На протяжении яньаньского периода (1937-1947 гг.) Мао Цзэ-дун уделяет большое внимание теоретической работе. Эти годы, пожалуй, можно отнести к одним из наиболее плодотворных в его становлении как идеолога КПК.
Среди наиболее значительных работ, написанных Мао в этот период, следует назвать следующие работы: "Стратегические вопросы революционной войны в Китае" (декабрь 1936 г.), "Относительно практики" (июль 1937 г.), "Относительно противоречия" (август 1937 г.), "О затяжной войне" (май 1938 г.), "Китайская революция и Коммунистическая - партия Китая" (декабрь 1939 г.), "О новой демократии" (январь 1940 г.), "Перестроим нашу учебу" (май 1941 г.), "За правильный стиль в работе партии" (февраль 1942 г.), "Выступления на совещании по вопросам литературы и искусства в Яньани" (май 1942 г.), "Наша учеба и текущий момент" (апрель 1944 г.), "Решение по некоторым вопросам истории нашей партии" (апрель 1945 г.), "О коалиционном правительстве" (май 1945 г.) и др. Всего за период пребывания в Яньани Мао написал более двух третей из числа работ, вошедших в тт. I - III "Избранных произведений" на китайском языке и тт. II - IV на русском языке.
Названные работы затрагивают политические, культурные, военные и многие другие вопросы теории и практики КПК и китайской революции в целом. В яньаньский период Мао Цзэ-дун бросается от одной проблемы к другой с явной целью осуществить на деле то, что он прокламировал прежде, а именно "китаизацию марксизма".
Что же это означало?
Это означало, во-первых, тщательный отбор тех проблем в марксизме-ленинизме, которые Мао достаточно субъективно относил к существенным и важным для Китая; во-вторых, более чем своеобразную интерпретацию марксистских выводов по этим проблемам с проекцией на китайскую практику; в-третьих, разработку специфических вопросов стратегии и тактики КПК, в особенности в области партийного строительства, военного дела, управления государством, соотношения национально-освободительных, демократических и социалистических задач китайской революции, и др.; в-четвертых, скрытую ревизию идей марксизма-ленинизма (об исторической миссии рабочего класса, о диктатуре пролетариата, о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую и др.). И, наконец, в-пятых, все работы этого периода явно имеют целью приукрасить деятельность самого Мао и "выпрямить" весьма зигзагообразную линию его политического поведения.
Изучение этих работ Мао Цзэ-дуна легло в основу системы партийной учебы кадров на всех уровнях, что должно было, по замыслу Мао, обеспечить идеологическое единство партии, теперь уже не на базе марксизма- ленинизма, а на базе маоизма.
Иногда говорят: "Китай - это море, которое делает солеными все впадающие в него реки". Издавна считалось, что все религиозные и другие идеологические учения, попав на китайскую почву, поглощались ею и обретали новую форму. Лозунг "китаизации марксизма" или придания ему национальной китайской формы шел в русле этой устоявшейся традиции.
Из рассказа самого Мао Цзэ-дуна, переданного Эдгаром Сноу, известно, что в период с 1911 по 1920 год Мао увлекался буддизмом, был сторонником идей Кан Ю-вэя, монархистом, идеалистом, либералом, реформистом, демократом, социалистом-утопистом, анархистом...
"Я получил буржуазное воспитание и отчасти даже феодальное воспитание. Изучил немало книг Конфуция и его последователей, - говорил он в ноябре 1957 года. - Мы в то время совершенно не знали Маркса, Энгельса, а знали лишь, что были Вашингтон и Наполеон". "Я тоже прочитал немного книг основоположников марксизма, не знаю, сколько они написали..." - говорил Мао в 1957 году. "Я не изучил как следует все разделы марксизма. Иностранными языками, к примеру, я тоже не овладел. Экономику я только начал изучать..." - вновь повторял он в сентябре 1959 года (Цит по "Опасный курс. О политике и тактических маневрах маоис- тов", вып. IV, М., 1973, стр. 65.).
Приспешники Мао - бывшие (Чэнь Бо-да) и нынешние (Яо Вэнь-юань) - открыто ставят ему в заслугу то, что он произвел "китаизацию марксизма". На 6-м пленуме ЦК КПК в 1938 году Мао сам заявлял, что конкретный марксизм -это марксизм, который воплощается в национальную форму: "Мы должны обобщить все наше прошлое от Конфуция до Сунь Ят-сена..." (См. Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 2, стр. 364.).
По свидетельству П. П. Владимирова, в Яньани всячески культивировалась мысль о том, что Мао Цзэ-дун- "один из продолжателей философии марксизма-ленинизма". Его имя все чаще ставилось в один ряд с классиками научного коммунизма. "Как быть продолжателем того, чего толком не знаешь! - пишет Владимиров.- Большинство произведений Маркса, Энгельса, Ленина до сих пор не переведено на китайский язык. Овладеть каким-то европейским языком Мао Цзэ-дун не находил нужным" (П. П. Владимиров, указ. соч., стр. 271.). Он отмечает, что Мао снисходительно относится ко всему некитайскому и хорошо знает древнюю китайскую литературу, чему во многом обязан своим возвышением в глазах соотечественников. Но он не знаком по-настоящему с западной философией и вульгарно представляет марксизм. "Для Мао свое, национальное,- безусловная вершина мировой культуры, так сказать, истина в последней инстанции. Его настольные книги - набор китайских энциклопедических словарей, древние философские трактаты и старинные романы" (Там же, стр. 205.). Подобные же свидетельства мы находим и в других источниках.
Итак, с 40-х годов идейное воспитание китайских коммунистов пошло по новому руслу. Специфика Китая рассматривалась как основание для того, чтобы отвергнуть многие общие положения марксизма. Насаждалось представление о том, что ленинизм есть лишь национальная, специфически русская форма марксизма, не пригодная для других стран, и что поэтому марксизм в Китае должен приобрести специфически китайское содержание и назначение.
На работах по философским проблемам Мао Цзэ-дуна, написанных в яньаньский период, пожалуй, не стоит особо останавливаться. Как справедливо считают специалисты (и советские, и зарубежные), эти работы не носят печати сколь-нибудь самостоятельной мысли. Они являются более или менее добросовестным изложением марксистских положений, почерпнутых, впрочем, не из самого источника, не из работ К. Маркса и В. И. Ленина, а из вторых рук - из брошюр и статей популяризаторов марксизма. Подсчитано, что в философских работах, включенных в "Избранные произведения" Мао, 80 -90% текста, излагающего основы марксистской диалектики, "списано более или менее дословно с переводов работ советских авторов" (S. Schram, Мао Tse-tung and the theory of the permanent revolution, "China quarterly", L., 1971, No 46, p. 229.). Надо, кроме того, иметь в виду, что большинство работ этого периода, включенных в тт. I- III "Избранных произведений" Мао Цзэ-дуна, представляло собой записи устных выступлений Мао. Они затем тщательно "причесывались" Чэнь Бо-да, а потом снова основательно редактировались при подготовке "Избранных произведений" на китайском и русском языках (См. M. Алтайский, Антимарксистские философские взгляды Мао Цзэ-дуна, М., 1969, стр. 11.).
Примером может служить одна из первых теоретических работ Мао - "Относительно противоречия". В сущности это более или менее связанное изложение элементарных положений марксизма-ленинизма по данному вопросу.
В то же время уже в названной работе мы видим, как Мао дополняет и видоизменяет общеизвестные в марксизме формулировки, иными словами, "китаизирует марксистскую диалектику". Эта "китаизация" и состояла не в чем другом, как в преувеличении национальных факторов развития революции в Китае и преуменьшении роли и значения международных факторов. Отсюда чрезмерный упор на внутренние условия развития общества, на внутренние противоречия, на специфику противоречий в Китае. Отсюда и принижение роли СССР как опоры освободительного движения во всем мире, в том числе в Китае.
"Всеобщность противоречия признана уже очень многими, - замечает Мао. - Что же касается вопроса о специфичности противоречий, то многие товарищи, в особенности догматики, в нем еще не разбираются. Они не понимают, что в противоречиях всеобщее существует в особенном. Они не понимают также, какое важное значение для нашего руководства революционной практикой имеет изучение того, что является специфическим в противоречиях, присущим конкретным вещам и явлениям нашего времени" (Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 2, стр. 417.).
В самом этом утверждении ничего неправильного нет. Но все дело в том, как расставлены акценты в этой работе. Мао оставляет в стороне общие противоречия эпохи и общие задачи коммунистического движения, общие законы их деятельности. Он озабочен только одним: доказательством специфичности условий Китая, методов осуществления революции в своей стране, особого характера задач, стоящих перед КПК. В этой работе мы находим в зародыше и другую мысль, которая стала лакмусовой бумажкой маоизма,- о решающем значении идей, политики, власти, надстройки в борьбе за переустройство общества.
Точно так же анализ философской проблемы, как роль практики в процессе познания, сделанный в работе "Относительно практики", Мао целиком подчинил задаче доказать специфичность условий китайской революции. При рассмотрении в написанном им "Решении по некоторым вопросам истории нашей партии" проблемы соотношения интернациональных и национальных моментов в китайской революции последним было придано явно несоразмерное значение.
В данной здесь трактовке истории КПК главное место занимает доказательство собственной непогрешимости Мао Цзэ-дуна, принижение роли всех других руководителей китайской революции.
Пожалуй, самым характерным, с идеологической точки зрения, для данного периода было выступление Мао на совещании по вопросам литературы и искусства в Яньани в мае 1942 года. В этом выступлении его примитивная идеология выражена в довольно чистом виде. Здесь Мао идеологически обосновал духовную чистку периода "чжэнфына" и очертил основные положения, которые легли в основу политики КПК в области культуры.
Главное, что характеризует его позицию, - откровенная защита утилитаризма в подходе к литературе и искусству. Специфика искусства как особой формы сознания и культуры фактически полностью игнорируется. Вопрос целиком переносится в плоскость политика - литература, где литература занимает подчиненное место, лишь как способ проведения маоистской политики.
"Что мы должны делать - воспевать или обличать?" - спрашивает Мао в этой работе. И отвечает так: есть три категории людей: наши враги, наши союзники по единому фронту и люди нашего лагеря, то есть народные массы и их авангард. К каждой из этих категорий людей мы должны относиться по-разному. В отношении наших врагов - японских империалистов и всех врагов народа - задача деятелей революционной литературы и искусства заключается в том, чтобы обличать их зверства и ложь, показывать неизбежность их поражения, вдохновлять поднявшихся против японских захватчиков армию и народ на единодушную борьбу, на решительный разгром врага. Что касается различных наших союзников по единому фронту, то мы должны и объединяться с ними, и критиковать их, причем и объединение, и критика по отношению к различным союзникам должны осуществляться в различной степени (Там же, т. 4, стр. 123-124.).
Мы видим, как более чем примитивная схема размежевания классовых сил более чем примитивно накладывается на литературное творчество, которое анализируется лишь под одним углом зрения: кому оно служит? Познание, образование, нравственное и эстетическое воспитание - все это остается вне целей искусства и литературы. К тому же весьма узко понимается и сама политика, лишь как тактика текущей борьбы ("единый фронт против японских империалистов" и т. п.) - таков главный критерий в оценке произведений и науки, и музыки, и изобразительного искусства. Если те или иные опера, роман, стихи не "работают" на текущий момент, они не подходят, должны быть изъяты из сферы культурного воспитания, а возможно, и осуждены.
А как быть с искусством прошлого или с теми произведениями современного искусства, которые стоят вне непосредственной борьбы, например с отдельными жанрами изобразительного творчества и музыки? Разве все это враждебная культура? Мао говорит, что литература и искусство, обслуживающие помещиков,- это феодальная литература и феодальное искусство. Литература и искусство, обслуживающие буржуазию, - это буржуазная литература и буржуазное искусство (Там же, стр. 131.).
Таким образом, Мао берет правильный тезис о том, что искусство должно служить народу, но вульгаризирует его и приходит к отрицанию самого искусства как такового. Рассуждая на тему, как искусство должно служить народной массе, он утверждает, что, мол, трудность заключается в том, что китайские рабочие, крестьяне и солдаты неграмотны, необразованны. Поэтому они нуждаются в таких знаниях и таких произведениях литературы и искусства, какие им легко воспринять, которые поднимали бы их энтузиазм в борьбе с врагом. Поэтому не нужно "наводить узоры на парчу", а нужно "послать им угля в зимнюю стужу". "Поэтому в современных условиях более насущной задачей является обеспечение общедоступности" (Там же, стр. 144-145.).
Итак, еще будучи "яньаньским затворником", Мао уже инструктировал писателей, композиторов, ученых - и не только по вопросу об идейном содержании, но и о форме их творчества. Ну как, в самом деле, не радоваться тому, что вождь революции - одновременно и "лучший поэт" Китая? Он смело может судить о сокровенных тайнах творческого процесса и четко формулировать цели, задачи, определять формы литературы и искусства... Если те или иные произведения китайского и мирового искусства не доступны неграмотному человеку, то нужно не грамоте учить, а создавать упрощенные работы, понятные неграмотным, изымать непонятные произведения, а тем более те, которые были созданы в пору феодальной и императорской власти... Куда как просто!
Как можно видеть из самих выступлений Мао, эти требования уже тогда, в Яньани, вызывали протест в партийной среде. Как поступает Мао? Прячет свои взгляды? Вуалирует их? Ничуть не бывало. Он идет напролом (точно так же он поступал и впоследствии в аналогичных случаях: когда власть твердо в его руках, он нередко меняет маску, демонстрируя вместо "духа обезьяны" "дух тигра").
В заключительном слове на упомянутом совещании Мао, не смущаясь, обнажает свою позицию.
"Не является ли такая наша позиция утилитаристской?" - спрашивает Мао и отвечает: "Материалисты не против утилитаризма вообще, а лишь против феодального, буржуазного, мелкобуржуазного утилитаризма. Мы являемся пролетарскими, революционными утилитаристами, мы исходим из единства нынешних и будущих интересов широчайших масс, составляющих свыше 90% всего населения. Мы - революционные утилитаристы, ставящие перед собой самые далекие цели, а не узкие утилитаристы, которые видят только частичное и преходящее" (Там же. стр. 148-149.).
С этих позиций он походя критикует "теорию человеческой сущности", теорию "любви к человеку", теорию "критического реализма" и другие литературные течения. Служба и притом верная служба -вот и весь критерий оценки литературного труда. Служба - кому? "Пролетариату, крестьянству, компартии", - пишет Мао в период Яньани. Служба идеям маоизма, лично Мао Цзэ-дуну, читаем мы и в печати хунвэйбинов, и в партийной печати периода "культурной революций", и, наконец, в новом уставе КПК, принятом на IX съезде и дополненном на X съезде партии.
Идейная платформа "культурной революции", как видим, была во многом подготовлена еще в Яньани. Не случайно исследователи, оценивая "культурную революцию", нередко пишут о "яньаньском синдроме" Мао (Впервые термин "яньаньский синдром" употребил Марк Гейн (см. "China convulsed", "Foreign affairs", Wash., 1967, Jan., pp. 246- 259).). Но, конечно же, причины и цели "культурной революции" отнюдь не сводились к реминисценции "идей" Мао периода Яньани (об этом ниже).
Выступления по вопросам литературы и искусства показательны не только для понимания позиции Мао в этой области и не только для понимания его политики в отношении интеллигенции. Они характерны и для самих основ его мировоззрения, тесно связаны с трактовкой противоречий в механистическом духе, в духе примитивного противопоставления одного плана явлений искусства другим, в духе отрицания произведений искусства и культуры вообще по простейшему "утилитарному" критерию.
Говоря о работах, которые (если использовать приводившиеся подсчеты) на 10 -20% излагали собственно маоистские идеи, нужно остановиться прежде всего на проблеме роли крестьянства в китайской революции. Как известно, сам Мао, а вслед за ним и все его зарубежные "популяризаторы" видят главную его заслугу в теоретической разработке именно этой проблемы.
Новый ли это вопрос для марксизма? Всякий, кто знаком с историей научного коммунизма, прекрасно знает, что это не новый вопрос.
Ф. Энгельс еще в прошлом веке тонко заметил, что пролетарская революция станет успешной, если она будет дополнена новым изданием крестьянской войны. В. И. Ленин развил эту идею. С той поры тезис о союзе рабочего класса и крестьянства в революции при сохранении руководства рабочего класса, разумеется считается азбучной истиной научного коммунизма.
Как мы уже писали, Коминтерн разработал эту идею применительно к слаборазвитым районам мира, где преобладает крестьянское население. II, III и IV конгрессы Коминтерна (1920 -1922 гг.) наметили обширную программу вовлечения крестьян в революцию под руководством более передовых пролетарских сил.
А что же Мао? Читатель помнит, что на первом этапе своей политической деятельности (первая половина 20-х годов) Мао вообще игнорирует эту проблему. Но затем, особенно после поездки по провинции Хунань, он становится активным проповедником крестьянской революции. И, как это нередко с ним бывало, он впадает в другую крайность: подхватив идею о важной роли крестьянства, которую оно призвано сыграть в национальном революционно-освободительном движении, он гипертрофирует ее и в конечном счете приходит к отрицанию главного в марксизме - учения об исторической роли рабочего класса.
И дело здесь не только в ценностных ориентациях самого Мао - выходца из крестьянской среды, ревностного поклонника крестьянских восстаний. Дело еще и в теоретически неверном анализе социальной структуры китайского общества.
Если у Мао в пору написания статьи "О классах китайского общества" еще не сложились представления об особой роли крестьянства в китайской революции, то в докладе об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань Мао сделал особый упор на роль крестьянства в надвигавшейся революции. Он пишет, что подъем крестьянского движения приобретает величайшее значение. Он предсказывает, что пройдет очень немного времени и во всех провинциях Центрального, Южного и Северного Китая поднимутся сотни миллионов крестьян. Они будут стремительны и неодолимы, как ураган, и никакой силе их не сдержать. Они разорвут все связывающие их путы и устремятся к освобождению. "Они проверят все революционные партии и группы, всех революционеров, с тем чтобы либо принять, либо отвергнуть их" (Мао Цзэ-дун, ИзОр. произв., т. I, стр. 36.).
Здесь Мао прав и неправ одновременно. Он прав, когда утверждает, что коммунистам Китая следует обратить особое внимание на крестьянское движение. Но он неправ, говоря, что именно крестьянское движение станет пробным камнем для всех революционных партий и групп. В действительности такой пробный камень - отношение к рабочему движению. Крестьянские движения нередко поддерживали не только коммунисты, но и революционные демократы, и даже представители национальной буржуазии (например, левое крыло гоминьдана в период существования единого фронта с КПК). И, напротив, только коммунисты занимали последовательную позицию относительно решающей роли пролетарского движения в освободительной революции.
Еще менее прав Мао в суждениях о методах и формах крестьянской революции. Уже в этой работе обнаруживается та апология насилия, которая стала впоследствии лейтмотивом всей идеологии маоизма. Он осуждает тех коммунистов, которые выступают против "крайностей" крестьянской борьбы. Мао с восхищением рассказывает о том, что крестьяне в деревнях действуют довольно-таки "бесцеремонно". Они приходят к помещикам и разваливаются на постелях их дочерей и невесток. Сплошь и рядом они хватают богатых крестьян и помещиков, надевают на них высокие колпаки и водят по деревням. "...В деревне создается атмосфера террора. Вот это и есть то, что некоторые называют "крайностями", "перегибами", "безобразиями"" (Там же, стр. 42-43.),- замечает Мао. И каков же вывод? Террор не только нормальное явление, он необходим.
"...Революция - это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание... Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора. В противном случае будет совершенно невозможно подавить деятельность контрреволюционных элементов в деревне... Чтобы выпрямить, надо перегнуть; не перегнешь - не выпрямишь" (Там же, стр. 43-44.).
Очень типичные рассуждения! Типичные не только для идеологов крестьянских войн в Китае (например, тайпинов). Они типичны для идеологов мелкобуржуазной революционности вообще, когда крестьянская проблема рассматривается в полном отрыве от проблем рабочего движения. Террор в деревне исторически был всегда выражением слабости крестьянского движения, не руководимого передовыми городскими слоями и классами. Это род мести, а не конструктивная работа новых сил, имеющих могучую опору в общенациональных завоеваниях.
Перегибы Мао в крестьянском вопросе не раз подвергались критике со стороны руководства КПК. В специальном письме, адресованном Мао Цзэ-дуну, ЦК КПК указывал, что только пролетарское руководство может обезвредить опасность, присущую крестьянской психологии. В ответ на это Мао в письме в ЦК КПК от 5 апреля 1929 г. писал: "По нашему мнению, ошибочно (если кто-то из членов партии придерживается подобного мнения) бояться того, что усилится власть крестьянства, что она пересилит руководство рабочих и приведет к гибели революции.
Дело в том, что революция в полуколониальном Китае терпит поражение только тогда, когда крестьянская борьба лишена руководства рабочего класса.
Но революция никак не пострадает, если крестьянская борьба разовьется настолько, что крестьяне станут более могущественными, чем рабочие" (Цит. по: S. Schram, Мао Tse-tung, pp. 188-189.). Что значит - более могущественными? Практически это значит формирование армии из крестьян, а затем самой партии и органов власти.
В дальнейшем Мао - и в теории, и особенно на практике - усугубил свои ошибочные представления. Так, в его работе "О новой демократии" весьма двусмысленно характеризуется роль рабочего класса в революции. Здесь говорится, что основной силой, решающей судьбы страны, является пролетариат, крестьянство, интеллигенция и другие слои мелкой буржуазии (См. Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 3, стр. 218.). Еще более определенно недооценка роли рабочего класса прозвучала в характеристике новой революционной власти в Китае. Он писал, что названные выше классы неминуемо образуют "костяк государственной организации и организации власти в китайской демократической республике" (Там же.).
Таким образом, пролетариат в данном случае выступает лишь как элемент объединенной диктатуры, делит власть с другими ее участниками. Но кто же из участников этой объединенной диктатуры будет играть главную роль? Мао Цзэ-дун отвечал: крестьянство. "Политический строй новой демократии есть, по сути дела, предоставление крестьянству власти. Новые, подлинные три народных принципа (Имеются в виду три народных принципа Сунь Ят-сена в формулировке, данной в манифесте I съезда гоминьдана (январь 1924 г.).) - это, по сути дела, принципы крестьянской революции... Сила крестьянства - это основная сила китайской революции" (Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 3, стр. 246-247.).
Сопоставим эти высказывания с "Тезисами по национальному и колониальному вопросу", сформулированными В. И. Лениным и принятыми на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году. В "Тезисах" указывалось на необходимость специально поддерживать в отсталых странах крестьянское движение против помещиков, против крупного землевладения, против всяких проявлений или остатков феодализма и придавать крестьянскому движению наиболее революционный характер, осуществляя возможно более тесный союз западноевропейского коммунистического пролетариата с революционным движением крестьян на Востоке, в колониях и отсталых странах вообще (См. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 41, стр. 166-167.).
Ну а Мао Цзэ-дун? Он придает этой идее иное звучание. У него акценты расставлены совершенно иначе. Он делает упор на самостоятельность крестьянского движения, которое выступает как решающая сила в национально-освободительной революции. Он не понимает или недооценивает возможности и роль рабочего класса в китайской революции.
Конечно, в работах Мао можно найти заявления, что без руководства пролетариата китайская революция победить не может (См. Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 3, стр. 170.). Так он писал, например, в 1939 году. Но это была формальная отписка. Не случайно здесь же Мао на все лады восхваляет роль крестьянства. Он утверждает, в частности, что "крестьянские восстания и крестьянские войны были единственной движущей силой в исторической эволюции Китая". Почему же единственной? А революционная борьба в городах, а рабочее движение в новейшее время?
Повторяем, в такой стране, как Китай, крестьянство, бесспорно, должно сыграть (и играет) огромную роль в революции и в социалистическом строительстве. Но именно поэтому для Китая особенно важно вести борьбу против мелкобуржуазной стихии, привносить пролетарское сознание в массы крестьянства.
В Китае необходимость в руководстве крестьянством со стороны рабочего класса имеет тем большее значение потому, что китайское крестьянство не прошло школы капиталистического развития. Поэтому в нем проявляются не просто мелкобуржуазные тенденции, а даже и полуфеодальные черты, представления, нравы.
В статье "Против шаблонных схем в партии" сам же Мао писал, что Китайстрана с чрезвычайно многочисленной мелкой буржуазией и, что КПК находится в окружении этого огромного; социального слоя. Он выражал беспокойство по поводу того, что очень многие члены партий вышли из мелкобуржуазной среды, что каждый из них неизбежно притащил с собой в партию "более или менее длинный мелкобуржуазный хвост" (Там же, т. 4, стр. 96.). Впоследствии это перестало его беспокоить.
История Китая показала, что, опираясь на крестьянское движение, можно выиграть дело захвата власти. Но можно ли выиграть дело социализма - вот в чем вопрос! Для решения этой задачи нужно опираться не только на крестьянство, но и в первую очередь на рабочих, чьи интересы и цели полнее всего воплощают социалистические идеалы преобразования общества.
Тесно связана с крестьянским вопросом и другая идея яньаньского периода - идея "новой демократии".
И в этом случае, как и в вопросе о роли крестьянства, Мао Цзэ-дун использует ленинские идеи, но вносимый им элемент гипертрофии, односторонности ведет к искажению самой сути проблемы.
Именно В. И. Ленин выдвинул в свое время идею о двух этапах революции. Ему принадлежат ставшие крылатыми слова: "Борьбу демократическую рабочие ведут вместе с частью буржуазии, особенно мелкой. Борьбу социалистическую рабочие ведут против всей буржуазии" (В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 12, стр. 44.). Как раз в то время, когда была выдвинута эта идея, - в годы революции 1905 года Ленин писал, что в результате демократической революции должна быть установлена революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, которая будет перерастать в диктатуру пролетариата (Там же, т. 11, стр. 44.).
В 20-х годах Ленин и Коминтерн разрабатывали эту идею уже применительно к условиям Азии и других слаборазвитых районов мира. Ленин подчеркивал желательность временного союза "с буржуазной демократией колоний и отсталых стран" (Там же, т. 41, стр. 167.). Развивая эти мысли Ленина, IV Конгресс Коминтерна (1922 г.) выдвинул лозунг создания в этих районах антиимпериалистического единого фронта, включающего в себя и национальную буржуазию.
Что же делает с этой идеей Мао Цзэ-дун? Как и при решении других вопросов, он впадает то в одну крайность, то в другую. В начале 20-х годов он приписывал руководящую роль в революции торговцам. Затем он отстаивал линию на сотрудничество с национальной и мелкой буржуазией. Он высказывался даже в пользу сотрудничества с компрадорской буржуазией, по крайней мере с той ее частью, которая готова "принять участие в национальной революции" (Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 1, стр. 281.).
Большой вклад в разработку проблемы союзников пролетариата внес VII Конгресс Коминтерна, состоявшийся в 1935 году. Конгресс выдвинул идею широкого союза сил в борьбе с фашизмом, идею народного фронта, идею коалиционного правительства, включающего в себя все демократические силы, в том числе патриотически настроенную буржуазию. Отсюда впоследствии был сделан вывод о необходимости борьбы за "народную демократию" в восточноевропейских странах и за "новую демократию" в Китае.
Спустя пять лет после VII Конгресса Коминтерна Мао пишет работу "О новой демократии". Здесь он определяет китайскую революцию как буржуазно-демократическую, которая постепенно должна перерастать в социалистическую революцию. Надо, однако, заметить, что, разрабатывая правильную идею, Мао Цзэ-дун и в этом случае не избежал крайностей. В статье "О коалиционном правительстве", написанной позже, он обещает сохранение и свободное развитие частнокапиталистического хозяйства в условиях "новой демократии", он декларирует на весь период ее существования отказ от "диктатуры одного класса и монопольного положения одной (коммунистической.- Ф. Б.) партии в правительстве" (Там же, т. 4, стр. 512.).
Мы в этой работе не находим вывода о руководящей роли рабочего класса ни в революции, ни в новой власти. Мао пишет, что "в течение длительного времени в Китае будет существовать своеобразная форма господства и своеобразная форма организации власти, совершенно необходимая и закономерная для Китая и в то же время отличная от строя в России, а именно новодемократическое государство и новодемократическая организация власти. Это будет власть союза нескольких демократических классов" (Там же, стр. 512-513.).
Лозунг "новой демократии" в ходе национально-освободительной революции позволил привлечь на ее сторону значительные слои мелкой буржуазии, интеллигенции и даже средней буржуазии. Путаница и неразбериха начались и усилились позднее. Мао Цзэ-дун так и не сумел ответить на вопрос о путях перерастания системы новой демократии в диктатуру пролетариата или в иную форму власти, выполняющую ее функции. В теории это проявлялось и проявляется до сих пор в постоянном смешении в трудах самого Мао и его последователей, в документах КПК понятий "демократическая диктатура народа", "диктатура пролетариата", "диктатура рабочего класса и крестьянства", "диктатура коалиционных сил".
Но суть дела была не в самом лозунге "новой демократии", а в линии единого фронта, которая была выдвинута КПК в соответствии с общими установками Коминтерна. Эта линия сыграла важную роль в объединении демократических сил Китая против гоминьдана и в целом в осуществлении народной революции.
Победа народной революции в Китае завершила гражданскую войну 1946 -1949 годов и привела к образованию Китайской Народной Республики. Эта революция явилась крупнейшим мировым историческим событием после Великой Октябрьской социалистической революции в России. Она завершила длительную борьбу китайских трудящихся, руководимых коммунистами, против власти помещиков и милитаристов и гнета иностранного империализма за национальное и социальное освобождение. Она открыла величественные перспективы перед самим китайским народом и дала мощный толчок развитию революционного движения на азиатском континенте и за его пределами.
Сейчас маоистские историки и пропагандисты однобоко толкуют подлинные причины этой великой победы китайского народа. Они сводят все дело к торжеству "идей Мао Цзэ-дуна". Они утверждают, что только идеология маоизма, и прежде всего она, обеспечила крушение феодально-помещичьего строя и создание КНР.
Мы уже видели на примере деятельности Мао Цзэ-дуна в 30 - 40-х годах, что правильная идеология не всегда является обязательной предпосылкой для восхождения к политическому руководству. Политическая деятельность - это нечто другое. Можно ошибаться в идеологии и делать те или иные успешные шаги в борьбе за власть. Это многократно наблюдается в деятельности Мао как человека достаточно гибкого, умелого тактика, несомненно крупного политика, разумеется, в традиционном понимании, которое восходит еще к Макиавелли.
Нам нет необходимости подробно излагать историю революционной гражданской войны в Китае. Остановимся лишь на нескольких обстоятельствах, имевших решающее, на наш взгляд, значение для победы народной революции 1949 года.
Прежде всего - о международной обстановке, которая сложилась после второй мировой войны в результате разгрома гитлеровской Германии и японских агрессоров. Вступив 9 августа 1945 г. в войну против империалистической Японии, СССР в трудных боях полностью разгромил к сентябрю Квантунскую армию - основную силу японских агрессоров на азиатском континенте. Маньчжурия и другие районы китайской территории были освобождены от 14-летнего господства Японии. При активном содействии советских частей 8-я национально-революционная армия и Новая 4-я армия, руководимые коммунистами, освободили от японской оккупации весь Северный Китай и часть Центрального Китая. Общая площадь освобожденных районов составила в 1945 году 950 тыс. кв. км с населением около 100 млн. Яньань по-прежнему оставалась центром всех этих районов. Здесь находились ЦК КПК и высшие органы власти освобожденных районов.
Борьба против японской агрессии, в которой китайские коммунисты опирались на могущество и политическую поддержку Советского Союза, создала благоприятную обстановку для укрепления и роста руководимых ими вооруженных сил: в 1937 году 8-я и Новая 4-я армии насчитывали около 60 тыс. бойцов, в 1945 году вместе с частями народных армий, действовавших в Южном Китае, они насчитывали уже около 1300 тыс. человек. Кроме того, в народное ополчение и партизанские отряды входило еще около 2700 тыс. человек. Соотношение сил на протяжении гражданской войны стремительно менялось в пользу Народно-освободительной армии. Если к июлю 1946 года, когда началось генеральное наступление го- миньдановских войск против Народно-освободительной армии, гоминьдановцы располагали огромной армией в 4,3 млн. человек, то к июню 1949 года в ней насчитывалось лишь 1,5 млн. К этому времени Народно-освободительная армия уже имела около 4 млн. бойцов и по вооружению не уступала гоминьдановским войскам.
Опираясь на поддержку Советского Союза, Коммунистическая партия Китая завоевывала все больший авторитет среди китайского народа, превращаясь в действительную массовую политическую партию. В 1937 году КПК насчитывала 40 тыс. членов, а к концу войны против японских империалистов ее ряды выросли до 1200 тыс. человек. Коммунисты составляли костяк армейских соединений.
Компартия воспитала целую плеяду военных руководителей, которые разработали эффективную тактику вооруженной борьбы против гоминьдановских войск. Поистине историческую роль при этом сыграл крупный военный стратег, главнокомандующий Народно-освободительной армией Чжу Дэ. Он сам, как и другие китайские командиры, неоднократно подчеркивал, что Народно-освободительная армия использовала в борьбе против гоминьдановских войск военный опыт Советских Вооруженных Сил. Немалое значение имела и помощь вооружением, которую оказал ей Советский Союз.
Если говорить о внутренних условиях, обеспечивших победу народной революции, то надо указать на тактику единого фронта, которая имела огромное, если не решающее, политическое значение в борьбе за консолидацию антиимпериалистического фронта в Китае. Эта тактика, как уже говорилось, уходила своими корнями к решениям VII Конгресса Коминтерна, который настоятельно рекомендовал последовательную тактику единства всех демократических сил страны.
Проведение линии единого фронта в борьбе против японских агрессоров, намеченной в свое время в решениях Коминтерна, обеспечило КПК симпатии и поддержку не только со стороны крестьянства, рабочего класса, мелкой буржуазии, но и доверие со стороны значительной части национальной буржуазии.
С другой стороны, постоянное нарушение Чан Кай-ши договоренности о единстве и сотрудничестве с коммунистами, достигнутой в конце 1945 года не только на национальном, но и на международном уровнях, ставило гоминьдан в невыгодное положение, раскалывало союз компрадорской и национальной буржуазии, размывало массовую базу этой партии. В таких условиях гоминьдан был не способен сохранить свое господство даже при поддержке США, которые передали гоминьдановскому правительству огромное количество вооружения.
Крепнущее сотрудничество КПК с КПСС, общая борьба против японских агрессоров, неизменная поддержка СССР китайских коммунистов на переговорах с правительством Чан Кай-ши, а также с США, Англией и Францией - все это укрепляло позиции интернационалистов в Компартии Китая и ослабляло влияние маоистов.
В свое время Мао Цзэ-дун сам подчеркивал, что китайская революция не могла бы добиться успеха без всесторонней помощи Советского Союза и в целом рабочего движения западных стран.
"Если бы не существовало Советского Союза, если бы не была одержана победа во второй мировой войне, направленной против фашизма, если бы японский империализм не был разгромлен, если бы не появились страны новой демократии, если бы не поднялись на борьбу угнетенные народы Востока, если бы не было борьбы народных масс в Соединенных Штатах Америки, в Англии, Франции, Германии, Италии, Японии и других капиталистических странах против правящих в этих странах реакционных клик, если бы не было сочетания всех этих факторов, то нависшие над нашими головами силы международной реакции, конечно, были бы неизвестно во сколько раз больше, чем сейчас. Разве могли бы мы победить при таких обстоятельствах? Конечно, нет" (Мао Цзэ-дун, О новой демократии, М., 1940, стр. 98-101.).
Верно говорил когда-то Мао Цзэ-дун!
После победы революции в Китае Советский Союз первым признал Китайскую Народную Республику. 2 октября 1949 г. он установил дипломатические отношения с КНР. 14 февраля 1950 г. был подписан Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР, соглашения о Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем. Советский Союз предоставил правительству КНР долгосрочный экономический кредит. Между двумя странами установились отношения дружбы и сотрудничества.
В условиях, когда в силу объективных причин шел процесс укрепления дружбы и сотрудничества с КПСС и Советским Союзом, Мао Цзэ-дуну пришлось волей-неволей включиться в общий поток мирового коммунистического движения. Понимая, что без помощи Советского Союза Народно-освободительная армия не сможет добиться победы над гоминьданом, опиравшимся на мощную поддержку США и других империалистических держав, Мао Цзэ-дун на время отложил в сторону свои разногласия с КПСС и другими марксистско-ленинскими партиями.
Все это положительно сказалось и в годы гражданской войны, и в первые годы преобразований в КНР.