать похоронную церемонию печальной, как быть благородным мужем, как управлять Поднебесной. Об этих и многих других предметах можно было узнать, читая "Пятикнижие" или "Четверокнижие".
В отличие от христианства конфуцианство не было религией. Но оно было верой не менее прочной и глубокой, чем христианство или магометанство. В основе этой веры лежало признание мудрости ее источника - великого учителя Куна и господство традиций: каждый верил потому, что верил его отец, его дед, его прадед, все его предки.
Вот над кем занесены сейчас длани 700 млн. китайцев (мы исключаем младенцев до трехлетнего возраста, которых, наверное, все-таки не смогли включить в кампанию)! Вот какого поистине могучего духовного титана свергают ныне с пьедестала в Китае! Вот где подлинная великая революция в культуре, умах и душах великого народа!.. Душа очищается от тины традиционного верования, ум - от паутины устаревшей мудрости. Пьедестал, на котором 25 столетий возвышалась маленькая фигурка скромного учителя Куна, свободен...
Но во имя чего? В каких целях свергается это былое величие?
Быть может, китаец хочет приобщиться к современной культуре, к современному знанию? Он жаждет овладеть наукой и техникой последней трети XX века? Он мечтает о новой жизни, о новых отношениях между людьми, о новых формах управления - о социализме? Тогда понятно, хотя многие формы, многие методы идеологических кампаний и коробят нас своими странностями, своими жестокостями. Но в конце концов традиция есть традиция; даже когда она умирает, она сохраняет верность самой себе, хотя бы в отношении ритуала своей смерти. Все это было бы так, если бы...
Если бы... не голопузые мальчики и девочки в детских садах, которые скандируют хором, дирижируемые обаятельной девушкой в синих брюках и белой кофточке: "Десять тысяч лет Председателю Мао!"
Если бы шахтер, черный от угольной пыли, который 30 часов не выходил из забоя, не восклицал: "Я сделал это в честь мудрого учителя Мао!" Если бы 15-летние хунвэйбины, юноши и девушки, не кричали на своих сборищах: "Смерть конфуцианцам, вечная жизнь Председателю Мао!" Если бы хирург, который произвел сложнейшую операцию на сердце, не заявлял при этом: "Я сделал это потому, что следовал учению Мао!" Если бы солдаты, стреляя в чучела "ревизионистов", не кричали при этом: "Уничтожим всех врагов Мао!" Если бы 200 типографий во всех крупных городах Китая, давно забросивших печатание не только "Пятикнижия", но и обыкновенных школьных учебников по физике и математике, не воспроизводили денно и нощно в миллиардах экземпляров "красные книжечки" Мао Цзэ-дуна. Словом, если бы пьедестал, освобождаемый от учителя Куна, не использовался тут же для водружения на него знакомой фигуры Председателя Мао.
Как видим, Правитель был побежден Философом тоже не навечно. Спор между Цинь Шихуаном и Конфуцием через много веков стал предметом идеологического размежевания сил в Компартии Китая. Судите сами.
В статье, переданной агентством Синьхуа 22 февраля 1974 г., говорится: "В начале 60-х годов ренегат, провокатор и штрейкбрехер Лю Шао-ци, раздувая зловещий ветер реставрации капитализма, снова вытащил на свет свою черную книгу "О самовоспитании коммуниста", стал на все лады проповедовать доктрину Конфуция и Мэн цзы, рьяно превозносил идею Конфуция "жэнь" (человеколюбие) и утверждал, что это значит "обращаться с людьми по-человечески"".
Особый протест у авторов статьи вызывает призыв Конфуция "во всяком человеке видеть человека". "Конфуций всю жизнь выступал за реставрацию рабовладельческого строя, против социальной реформы. После объединения Китая императором Цинь Шихуаном реакционные конфуцианцы продолжали заниматься контрреволюционной деятельностью, направленной на реставрацию рабовладельческого строя".
"Конфуций, афиширующий принцип "кто преуспевает в учебе, тому обеспечена служебная карьера", пытался посредством своей педагогической деятельности подготовить главных управляющих над рабами, служащих политике класса рабовладельцев".
А вот какие преступления видит газета "Жэньминь жибао" (8 февраля 1974 г.) в конфуцианстве. Газете не нравится следующее высказывание Конфуция: "Владеть собой и действовать в соответствии со старыми установлениями - это самое важное из всех дел". В этом призыве авторы статьи видят "реакционное идейное оружие для реставрации капитализма, которое использовалось Линь Бяо в его контрреволюционных алчных стремлениях". "Следовать старым установлениям" по такой логике - значит сопротивляться "культурной революции", значит следовать линии, провозглашенной VIII съездом партии. И еще одна конфуцианская идея вызывает резкий протест маоистов - это идея "исправления имен".
"В мае 1970 года вопреки указаниям Председателя Мао Цзэ-дуна Линь Бяо велел своим сообщникам поднять шумиху, требуя, чтобы он стал главой государства", утверждая, что де "если не учредить должности Председателя государства, то государство останется без головы, или, как говорится, без надлежащей должности с делом не управишься". Открыто ссылаясь на догмат Конфуция - "если название неправильно, то слова не будут соответствовать действительности, а раз слова не соответствуют действительности, то дело не будет завершено", - антипартийная группировка Линь Бяо упорствует в своей антипартийной политической платформе с целью узурпировать верховную власть в партии и государстве. Они клеветнически уподобили "диктатуру пролетариата" диктаторству, бешено выступали за политическое реабилитирование всех "лишившихся влияний".
Трудно разобраться в этом слоеном пироге, где так перемешаны мифы и реальность, опыты древней истории и дымящиеся еще свежие факты "культурной революции". Можно предположить, что уставшие от беспорядков, которые охватили Поднебесную, какие-то более умеренные группы внутри китайского руководства стали думать о том, чтобы приостановить дальнейшую вакханалию "культурной революции", стабилизировать положение и даже проявить человеколюбие и снисходительность в отношении осужденных лиц. Не решаясь говорить об этом прямо, они прибегали к языку, который на Западе принято считать эзоповским, но который был весьма типичным для политической традиции имперского Китая.
Ссылки на гуманистические призывы Конфуция, его требования "владеть собой и действовать в соответствии со старыми установлениями", конечно же, могли быть истолкованы Мао Цзэ-дуном как попытки ограничить его произвол и своеволие.
Маоисты преподносят критику Конфуция как отрицание всей феодальной культуры, эксплуататорской по своей сущности. Но тогда как понять тот факт, что критики Конфуция противопоставляют ему любимый образ Мао - Цинь Шихуана, которого превозносят сейчас в Китае как образец всех добродетелей?
В мае 1974 года газета "Боэцзин жибао" опубликовала статью за подписью группы критиков Пекинского университета и университета Цинхуа, которая посвящена оценке роли Цинь Шихуана в истории Китая. По утверждению авторов статьи, этот император сыграл положительную роль в создании централизованного государства с феодальной властью и в разрушении остатков рабовладельческого строя. "Некоторые упрекают Цинь Шихуана, - пишут авторы статьи, - за ведение войны, которая сопровождалась "множеством насилия" и принесла большие разрушения. Подобные рассуждения не делают различия между "прогрессивной войной и реакционной войной". Далее авторы с похвалой отзываются о знаменитом "сжигании книг и закапывании живьем конфуцианцев".
Авторы статьи рассуждают так: "Явно неправильно такое утверждение, что "сжигание книг и закапывание живьем конфуцианцев" было уничтожающим ударом для свободы мысли... Как и реакционеры всех времен, антипартийная группировка Линь Бяо и горстка "правых" элементов также осуждают Цинь Шихуана за то, что он "сжигал книги и закапывал живыми конфуцианцев", называют его "феодалом-деспотом". Собственно говоря, всякая государственная власть - это машина насилия, и власть династии Цинь - тоже. Марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзэ-дуна никогда не отрицают огульно всякое насилие... Мы всегда выступаем против контрреволюционного насилия и поддерживаем революционное насилие".
Итак, Цинь Шихуан - образец прогрессивного насилия. Цель, которую он будто бы ставил, - объединение Китая, полностью оправдывает средства, которые он действительно использовал. Почтенных авторов не волнует вопрос об отношении императора к народу. Они мимоходом сообщают как вещь совершенно второстепенную о жестоком обращении Цинь Шихуана не только со своими сановниками и оппозиционными мыслителями, но и с простым людом. Их восхищают более всего методы борьбы, которые действительно сродни периоду "культурной революции", когда сжигание книг и избиение не согласных с "идеями Мао Цзэ-дуна" стало обычным явлением.
Критика Конфуция вскрыла не только факт продолжения групповой борьбы в современном руководстве Китая, но и противоречивые тенденции - конфуцианскую и легистскую, проходящие через всю китайскую историю. Легистская тенденция, которая сейчас прославляется, не имеет ничего общего с властью закона, она подразумевает власть всемогущего Правителя. Не случайно прототипом легистского правителя является Цинь Шихуан.
Такая интерпретация легистов дается и самими мао- истами. В статье "Жэньминь жибао" говорится: "Закон Шан Яна, составителя законов Цинь Шихуана, направлен на "уничтожение закона с помощью закона и на уничтожение войны с помощью войны"". Вывод статьи: "Управлять страной с помощью насилия - это историческая необходимость" ("Жэньминь жибао", 1 августа 1974 г.).
В июле 1974 года в одном номере "Жэньминь жибао" было помещено три статьи на эту тему. В одной статье упоминалось о восстании, поднятом против Цинь Шихуана. "Некоторые, - говорилось в статье, - считают, что это произошло из-за того, что он сжег книги. Это не так. Восстание вспыхнуло из-за того, что Цинь Шихуан не был достаточно последовательным в подавлении контрреволюционеров".
Далее "Жэньминь жибао" пишет: "Когда Линь Бяо поносил Цинь Шихуана, называя его тираном, он осуждал не насилие, как таковое, а насилие, к которому прибегали для подавления рабовладельцев (Конфуция изображают ярым защитником рабовладельцев.- Ф. Б.). Линь Бяо выступал не против всякого насилия, а лишь против революционного насилия. Разработанный Линь Бяо "проект 571" предусматривал использование контрреволюционного насилия". Затем цитировалось высказывание Мао: "Капиталисты-эксплуататоры должны подавляться насильственными методами, быстро, безжалостно" ("Жэньминь жибао", 14 июля 1974 г.).
В третьей статье, написанной партийным комитетом одной из угольных шахт в провинции, цитируется высказывание Мао без указания источника. "В Китае новая политика и новая экономика нашего времени развиваются на базе старой политики и экономики древних времен; точно так же новая культура современности развивается на основе старой культуры древности. Поэтому мы должны уважать нашу историю, и историческую преемственность не следует нарушать" (Там же.).
Мы не собираемся входить здесь в обсуждение вопроса об исторической роли Конфуция. Его роль определяется уже тем фактом, что он сохранял свое влияние в Китае на протяжении тысячелетий, точно так же как всем опытом страны подтверждена узость и консервативность системы его взглядов, которая пришла в острый конфликт с современной эпохой. Мы не хотим вступать в полемику и по поводу места Цинь Шихуана в истории.
Ясно одно, что вся эта шумиха вокруг Конфуция никакого отношения в сущности не имеет ни к нему самому, ни к его идеологии. Достаточно одного того факта, что этот философ зачислен в "одну банду" с опальным маршалом Линь Бяо, который имел такое же отношение к философии, как Конфуций к военному ремеслу.
О эти поистине загадочные восточные сфинксы, которые через тысячелетия встают из мертвых, тревожат души живых и лихорадят правительства и народы! Мир с удивлением взирает на эти потоки живой энергии, устремленные к гробнице человека, умершего много столетий назад, на эту растрату великих сил великого народа...
Теперь несколько слов об основных идеологических событиях последнего времени. Период "культурной революции" можно было бы в известном смысле назвать периодом "самоочищения" маоизма. Именно тогда маоистская доктрина обнаружила свое подлинное содержание наиболее откровенно и выпукло. В этот период с наибольшей силой происходило выветривание марксистских идей. Именно в этот период Мао Цзэ-дун начал претендовать на роль ведущего идеолога не только самого Китая, но и всего современного мира. IX съезд КПК явился важным рубежом на этом пути. Он обнаружил глубинные тенденции маоистской доктрины и ее цели на длительный исторический период.
На X съезде КПК (24-28 августа 1973 г.) произошло определенное отступление маоистов, по крайней мере словесное, от ряда наиболее одиозных лозунгов и установок периода "культурной революции". В материалах съезда и в других его политических и пропагандистских документах все чаще мелькают ссылки на диктатуру пролетариата, упоминания руководящей роли рабочего класса и его партии, принципа мирного сосуществования и т. п.
Означает ли это, что маоисты "выпрямляют" свою идеологическую линию и постепенно возвращаются на марксистско-ленинские позиции? Все факты свидетельствуют против этого.
X съезд КПК обошел полным молчанием все основные теоретико-политические проблемы, вставшие перед партией и страной после того, как кульминационный период "культурной революции" остался позади. По всему видно, что Мао Цзэ-дун по-прежнему не располагает программой развития страны - экономической, социальной, внешнеполитической,- рассчитанной на длительную перспективу.
В центре внимания отчетного доклада ЦК КПК, с которым выступил Чжоу Энь-лай, доклада об изменениях в уставе КПК Ван Хун-вэня по-прежнему оставались вопросы внутрипартийной борьбы (См. "X Всекитайский съезд КПК. Документы", Пекин, 1973 (на русском языке).). Какой должна быть социально-экономическая политика в последующий период? В каком направлении должна идти работа в области партийного и государственного строительства? Какова будет в дальнейшем линия КПК в области культуры и образований? На каких принципах КПК и КНР собираются строить дальше свои отношения с социалистическими странами и коммунистическими партиями? В каком направлении будут развиваться отношения КНР с капиталистическими государствами? На все эти вопросы китайские коммунисты не находят ответа ни в материалах X съезда, ни в других документах КПК.
Мао Цзэ-дун так и не выполнил своих обещаний разработать самостоятельную теорию строительства социализма в Китае. В то же время маоистский идеологический режим подавил всякое альтернативное движение теоретической мысли внутри КПК, оставил партию теоретически невооруженной перед лицом усложняющихся внутренних и международных проблем. Такое положение, по-видимому, устраивает Мао, который хочет иметь свободу рук для любых поворотов в будущем.
"Культурная революция" получила оценку на X съезде КПК как исходная идеологическая и политическая платформа для дальнейшего развития Китая. В докладе Чжоу Энь-лая отмечалось, что Мао Цзэ-дун выработал основную линию и политику КПК на весь исторический этап социализма. Эта линия состоит из периодического развертывания "культурных революций". Чжоу Энь-лай обвинил Линь Бяо и Чэнь Бо-да в том, что они будто бы "выступили против продолжения революции при диктатуре пролетариата", иными словами - против повторения "культурных революций", и настаивали на том, что "главной задачей после IX съезда должно быть развитие производства" (Там же.).
X съезд полностью воспроизвел линию Мао на милитаризацию страны. Напомним, что IX съезд КПК призвал всю страну "готовиться на случай войны, готовиться на случай стихийных бедствий", "рыть глубокие туннели" и "запасать зерно". Эта линия нашла полное подтверждение на X съезде: "...Быть полностью подготовленными к возможной агрессивной войне со стороны империализма и особенно к внезапному нападению советского ревизионистского социал-империализма на нашу страну". Съезд обратился к рабочему классу, к крестьянам-беднякам и низшим середнякам, к командирам и бойцам НОА и ко всему многонациональному китайскому народу с призывом "непременно усилить подготовку к войне". Эти установки включены в устав КПК, принятый X съездом (См. "Коммунист", 1974 г., № 12, стр. 98-99.).
К этому времени прямые военные расходы страны достигли более 40% бюджетных ассигнований. Китай изготовил атомную бомбу, водородную бомбу и запустил искусственный спутник Земли.
X съезд КПК закрепил линию на дальнейшее развертывание производства термоядерного оружия. В то же время он призвал активно развернуть формирование отрядов народного ополчения. По сообщениям китайской печати, количество ополченцев в стране в последние годы выросло в несколько раз.
На X съезде, как, впрочем, и на предыдущем IX, не приводилось никаких данных об итогах развития промышленности и сельского хозяйства КНР, о планах на будущее, о конкретных экономических задачах. Съезд, обошел вопрос о строительстве материально-технической базы социализма и об удовлетворении материальных потребностей трудящихся. Съезд снова подчеркнул значение лозунга "учиться у Дацина и Дачжая". Этот лозунг означает развитие мелкого производства в гражданских отраслях экономики без государственных капиталовложений, осуществляемых в централизованном порядке, развитие местной промышленности, построенной по принципу самоокупаемости, призванной удовлетворять местные нужды и потребности населения.
Иными словами - и внутренняя, и внешняя политика (к этому вопросу мы еще вернемся дальше) целиком подчинена той цели, которую Мао сформулировал еще в 50-е годы, - добиться превращения Китая в крупнейшую военную державу.
Идеологический режим, установленный в результате "культурной революции", отнюдь не ослабил острой внутренней борьбы в КПК. Во многих отношениях она стала еще более ожесточенной, групповой, фракционной и беспринципной. Мао не сумел, а вероятно, и не хотел создать монолитное окружение вокруг себя. Не сумел, поскольку не создал платформу для решения тех острых экономических и социальных проблем, перед которыми стоит Китай. Не хотел, поскольку он в состоянии сохранять свое исключительное положение только при сохранении ожесточенного соперничества между другими руководителями и их группировками. В таких условиях все апеллируют к Председателю, и он сохраняет положение верховного судьи в решении любых споров, роль вершителя судеб страны и личных судеб ее руководителей.
Трудно составить сколько-нибудь определенное суждение об основных группировках среди китайского руководства; схватки между ними происходят, как правило, за закрытыми дверями. Публика узнает об этом из косвенных и весьма ненадежных источников. Страна полна слухов, скрытых намеков, домыслов. Некоторые зарубежные исследователи Китая называют обычно три основные группировки внутри пекинского руководства. Первая - это "леваки" и экстремисты, знаменем которых является идеология "культурной революции". Вторая - это "прагматики", или "умеренные", которые выступают за стабилизацию обстановки в КПК и стране, проявляют заботу о развитии экономики и занимают более умеренные позиции в вопросах внешней политики. Третью самостоятельную группу составляют военные, которые действуют в своих интересах и дают своей поддержкой перевес одной из группировок, чаще всего "умеренным".
Такая оценка расстановки сил внутри пекинского руководства весьма приблизительна. Идейный и политический кризис в КПК привел в состояние крайней неустойчивости всю систему власти. В обстановке такой неопределенности все решается соотношением сил, активностью, ловкостью, настойчивостью, беззастенчивостью отдельных руководителей.
Показательна судьба Дэн Сяо-пина. Во время "культурной революции" за ним прочно было закреплено звание "черного бандита № 2". Неизвестно какими путями, но ему удалось выскользнуть из-под пресса, который раздавил "черного бандита № 1" Лю Шао-ци и многих других партийных руководителей. Сейчас он кооптирован в состав Политбюро ЦК 10-го созыва. Больше того, ему удалось взять в свои руки многие функции, которые раньше выполнялись Чжоу Энь-лаем. Активность этого последнего заметно снизилась. В зарубежной печати появились сообщения о плохом состоянии его здоровья, о его преклонном возрасте (будто все другие руководители КПК моложе!).
Примечательная черта борьбы внутри пекинского руководства - это столкновение крупных организационных структур. Партийный и государственный аппарат, военная верхушка, руководство крупнейших провинций, хозяйственные органы, органы безопасности - все они конкурируют между собой в борьбе за власть и влияние. Борьба отдельных лиц переросла в борьбу группировок, а последняя переплелась с борьбой крупных организаций, насчитывающих в своем составе сотни тысяч и даже миллионы человек.
Мао тут же попытался возвести эту борьбу всех против всех в некий закон политической жизни Китая. В уставе, принятом X съездом КПК, говорится, что "культурная революция" будет проводиться еще много раз, примерно через каждые семь-восемь лет. Такая установка, с одной стороны, является предупреждением нынешним руководителям о том, что они не гарантированы от чистки. С другой стороны, она выдает определенные авансы тем функционерам, которые рвутся в состав высшего руководства, поскольку она обещает сделать вакантными многие должности в результате следующего тура "культурной революции".
Руководители среднего уровня и низовых организаций живут в атмосфере постоянного напряжения и страха. Они едва поспевают за последними установками и веяниями. Проштрафившиеся не только теряют свое место. Их направляют в "школы 7 мая" на тяжелые физические работы. Такая же практика распространяется и на всю интеллигенцию, особенно на непокорную молодежь.
X съезд КПК декларировал повышение роли партийных организаций, восстановление профсоюзов и молодежных организаций. Но на каких принципах имеется в виду воссоздать эти организации?
В уставе КПК, принятом X съездом, роль партийных организаций фактически определяется как чисто служебная. Они не ориентированы на разработку внутренней и внешней политики. Их основная задача - проведение в жизнь указаний Мао Цзэ-дуна. Роль съездов и пленумов ЦК определена в самой туманной форме. О собраниях низовых организаций вообще не говорится ни слова. По всему видно, что партия перестраивается на новый лад не как демократическая, а как бюрократическая организация, подчиненная воле высшего руководства.
В китайской печати сообщается, что летом 1973 года будто бы было завершено формирование профсоюзов, которые были разогнаны в период "культурной революции". Но нет никаких сведений о действительном характере деятельности Всекитайской федерации профсоюзов, нет сведений о реальных полномочиях профсоюзных организаций на предприятиях, об их взаимодействии с ревкомами. В такой же мере неясна и подлинная роль воссозданных комитетов комсомола, женских организаций, союзов крестьян-бедняков и низших середняков.
Мао Цзэ-дун явно ищет укрепления общественной базы своей власти. Но в такой же мере очевидно, что он не хочет воссоздания партийных и общественных организаций как полномочных представителей рабочих, крестьян, всех трудящихся, как самостоятельных институтов политической системы КНР.
Если в целом определить результаты X съезда КПК, то можно сказать следующее: этот съезд имел своей главной задачей укрепить режим личной власти Мао Цзэ-дуна и его окружения, упрочить социальную базу этого режима. Что касается направления внутренней и внешней политики, то съезд закрепил и продолжил линию, которая формировалась еще в период "культурной революции" и была зафиксирована в решениях IX съезда КПК. Эта линия - милитаризация экономики внутри страны и усиление борьбы против СССР и других стран социализма на международной арене.
Наиболее значительным событием последнего времени была новая Конституция, принятая на первой сессии Всекитайского собрания народных представителей 4-го созыва в январе 1975 года (сам Мао, правда, не присутствовал на сессии ВСНП, а предпочел в это время встречаться с лидером западногерманских правых кругов Штраусом).
Каковы же особенности новой Конституции КНР? В ней можно обнаружить несколько наиболее существенных моментов.
Первое: значительный шаг назад в сравнении с демократическими нормами и принципами, которые провозглашались в прежней Конституции.
Примечательны изменения, внесенные в сферу организации государственной власти. Права Всекитайского собрания народных представителей и его Постоянного комитета серьезно урезаны. В нынешней Конституции в отличие от прежней ничего не говорится о контроле со стороны ВСНП за проведением в жизнь Конституции, о решении им вопроса войны и мира. Из Конституции исключены положения о гарантиях прав депутатов, о постоянных комиссиях ВСНП. Законодательно закреплены "народные коммуны" и "ревкомы".
В новой Конституции КНР даже не упоминается о системе выборов. В ней отсутствует содержавшееся в Конституции 1954 года указание на то, что нормы представительства и порядок избрания депутатов (в том числе депутатов от национальных меньшинств) в ВСНП и местные собрания народных представителей определяются законом о выборах. В то же время вводятся некие институты "консультации", форма и порядок которых не определяются.
Второе: резкое "полевение" словесных характеристик власти, собственности, социальных отношений, что фиксирует победу экстремистских сил в результате "культурной революции". Во введении изменено принципиальное положение о переходном периоде. Если в Конституции 1954 года говорилось, что "период от создания Китайской Народной Республики до построения социалистического общества есть переходный период", основными задачами которого являются "постепенное осуществление социалистической индустриализации страны", постепенное завершение "социалистических преобразований в сельском хозяйстве, кустарной промышленности, а также в капиталистической промышленности и торговле", то в Конституции 1975 года декларируется вступление КНР в период "социалистической революции и диктатуры пролетариата". При этом утверждается, что на протяжении всей истории социалистического общества в нем "от начала до конца существуют классовые противоречия и классовая борьба...".
В разделе "Общие положения" КНР формально именуется "социалистическим государством диктатуры пролетариата". Здесь говорится, что "КПК является руководящим ядром всего китайского народа", что через нее рабочий класс "осуществляет руководство государством".
Третье: переориентация внешнеполитических отношений в антисоветском духе.
В отличие от прежней в новой Конституции опущены положения о советско-китайской дружбе и о сотрудничестве с другими социалистическими странами. Исчез и тезис о том, что "борьба за благородные цели мира во всем мире и прогресса всего человечества является неизменным курсом нашей страны в международных делах".
Вместо этого во введении к новой Конституции провозглашены известные установки Мао: "готовиться на случай войны", "бороться против политики агрессии и войны, проводимой империализмом и социал-империализмом, против гегемонии сверхдержав".
Положения Конституции КНР "о подготовке на случай войны", "о рытье глубоких туннелей" и т. п. не могут не настораживать международную общественность, тем более что они подкрепляются рассуждениями докладчика Чжан Чунь-цяо на сессии о неизбежности мировой войны и призрачном характере разрядки.
И, наконец, четвертое: Конституция закрепила режим личной власти Мао Цзэ-дуна, опирающийся непосредственно на армию и апеллирующий к отсталым массам Китая. На этом вопросе нужно остановиться особо.
В докладе на сессии Чжан Чунь-цяо особо подчеркиваются следующие положения новой Конституции, которые докладчик считает наиболее принципиальными: "Коммунистическая партия Китая является руководящим ядром всего китайского народа", "марксизм-ленинизм - маоцзэдуновские идеи являются теоретической основой, определяющей идеи нашего государства". "Всекитайское собрание народных представителей является высшим органом государственной власти, находящимся под руководством КПК"; "Председатель ЦК КПК возглавляет вооруженные силы всей страны"; "упразднение поста Председателя республики, несомненно, способствует усилению единого руководства партии государственным аппаратом".
Все эти положения имеют одну цель: они служат обоснованием - на этот раз конституционным - режима личной власти Мао, а в будущем открывают дорогу для установления такого же режима его преемниками. Сосредоточение в руках Председателя КПК верховного руководства партией, государством, вооруженными силами делает его власть фактически бесконтрольной.
Интересно отметить, что в отличие от первоначального проекта конституции (о котором мы говорили раньше) в утвержденном ее варианте опущены положения о преемственности верховной власти в КПК и КНР. Мао на этот раз отказался назначить кого-либо своим официальным преемником. Это наводит на мысль о том, не являлось ли включение в проект конституции статей о преемнике - Линь Бяо всего лишь уловкой, рассчитанной на то, чтобы объединить тем самым против него всех других членов руководства КПК? Если бы Мао действительно серьезно относился к вопросу о преемственности власти, он наверняка настоял бы на включении подобного пункта в текст новой конституции.
Вопрос о преемственности власти всегда был ахиллесовой пятой режимов личной власти. Не составил исключения и режим Мао Цзэ-дуна. Вот что он говорил о преемственности руководства в одной из своих бесед, не предназначавшихся для печати:
"Перед своей смертью я хотел создать авторитет "преемников", я не рассчитывал, что все может получиться наоборот. Первоначально у нас было намерение позаботиться о государственной безопасности; мы создали первую и вторую линии. Я был на второй линии. Другие товарищи - на первой линии. С сегодняшних позиций это было не очень удачно, результатом было большое раздробление. Я был на второй линии и не руководил повседневными делами; я предоставлял другим решать множество проблем, создавал другим людям авторитет, чтобы, когда я предстану перед богом, в нашем государстве дело не дошло до слишком больших потрясений.
Все были согласны с этой точкой зрения. Впоследствии оказалось, что товарищи, которые были на первой линии, не очень удачно уладили кое-какие дела. Отдельные дела, за которые я сам должен был взяться, не были улажены, и за это я несу ответственность. Нельзя все целиком взваливать на них".
Это говорилось по поводу ухода Мао с поста Председателя КНР. В качестве возможного преемника в ту пору выдвигался Лю Шао-ци. Нам известно, какая судьба его постигла вскоре.
Затем, несмотря на неудачный опыт Лю Шао-ци, на роль преемника выдвинулся Линь Бяо. Мао Цзэ-дун сам официально заявил об этом всему китайскому народу. Однако и этот кандидат в наследники был повержен и до сих пор служит объектом проработок и поношений.
Кто же следующий? И рискнет ли кто-либо включиться в эту игру, где шансы выигрыша устремлены к нулю? Пока таких охотников не видно.
Чжоу Энь-лай слишком умен и опытен, чтобы подвергнуть себя такой опасности. Дэн Сяо-пин, политический вес которого стремительно растет после X съезда КПК, также не торопится занять пустующее кресло преемника "великого кормчего". Ван Хун-вэнь - 38-летний деятель, один из пяти заместителей Председателя КПК, который выдвинулся на X съезде, пока держится достаточно осторожно.
Кроме Чжоу Энь-лая и Ван Хун-вэня на X съезде КПК было избрано еще три заместителя Председателя ЦК КПК - Ли Дэ-шэн, который находится в Шэньяне, Е Цзянь-ин, о котором китайская печать сообщает нередко, и Кан Шэн, обычно не появляющийся на публике. В печати Китая чаще всего мелькают имена Чжоу Энь-лая, Ван Хун-вэня, Цзян Цин, Дэн Сяо-пина.
Но нельзя увидеть никаких признаков того, чтобы одному из них отдавалось предпочтение как будущему руководителю КПК.
Быть может, Мао рассчитывает на установление коллективного руководства после своего естественного ухода с политической арены? Или, быть может, он вообще не задумывается над этим? Трудно сказать. Опыт диктаторов прошлого и современности говорит о том, что это для них самая болезненная тема, которая вызывает иной раз невероятные сдвиги в сознании и спонтанные решения.
Уж очень это болезненный вопрос - самоограничение диктатора, пускай даже отнесенное к будущему времени. Болезненный для него самого и весьма щекотливый для окружающих. Это все равно, что признать кого-то равным себе, также способным нести великое бремя власти. В пьесе А. К. Толстого "Смерть Иоанна Грозного" есть такая сцена: царь отказывается от трона, грозится принять схиму и уйти в монастырь. Грозить-то грозит, а сам в глаза боярам смотрит, как они реагируют на это: кто соглашается, а кто в ноги валится и молит не оставить народ без великого царя, который один только может удержать народ в повиновении. И вот начинается скольжение бояр вокруг этой темы, как во время гололедицы: пока стоишь на месте - ничего, как сдвинулся - того и гляди поскользнешься, а там и упасть недолго...
Что же происходит в Китае в самое последнее время?
Прежде всего можно отметить восстановление в должности многих деятелей, которые подвергались преследованиям в период "культурной революции". Самым видным среди таких деятелей является бывший Генеральный секретарь КПК Дэн Сяо-пин, который, по словам газеты "Хунвэйбин" (№ 2 за 1967 г.), создавал "новому классу" такие привилегии, как роскошные санатории с бассейнами, танцплощадками и красивыми девушками, и сам вел "аристократический декадентский образ жизни". Но речь идет и о многих других деятелях на всех уровнях.
Бывший первый секретарь партийного комитета провинции Чжэцзян Цзян Хуа (которого обвиняли в том, что он будто бы в летней резиденции Мао в Ханчжоу организовал подслушивание телефонных разговоров) снова занял пост партийного секретаря, хотя и в другой провинции.
Бывший военачальник, партийный секретарь и глава правительства Внутренней Монголии Уланьфу (который еще в 1966 г. использовал войска против хунвэйбинов) - снова член ЦК.
И таких примеров множество.
Наблюдатели, посетившие Китай в последнее время, более или менее единодушно отмечают, что, несмотря на перестановку командующих округами в начале 1974 года, позиции высших военных кадров на всех уровнях партийного руководства остаются достаточно прочными.
На поверхности политической жизни Китая по-прежнему постоянно мелькает Цзян Цин - первая (а сейчас после "свержения" жен Лю и Линя - единственная) "дама двора в Пекине" - так ее именуют на Западе. Правда, сейчас она выступает в новой роли, активно участвуя в светской жизни.
Вот по китайскому телевидению Цзян Цин в течение нескольких минут показывает себя с разных сторон в платье "миди", беседуя со спортсменами из США. Вот Цзян Цин приветствует симфонические оркестры из Лондона, Вены и Филадельфии, приезжавшие с гастролями в Китай. Вот она участвует в приеме китайских спортсменов перед их отъездом на азиатские игры в Тегеран. Вот она в числе других принимает президента Того. Вот она принимает вместе с Ли Сянь-нянем и Чэнь Си-лянем главу правительства Нигерии.
Означает ли это, что с идеологией и практикой "культурной революции" покончено? Нет, скорее это затишье перед новой бурей.
В одной из последних бесед с Эдгаром Сноу Мао Цзэ-дун говорил, имея в виду "перманентную революцию": "Когда человек ест, он откусывает один кусок, потом другой, но нужно время, чтобы каждый раз почувствовать вкус, и только после этого уже он откусывает следующий кусок". На X съезде КПК Ван Хун-вэнь процитировал письмо Мао к его жене Цзян Цин: "Каждые семь-восемь лет (примерно!) чудовища и демоны будут выползать на свет". Примерно такая периодичность политических и идеологических кампаний как будто подтверждается фактами: в 1958 году - "большой скачок" и "коммуны", в 1967 году - "культурная революция", в 1973 году - кампания против Конфуция и Линь Бяо.
В самое последнее время (и в этом некоторое нарушение графика) можно увидеть симптомы новой кампании. Наиболее значительным является, пожалуй, публикация в журнале "Хунци" (№ 2 за 1975 г.) статьи зятя Мао Цзэ-дуна Яо Вэнь-юаня "О социальной основе линьбяовской антипартийной группировки".
Симптоматично, что автор статьи на другой день после утверждения новой Конституции КНР фактически ставит под сомнение ряд ее положений. Он говорит, что в Китае зарождаются "новые буржуазные элементы, стремящиеся к узурпации власти". Социальной базой таких элементов, по его мнению, являются две формы социалистической собственности - всенародная и коллективная- и сохранение товарного хозяйства.
В этой связи Яо Вэнь-юань обрушивается на социалистические принципы хозяйствования, несмотря на то что они формально закреплены в новой Конституции КНР.
"Культурная революция" давно окончилась, но ее идеология жива. Живы и те силы, которые ее вдохновляли. "В бурном море не обойтись без кормчего", значит для самого сохранения роли и исторических подмостков для "кормчего" нужно, чтобы море было бурным, нужно создавать обстановку перманентных потрясений и хаоса в Поднебесной. И тогда один лишь "кормчий" будет в состоянии восстанавливать порядок, выступая вершителем судеб всего народа.