Создание группировки

Мы не будем здесь останавливаться на всех перипетиях революционной борьбы в Китае под лозунгом Советов (1927-1937 гг.), национально-освободительной войны против японского империализма (1937-1945 гг.) и, наконец, гражданской войны (1946-1949 гг.). Нас интересуют идеологические и политические позиции, которые занимал Мао Цзэ-дун в различные периоды. Начнем с вопроса о военном строительстве.

После поражения революции 1925-1927 годов руководство КПК считало необходимым перейти к активному созданию военных соединений, накапливать вооружение и вооруженные силы с тем, чтобы в случае улучшения обстановки перейти к военным действиям против гоминьдановских войск - вначале в отдельных провинциях, а затем, если удастся, то и по всему Китаю. В рамках этой общей линии было немало существенных нюансов, выражавших различные тактические подходы к решению этой задачи.

Руководители КПК, как, впрочем, и руководители Коминтерна, еще в период революции 1925-1927 годов постоянно отмечали, что важнейшей особенностью китайской революции является борьба вооруженных сил с обеих сторон: и со стороны реакции, и со стороны народа. Как принято было говорить в ту пору, в Китае вооруженная революция борется против вооруженной контрреволюции. В первый период на стороне народа сражался единый общенациональный фронт. Во второй период, после раскола единого фронта с гоминьданом, началось формирование вооруженных сил китайских коммунистов.

Спор о роли армии в революции затрагивал большую группу проблем. Речь шла о многом: делать ли упор па самостоятельном формировании частей Красной армии или сосредоточить внимание лишь на политической работе в армии противника; о методах сочетания работы по формированию армейских соединений и деятельности среди широких масс, включая партийную, профсоюзную, советскую и иную массовую работу; о тактике борьбы против гоминьдановских войск и т. д. Внимательное сопоставление установок ЦК КПК в конце 20-х и начале 30-х годов и взглядов Мао Цзэ-дуна показывает, что Мао в общем и целом выражал принятую в этих вопросах общепартийную линию со всеми ее колебаниями. И даже тогда, когда он высказывал более или менее самостоятельные взгляды, они также не были свободны от бытовавших в партии ошибочных представлений.

Позиция Мао, как и позиция других деятелей КПК, отнюдь не отличалась последовательностью. В сущности это была практика "проб и ошибок". Партия еще только накапливала свой собственный опыт формирования подлинно революционной армии, организации партизанской борьбы, ведения крупных военных действий, создания опорных баз в деревне, завоевания власти в провинциях, осуществления аграрных преобразований, вовлечения масс в революционное движение. Так, в 1928 году Мао все еще придерживался того мнения, что основной задачей в военной области является работа в войсках противника, хотя внутри руководства КПК созрело убеждение о необходимости создания собственной Красной армии.

Твердая установка на формирование Красной армии Китая была дана уже в решениях VI съезда КПК (июнь -июль 1928 г.)(См. Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 1, стр. 201-203.). В решениях говорилось, что самой актуальной задачей является укрепление Красной армии и создание революционных баз, а также развертывание аграрной революции под лозунгом конфискации помещичьих земель и распределения их среди крестьян, формирование Красной армии - главное условие подъема революции(Там же.), подчеркивал съезд.

Как видим, идею создания китайской Красной армии, которая впоследствии целиком была приписана Мао, сформулировал в своих решениях VI съезд КПК. Новый подход позднее был воспринят и Мао Цзэ-дуном, который писал в ЦК КПК 5 апреля 1929 г., что формирование Красной армии и расширение ее рядов являются главными условиями, способствующими борьбе в городах и ускоряющими подъем революции.

Мао Цзэ-дун имеет определенные заслуги в строительстве китайской Красной армии. Но никто не смог доказать, что эти заслуги превышают вклад многих других руководителей КПК, прежде всего знаменитого китайского полководца Чжу Дэ, Пэн Дэ-хуая, Фань Чжи- миня, Чжоу Энь-лая, Линь Бяо, Хэ Луна, Лю Бо-чэна и многих других.

Внутри КПК спор шел не столько о том, нужно ли формировать Красную армию, сколько о революционном движении в целом. В этой связи заслуживает особого внимания вопрос об отношении Мао к авантюристской линии Ли Ли-саня.

Напомним некоторые факты. Свои взгляды Ли Ли-сань - фактический руководитель КПК в начале 30-х годов - наиболее полно и откровенно изложил на заседании Политбюро ЦК КПК 7 апреля 1930 г. Его тактическая схема выглядела следующим образом. Китай -это страна, в которой противоречия между империалистами достигли наибольшей остроты и в которой силы империализма наиболее уязвимы. Китайская революция даст толчок мировой революции, потому что империализм все свои силы направит на подавление китайской революции, а это усилит революционный взрыв в странах Запада и в колониях Востока. Победа революции в Китае обязательно должна явиться одновременно и началом победы мировой революции.

Что следует отсюда? Отсюда следует, что, начав восстание в Китае, нужно вовлечь Советский Союз в большую войну со странами империализма, которая и послужит началом мировой революции.

На заседании Политбюро несколько месяцев спустя (август 1930 г.) Ли Ли-сань высказался еще более откровенно: "Когда Ухань будет у нас в руках, мы сможем поговорить с Коминтерном и русской братской партией и скажем им, что теперь наступил момент, чтобы развязать всемирную войну и чтобы советская армия вмешалась..." С его точки зрения, восстание в Маньчжурии должно было явиться прологом к "международной войне", так как Маньчжурия находилась под господством японского империализма. Вследствие этого восстания Япония начнет наступление против СССР и возникнет "международная война". "Наша стратегия должна заключаться в том, чтобы вызвать международную войну, - говорил Ли Ли-сань, - возможно, Коминтерн найдет все это неверным, но я убежден, что я прав. Монголия (МНР) должна объявить себя частью советского Китая и бросить свои войска на север. Китайцев, проживающих в Сибири, надо вооружить и двинуть сюда... Теперь Коминтерн должен взять наступательный курс. Прежде всего - Советский Союз. Он должен энергичным образом готовиться к войне... Коминтерн должен изменить свою линию и перейти в наступление. Это не троцкизм... Пятилетний план (имеется в виду СССР. - Ф. Б.) может быть выполнен, только если будет взята такая наступательная линия... В противном случае Коминтерн не выполнит свой долг по отношению к революции!" Рассматривая Китай как центр мировой революции, Ли Ли-сань полагал возможным даже "пожертвовать Советским Союзом в интересах китайской революции" (!).

Как видим, план недвусмысленный. Более откровенного и легкомысленного проявления авантюризма и национализма не сыщешь во всей истории мирового освободительного движения, которое знавало таких авантюристов, как Бакунин, Нечаев, Троцкий.

Как же отнеслось Политбюро ЦК КПК к этому чудовищному плану? Руководство КПК не только не отвергло с негодованием эту авантюру, а приняло ее всерьез и положило в основу практической деятельности партии. Вот наглядное свидетельство уровня и характера политического руководства в КПК - партии, которая входила в Коминтерн и, руководствуясь принципами пролетарского интернационализма, обязана была согласовывать с ним свою линию и политику! Размышляя над этим фактом, невозможно переоценить степень зараженности многих руководителей партии националистическим духом.

Конечно, Ли Ли-сань был выразителем самых крайних тенденций авантюризма в КПК. Но он не был одинок в своих взглядах. Еще до августовского заседания в резолюции Политбюро ЦК КПК от 11 июня 1930 г. "О новом революционном подъеме и завоевании власти первоначально в одной или нескольких провинциях" намечалась организация летом 1930 года восстаний в крупнейших промышленных центрах Китая - Нанкине, Ухане, Шанхае, Пекине, Гуанчжоу и др. То был явно провокационный замысел, поскольку ни организации, способной поднять восстание, ни массового движения в этих городах не имелось. То был расчет на международный конфликт, который должен был создать условия для победы китайской революции.

Ну а Мао Цзэ-дун? Как он отнесся к этому плану? Трудно сказать со всей определенностью о его непосредственной реакции, так как в названных заседаниях Политбюро он не участвовал. Доподлинно известны, однако, два обстоятельства. Первое: никакого подобия протеста или критики с его стороны в этот период не последовало, хотя он получил соответствующие документы и информацию. И второе: он вместе с руководимыми им частями Красной армии включился в осуществление лилисаневской авантюры. Больше того, в основу упомянутой выше резолюции был положен план, предложенный Мао ЦК КПК в апреле 1929 года, - план овладения провинцией Цзянси в течение одного года. Еще одно свидетельство - решение объединенной партийной конференции в Потоу 7 февраля 1930 г., которой руководил Мао Цзэ-дун. Суть решения - организация наступления на город Наньчан- столицу провинции Цзянси.

Нужно подчеркнуть, что это решение предшествовало циркуляру ЦК КПК № 70, содержавшему призыв ко всем частям Красной армии Китая захватывать крупные города. После получения циркуляра Мао и руководители других армейских частей организовали наступление на крупные города Наньчан, Ухань, Чанша, которое потерпело провал.

Исходя из этих фактов, можно без труда определить подлинную цену утверждений маоистских историков о том, что исправления линии Ли Ли-саня особенно требовал Мао Цзэ-дун, что "он не только никогда не поддерживал лилисаневскую линию, но с исключительным терпением исправлял левацкие ошибки" (См. Мао Цзэ-дун, Избр. произв., т. 4, стр. 334, редакционные примечания.).

Правда, в этот период он накапливает определенные представления об ошибках, слабостях и трудностях коммунистического движения в Китае. Но такие представления накапливала вся партия, ее руководство. В особенности ценным был критический анализ тактики революционного движения, который систематически накапливался в материалах и решениях ИККИ, куда стекалась информация из коммунистических партий всего мира, в том числе из самого Китая.

Серьезную критику левого уклона в КПК мы находим в выступлениях Ван Мина, Бо Гу, Чжан Го-тао и других руководящих деятелей КПК тех лет. Поэтому совершенно несостоятельны попытки изображать приход Мао Цзэ-дуна к руководству в КПК в виде торжества "правильной линии товарища Мао Цзэ-дуна". Против этого говорит весь процесс "раскачивания маятника", характеризующего позицию Мао Цзэ-дуна; против этого говорит, как мы увидим ниже, и весь последующий опыт, когда уже в условиях маоистского руководства партийная политическая линия, тактика и методы деятельности КПК продолжали раскачиваться "вправо" и "влево", когда не утихала внутренняя борьба по коренным проблемам революции в Китае, когда не снижался накал групповой и фракционной деятельности, не прекращались личные стычки и соперничество, непристойные интриги и взаимная жестокость.

Уместно отметить другое: состояние длительного кризиса в политическом и идеологическом руководстве КПК, который начался с момента создания партии и достиг особой остроты в начале 30-х годов, в период господства левооппортунистической линии Ли Ли-саня и в период борьбы за ее преодоление. Этот кризис имел объективную почву.

Становление пролетарского коммунистического движения в такой стране, как Китай, не знавшей капиталистического этапа развития, с полуфеодальным характером отношений и многовековыми традициями имперской власти, не могло не быть делом чрезвычайной сложности. Невероятно трудно было всколыхнуть многомиллионное население Китая и направить его силы на решение задач национально-освободительной и буржуазно-демократической революции. Но еще сложнее было создать организованное пролетарское коммунистическое движение в условиях, когда пролетариат едва насчитывал два процента в составе населения и не имел сколько-нибудь сравнимой с пролетариатом капиталистических стран школы классовой борьбы и классового самоопределения. Невероятно трудно было добиться действенного союза рабочего класса с крестьянством, соединить воедино задачи крестьянской войны, национального освобождения, социального переустройства.

Слабость руководства КПК отражала эти объективные трудности. Немаловажное значение имело и то, что социальной базой формирования кадров в КПК стала мелкая буржуазия, а также крестьянство и что в отличие от России интеллигенция в массе своей отшатнулась от коммунистического движения. В руководстве КПК нередко оказывались полуинтеллигенты, люди недостаточно образованные, плохо знакомые с международным опытом революционной борьбы, опытом Октябрьской революции, с марксистско-ленинской теорией.

Пусть не покажется странным такой упрек, но значительная часть руководителей КПК плохо разбиралась в специфике условий и самого Китая. В отличие от того, как это было в западноевропейском марксистском революционном движении, становление КПК не сопровождалось углубленным теоретическим анализом особенностей китайской экономики, социальных отношений, традиций власти и управления, генезиса зарождающихся капиталистических отношений.

Если западноевропейское коммунистическое движение располагало трудами К. Маркса и Ф. Энгельса и ряда других теоретиков XIX и XX веков, что предшествовало или шло параллельно созданию революционных пролетарских партий и способствовало их идеологическому самоопределению, если пролетарское движение в России выдвинуло в качестве вождя В. И. Ленина, который еще до создания партии и в период ее становления разработал ее философские, идеологические и политические основы, то революционное пролетарское движение в Китае столь солидной теоретической базы не имело да и вряд ли могло иметь. Слишком неразвито было само это движение. Слишком незначительными были культурные накопления в области революционной мысли и социальной философии.

Конечно, было бы неверно утверждать, что теоретическая разработка проблем китайской революции отсутствовала вовсе. В решениях Коминтерна, который развивал идеи В. И. Ленина о национально-освободительной борьбе применительно к чрезвычайно специфическим условиям этой страны, во многих документах КПК и выступлениях ее лидеров содержались важные установки по принципиальным вопросам борьбы коммунистов и всего народа за осуществление демократической, антифеодальной революции и перехода к социалистической революции. И все же в отношении многих глубинных проблем стратегии КПК образовался теоретический вакуум, который одновременно касался проблем освоения международного опыта революционного движения и нащупывания специфически национальных особенностей коммунистического движения в Китае. Это было одной из причин и одновременно одним из симптомов определенного кризиса в КПК.

Что касается Мао Цзэ-дуна, то его теоретический багаж в ту пору ограничивался немногими статьями, докладами и письмами, о большинстве из которых мы упоминали. Он только еще начинал пробовать свои силы в анализе серьезных идеологических и политических процессов жизни Китая и китайской революции. Он только еще приобщался к размышлениям о стратегии и тактике КПК.

Тем более закономерен вопрос: в чем же причина того, что именно Мао Цзэ-дун выдвинулся в 1935 году на роль руководителя партии, сумел оттеснить других претендентов и за сравнительно короткий срок сосредоточить в своих руках всю полноту власти? Эту причину, на наш взгляд, следует искать как в исторических особенностях момента, в сложившемся соотношении сил внутри КПК, так и в особенностях самой личности Мао Цзэ-дуна как политического деятеля.

Если к середине 30-х годов Мао Цзэ-дун еще не сформировался как идеолог КПК, то несомненно, что к этому времени определились основные особенности и черты Мао Цзэ-дуна как политического деятеля; они-то и обеспечили его продвижение к руководству в КПК. Пожалуй, главную особенность его политического стиля можно было бы обозначить как поистине уникальное мастерство групповой борьбы. Он раньше других понял, что для захвата руководства партией нужно иметь свою группировку в ЦК КПК, и стал упорно и настойчиво, не гнушаясь средствами, создавать свою "опорную базу" в партии.

Когда читаешь материалы и документы КПК этого периода, знакомишься с воспоминаниями соратников и противников Мао Цзэ-дуна, людей, которых ему удалось привлечь на свою сторону или подчинить себе, людей, которых ему удалось отодвинуть или даже изгнать с политической арены, когда читаешь воспоминания тех, кто наблюдал за ним - с симпатией или антипатией - на рубеже 20-30-х годов, видишь прежде всего это качество Мао Цзэ-дуна как политика. Одни объясняют это склонностью к интриганству и склокам, другие характеризуют как ловкость и изворотливость, третьи - как удачливость в политических играх. Но все сходятся в одном: Мао Цзэ-дун обнаруживал незаурядные качества в борьбе за власть, которая постоянно раздирала китайское руководство.

На VI съезде КПК Чжоу Энь-лай рассказывал, что руководящие партийные работники устраивают часто склочную борьбу, поводом для которой служит не обсуждение того или иного политического вопроса, по которому имеются расхождения во взглядах, а только личные интересы. Он говорил, что в партии не было внутрипартийной демократии, партийные комитеты не выбирались, секретари комитетов, как правило, назначались; среди руководящих работников из числа мелкобуржуазных интеллигентов процветала патриархальщина, групповщина, склока, вождизм. "Мы понимаем дисциплину слишком механически и даже нелепо, в результате меры наказания доходили до расстрела своих же товарищей"(VI съезд КПК. "Стенографический отчет", М., 1930, кн. 4, стр. 13.),- свидетельствовал Чжоу Энь-лай.

Другие делегаты говорили о том же. Они отмечали, что в партии бытует "принцип": "Если кто со мной согласен, тот может жить, а кто со мной не согласен, тот должен умереть"(Там же, стр. 27.). "Фракции возникают в КПК, - говорил один из делегатов, выступая на съезде, - не из-за разногласия, а просто происходит интеллигентская склока за то, чтобы быть на первых местах. Стремление быть вождем имеется внутри партии у многих членов партии"(Там же.).

Это же признавал в то время Ли Ли-сань: "История КПК знает многочисленные случаи ожесточенной внутрипартийной групповой борьбы, особенно борьбы беспринципной (нередко просто склочной). Вследствие того, что групповая борьба в КПК носит самый беспринципный, а не политический характер, в партийных документах, в статьях очень трудно найти о ней материалы (за редким исключением). Вследствие беспринципного характера групповой борьбы в КПК все участвовавшие в ней группировки носили бесформенный характер, иногда организуясь, а иногда выступая совсем неорганизованно"("Стратегия и тактика Коминтерна в национально-колониальной революции на примере Китая", стр. 286-287.).

Одной из главных причин этих болезненных явлений было мелкобуржуазное происхождение и немарксистские взгляды многих партийных кадров. Можно сослаться на достаточно глубокий и самокритичный анализ, который был дан в резолюции ноябрьского пленума ЦК КПК 1927 года "О ближайших организационных задачах КПК". Здесь говорилось, что одним из основных организационных недочетов КПК, имеющим огромное политическое значение, является то обстоятельство, что наиболее радикальные элементы революционной мелкой буржуазии устремились в ряды КПК, занимавшей самое левое крыло на фронте национально-освободительного движения. Эти элементы и составили первоначальное ядро китайской Коммунистической партии.

"Этот слой был в Коммунистической партии Китая главным и основным проводником той оппортунистической, полуменьшевистской линии, которая определяла всю политику партии до контрреволюционного переворота в Ухане и которая наложила свой отпечаток на действия партийного руководства" ("Материалы по китайскому вопросу", 1928 г., № 10, стр. 19. Резолюция ноябрьского пленума ЦК КПК, 1927 г., "О ближайших организационных задачах КПК".).

Как раз из такой среды выдвинулся Мао Цзэ-дун и как раз в ней он чувствовал себя большим специалистом своего дела. КПК дала тогда немало примеров вождей мелкобуржуазного толка; Ли Ли-сань был классическим представителем такого лидера. Но никто другой, пожалуй, не сконцентрировал в себе качества мелкобуржуазного вождя в такой мере, как Мао. Мы приведем далее некоторые примеры внутрипартийной борьбы, с помощью которой он пришел к руководству в КПК; они проливают свет на личность Мао и методы его деятельности.

Эпизод первый касается взаимоотношений Мао и Чжу Дэ. Развитие их отношений показывает умение Мао идти на компромиссы и в конечном счете подчинять себе других руководителей.

Первая встреча между ними произошла еще в цзин-ганшаньский период, когда Чжу Дэ пришел к Мао с отрядом, во много раз превосходившим по численности отряд последнего; а в КПК нередко осуществлялся принцип: кто командует армией, командует и в партии. Между ними произошло острое столкновение по ряду военных вопросов, но главным образом речь шла о проблеме власти и подчинения, как это часто бывало в КПК.

Участник этих событий Пэн Дэ-хуай рассказывал впоследствии, что у Мао Цзэ-дуна дурной характер, что он любит разводить склоку, что он оскорбил главнокомандующего Чжу Дэ. "Чжу Дэ и Мао Цзэ-дун не знались друг с другом. Методы Мао Цзэ-дуна очень жестоки. Если вы не подчинились ему, то он непременно изыщет способ, чтобы подчинить вас: он не умеет сплачивать кадровых работников. Мао Цзэ-дун чрезмерно подчеркивал роль люмпенов, считая люмпенов авангардом революции; это была люмпеновская линия. Имелись у него ошибки также и в вопросе о кулачестве. Он - узкий эмпирик".

Тем не менее вскоре Чжу Дэ пошел на сотрудничество с Мао и даже согласился признать его руководство. Если учесть, что Чжу Дэ пользовался куда более высоким авторитетом в армии и КПК, можно себе представить, сколько усилий пришлось применить Мао, чтобы привлечь на свою сторону бывалого военачальника.

Показательно, как складывались его отношения с Чжоу Энь-лаем, присланным в 1931 году в Центральный советский район в качестве руководителя Центрального бюро ЦК КПК. Это означало для Мао необходимость подчинения Чжоу Энь-лаю. Мао тотчас же начал скрытую борьбу против Чжоу.

Один из участников тех событий - Се Лин-сяо вспоминал впоследствии, что Мао потратил много сил и энергии, чтобы добиться ликвидации нового бюро, но это не так-то легко было сделать, так как Чжоу также имел своих приверженцев, располагал военной властью и занимал высокое положение в партии. Это обстоятельство тем более не давало покоя Мао Цзэ-дуну, и он приказал своим приверженцам и последователям создавать мнение, что организация Центрального бюро ЦК КПК нерациональна и неправильна. "За глаза Мао Цзэ-дун называл Чжоу Энь-лая "красным верховным владыкой" и "бюрократом". В душе он мечтал повергнуть Чжоу Энь- лая, а в открытую делал вид, что желает, чтобы Чжоу Энь-лай стал Генеральным секретарем ЦК КПК. Но очень хитрый и коварный Чжоу Энь-лай отвечал на это только улыбкой".

Опираясь на авторитет ЦК КПК, Чжоу Энь-лай сумел на расширенном совещании Центрального бюро ЦК КПК в Нинду в августе 1932 года отстранить Мао Цзэ-дуна от руководящей работы. Любопытно заметить, что наряду с критикой позиции Мао по военным вопросам ему предъявили обвинение в том, что "он не понимает марксизма". Чжоу настаивал на открытой критике ошибочных установок Мао. Однако руководство ЦК КПК, находившееся в то время в Шанхае, не согласилось с этим, поскольку Чан Кай-ши предпринял в ту пору четвертый поход против китайской Красной армии. В такой обстановке не следовало ослаблять единство (пусть формальное) руководства.

Что же делает Мао? Он счел за благо временно отойти от дел и уехать отдыхать и лечиться. Этот метод выжидания благоприятного момента под предлогом мнимой болезни, или самоустранения, стал с тех пор одним из излюбленных приемов Мао. Благоприятный момент вскоре наступил.

Переезд руководства ЦК КПК во главе с Бо Гу в Центральный советский район в Цзянси (начало 1933 г.) дал новые шансы Мао в его борьбе за власть. По совету представителя ИККИ Временное политбюро ЦК КПК и Бюро ЦК Центрального советского района были слиты воедино, и Бо Гу возглавил Временное политбюро и Секретариат ЦК КПК. Назначение Бо Гу позволило Мао, играя на противоречиях между ним и Чжоу Энь-лаем, усилить свои позиции.

Правда, в то время Мао не входил в состав Секретариата ЦК КПК и на многие заседания ЦК не приглашался. Так, он не принимал участия в работе 5-го пленума ЦК КПК, состоявшегося в январе 1934 года. Однако Мао Цзэ-дун присутствовал на всех заседаниях Реввоенсовета, а иногда даже и председательствовал на них. Пользуясь своим положением председателя Временного советского правительства, Мао сразу же стал формировать новую группу против Бо Гу из числа своих соратников по армии и предпринимал энергичные усилия, чтобы перетянуть Чжоу Энь-лая на свою сторону.

Уже в конце 20-х годов Мао удается создать довольно влиятельную группировку, опираясь на которую он вел борьбу вначале против Чжу Дэ, затем против комитетов КПК хунаньской и цзянсийской провинций и, наконец, против ЦК КПК. В группировку в ту пору входили Линь Бяо, Чэнь И, Чэнь Чжэ-жэнь, Цзэн Шань, Лю Шао-ци, Дэн Сяо-пин, Мао Цзэ-тань (брат Мао Цзэ-дуна) и др. С помощью этой группировки Мао Цзэ-дун укрепил свою власть и влияние вначале в 4-м корпусе Красной армии (армии Чжу - Мао), а затем возглавил в 1930 году так называемый Общий фронтовой комитет, подчинив себе не только все воинские части и партизанские подразделения, действовавшие в юго-восточной Цзянси и западной Фуцзяни, но также партийные и советские органы этих районов. В ходе этой борьбы под предлогом так называемой кампании по борьбе с контрреволюцией Мао Цзэ-дун в 1930-1931 годах физически уничтожил многих руководящих партийных, военных и советских работников, которые в той или иной степени не были согласны с ним и выступали против него. Члены руководства цзянсийского провинциального комитета партии, которое поддерживало непосредственный контакт с Мао Цзэ-дуном, а затем подверглось жестоким репрессиям с его стороны, указывали тогда, что для Мао Цзэ-дуна характерны милитаристская психология и бонапартистские замашки, что он стремится "осуществить свои мечты о том, чтобы стать императором в партии".

Тем временем обстановка в стране все обострялась в связи с японской агрессией, которая началась в 1931 году.

Попытка японцев захватить Шанхай в начале 1932 года и активизация японской агрессии в целом показали, что на повестку дня работы КПК выдвинулись новые задачи, связанные с созданием единого антияпонского фронта. Это требовало пересмотра стратегии и тактики борьбы, замены лозунгов, выдвижения новой программы единых действий антиимпериалистического фронта. Лозунг немедленного свержения гоминьдана и установления власти Советов, который выдвигался партией до этого, объективно стал мешать мобилизации широких сил народа на национально-освободительную борьбу. В начале 1932 года по рекомендации Коминтерна ЦК КПК выдвинул лозунг национально-революционной войны против японских и других империалистов.

В январе 1934 года в Жуйцзине, столице советских районов, состоялся II Всекитайский съезд представителей советских районов. Съезд подвел итог достижениям революции и избрал Центральное правительство советского Китая. Мао был избран председателем китайского Центрального советского правительства. В отчетном докладе на этом съезде Мао говорил:

"Наши Советы и Красная армия Китая несут великую ответственность за спасение китайского народа от гибели. Победа китайской революции означает не только освобождение 450-миллионного китайского народа, она является шагом к освобождению от гнета империализма всех угнетенных восточных народов, она несет смертельный удар японским и другим империалистам, пытающимся разжечь войну на Тихом океане" (Цит. по Эми Сяо, указ. соч., стр. 33.).

В октябре 1934 года начался "великий поход" Красной армии на северо-запад. Армия почти все время находилась в движении и непрерывно сражалась с противником. "Красные бойцы" преодолевали огромные трудности, пересекали непроходимые горные хребты, переплывали самые глубокие и бурные реки Китая, шли через пустыни и болота, в холод и жару, в снег и дождь, преследуемые противником, отбиваясь от гоминьдановских войск в провинциях Гуандун, Хунань, Гуанси, Гуйчжоу, Юньнань, Сикан, Сычуань, Ганьсу и Шэньси. Наконец, в октябре 1935 года Красная армия достигла северной Шэньси и укрепилась на северо-западе Китая (Там же, стр. 34-36.).

Во время "великого похода" во главе Красной армии стоял Чжу Дэ, Чжоу Энь-лай был главным политкомис- саром и председателем Военного совета ЦК КПК, военным советником - Отто Браун (Ли Дэ), присланный Коминтерном.

В городе Цзуньи в период "великого похода" произошло известное совещание, на котором Мао, наконец, смог осуществить давно подготавливаемый захват власти в КПК. Он настоял на созыве так называемого расширенного совещания Политбюро ЦК КПК, которое состоялось 7 и 8 января 1935 г. Именно Мао потребовал, чтобы в совещании помимо членов и кандидатов в члены ЦК КПК приняли участие руководящие работники политуправления и генштаба, командиры и комиссары соединений (армейских групп, корпусов, отрядов, дивизий) Красной армии. Кроме того, в совещании участвовали руководящие работники Центрального советского правительства Китая и его исполнительных органов. Все это обеспечило благоприятное для Мао соотношение сил, так как он имел более крепкие позиции в армии и советских органах, чем Бо Гу и другие деятели ЦК КПК, не так давно приехавшие из Шанхая.

Как свидетельствует участник событий, представитель Коминтерна Отто Браун, приглашенные составили преобладающее большинство и получили вопреки положениям Устава и всем нормам партийной жизни не только совещательные, но и решающие голоса. Из 35-40 участников 2/3, а возможно 3/4 не только не были членами Политбюро, но не являлись даже членами Центрального Комитета.

Отто Браун в "Китайских записках" (1932-1939 гг.), анализируя причины поражения интернационалистов на совещании в Цзуньи, упоминает следующие обстоятельства. Во-первых, после прорыва блокады вся политическая жизнь и партийная работа почти целиком сосредоточились в армии, которая, как уже не раз упоминалось, состояла почти полностью из крестьян под командованием профессиональных военных. У Мао Цзэ-дуна было много сторонников среди командиров и отчасти политработников, с которыми его связывала многолетняя совместная борьба. Эвакуация Центрального советского района породила у них чувство недовольства и неуверенности, которое Мао систематически подогревал. Во-вторых, многие старые революционные руководители, такие как Цюй Цю-бо, Ван Мин, Сян Ин, Фан Чжи-минь и Чжан Го-тао (все они, кроме Цюй Цю-бо и Фан Чжи-миня, являлись членами Политбюро), в Цзуньи отсутствовали. К тому же во главе партии стояли такие сравнительно молодые руководители, как Бо Гу, Ло Фу и Чжоу Энь-лай, причем только Чжоу Энь-лай имел опору в армии. И наконец, в-третьих, в идеологическом отношении партия еще не окрепла, а состав Центрального Комитета был более или менее случаен. 80% членов и кандидатов ЦК не избирались на VI съезде, а были кооптированы позднее. То же самое можно сказать и о Политбюро. По социальному происхождению, согласно данным 1934 года, среди членов Центрального Комитета было 11% рабочих, 26% - крестьян, а также 26% служащих и интеллигенции и 37% выходцев из помещичьей и торговой среды. Особенно роковую роль сыграло то обстоятельство, что в 1934-1935 годах руководство Коммунистической партии Китая было полностью изолировано от внешнего мира.

Мао использовал обстановку, новые настроения в партии, сваливая всю ответственность за допущенные просчеты на своих политических противников и реабилитируя себя после поражений на совещании в Нинду, когда он был освобожден от руководящей партийной и военной работы. Верный своей тактике, он сосредоточил удар на Бо Гу, добиваясь союза против него с Чжоу Энь-лаем, несмотря на то что именно Чжоу отстранил его в Нинду. Захват власти в КПК был важнее личных обид. Кроме того, и Чжоу проявил присущую ему гибкость и пошел навстречу притязаниям более сильной стороны. Не последнюю роль в победе Мао в Цзуньи сыграли участники давно сплотившейся группировки его приверженцев - Линь Бяо, Чэнь И, Дэн Сяо-пин и др.

Внешняя сторона совещания в Цзуньи выглядела следующим образом. Первым докладчиком по вопросу об итогах борьбы против пятого похода Чан Кай-ши и о первом этапе западного похода был Бо Гу, занимавший в то время пост Генерального секретаря ЦК КПК. С содокладом выступил Чжоу Энь-лай. Не отрицая наличия отдельных ошибок, они докладывали, что в целом политическое и стратегическое руководство ЦК КПК во время пятого похода Чан Кай-ши было правильным.

Эта позиция встретила решительную критику со стороны Мао Цзэ-дуна, Ло Фу, Линь Бяо и других военных и партийных руководителей. В результате была принята резолюция, написанная Мао, "Об итогах борьбы против пятого вражеского похода", в которой говорилось, что доклад Бо Гу и содоклад Чжоу Энь-лая, а также их военное руководство, тактика и стратегия во время этого похода в целом были неправильными.

Но победа Мао еще не была полной. Он вошел в состав Секретариата ЦК КПК, но Бо Гу еще оставался Генеральным секретарем ЦК КПК, а военное руководство оставалось в руках Чжоу Энь-лая. Можно себе представить, какие еще хитроумные ходы понадобилось сделать Мао, чтобы в короткий срок сосредоточить основную власть в партии и армии в своих руках!

Первым шагом была замена в феврале 1935 года Бо Гу на посту Генерального секретаря Ло Фу, который был тогда союзником Мао. Ло Фу тут же предложил заменить Чжоу Энь-лая Мао Цзэ-дуном на посту главнокомандующего Красной армией 1-го фронта, что и было сделано в марте 1935 года. Правда, вскоре Ло Фу освободил Мао от этой должности; между ними, в свою очередь, началась борьба за господство в партии. Тогда по хитроумному предложению Мао была создана тройка для полномочного руководства военными делами: Мао Цзэ-дун, Чжоу Энь-лай, Ван Цзя-сян; внутри тройки незамедлительно возникли острые разногласия все по тому же пункту - кому быть главным, и эта временная группировка распалась. Тогда верх взяли новые силы, и 28 июня 1935 г. на заседании Политбюро ЦК КПК в Лянхэкоу главнокомандующим объединенной 1-й и 4-й Красных армий был назначен Чжу Дэ, а комиссаром - Чжан Го-тао. Для Мао последнее назначение означало новый этап борьбы за власть, на этот раз против Чжан Го-тао, который также намеревался бороться за руководство партией.

Трудно поверить, но все это происходило на фоне событий "великого похода", когда бойцы и командиры Красной армии действительно демонстрировали чудеса храбрости и героизма в борьбе против многократно превосходивших их сил противника.

Одним из наиболее драматических был бой на Лушаньском перевале. Мао Цзэ-дун написал здесь первое из семи стихотворений, сочиненных им во время "великого похода":

 Горный перевал тверд как железо. 
 Но сегодня могучим шагом 
 Мы перейдем через вершину! 
 Горы синие - как море. 
 А заходящее солнце 
 Алеет как кровь.

(Подстрочный перевод.)

Легендарным подвигом "великого похода" была переправа через реку Дадухэ. Она началась с эпизода, аналогичного эпизоду переправы через реку Уцзян,- внезапная атака на небольшой вражеский гарнизон, охранявший переправу, захват лодки и наступление штурмового отряда из 18 человек на вражеские позиции на другом берегу. На то, чтобы перебросить всю армию на другой берег по воде, потребовалось бы несколько дней, поэтому было решено захватить подвесной мост в 100 км к северу. Пехота должна была дойти до моста за одни сутки. Объявили об этом уже на ходу, так как уже не оставалось времени провести митинг, и рано утром, проведя несколько дезориентирующих маневров части Красной армии, дошли до моста и овладели им.

Солдаты Красной армии пробрались по навешенным Цепям, неся в руках гранаты и пулеметы, к городу. Они строили настилы под огнем противника, падали в реку, пробирались через горящие деревянные сооружения и, наконец, взяли город приступом.

Самым трудным испытанием был путь на север через топкие болота. Каждый неосторожный шаг приводил к тому, что человек проваливался в трясину и его тут же на глазах засасывало, если только товарищи вовремя не успевали подать ему шест.

Из этого испытания немногие вышли живыми. Оставшиеся красноармейцы после обманных маневров, прорываясь через засады и выдерживая ожесточенные схватки, в октябре 1935 года достигли, наконец, цели похода - провинции Шэньси.

Мао написал по этому поводу следующее стихотворение:

 Небо высокое, облака бледны,
 Мы следим, как дикие гуси
 Летят на юг, 
 Пока не теряем их из виду. 
 Если мы не дойдем до Великой Стены, 
 Нельзя будет назвать нас людьми. 
 Высоко на гребне гор 
 Наши знамена развевает ветер 
 У нас в руках канат. 
 Когда ж мы обуздаем 
 Серого дракона? 

(Подстрочный перевод.)

Мы рассказали об этих эпизодах "великого похода", чтобы читатель получил представление о мужестве и героизме бойцов и командиров китайской Красной армии, которая не только успешно его завершила, но и в конце концов обеспечила победу народной революции. Китайские партийные и военные руководители сумели в труднейших условиях "великого похода" организовать борьбу против армии гоминьдана и местных милитаристов. Однако даже в этих условиях Мао не забывал заботиться об укреплении своей личной власти в КПК.

Как раз в наиболее драматические месяцы "великого похода" развернулся новый тур борьбы между Мао Цзэ-дуном и Чжан Го-тао. Это была трудная борьба для маоистской группировки, поскольку Чжан Го-тао пользовался большим авторитетом в КПК и мировом коммунистическом движении. Мы не собираемся разбирать все события этой борьбы, которая длилась около двух лет. Заметим лишь, что Мао сумел использовать каждый промах своего противника, чтобы объединить против него максимально широкие группы в партийном и армейском руководстве. Прямолинейные нападки Чжан Го-тао на всех сторонников Мао, похвальба успехами руководимой им Красной армии 4-го фронта, споры со многими членами Политбюро по вопросу о выборе места для организации руководимого коммунистами района - все это позволяло Мао собирать силы для нанесения удара своему главному сопернику.

Необузданность и неосторожность самоуверенного Чжан Го-тао толкнула его на опрометчивый шаг, неподготовленный организационно и явно невыгодный для него. Располагая в Политбюро меньшинством, он решил разом изменить обстановку и потребовал перевыборов всего его состава.

Сам он, вспоминая впоследствии об этом эпизоде, писал, что состоявшееся в январе 1935 года совещание в Цзуньи было проведено в обстановке большой спешки. Оно не подвергло критике ошибки всей политической линии ЦК КПК. "Оно лишь протащило Мао Цзэ-дуна в состав Политбюро ЦК, и он фактически узурпировал руководство в ЦК КПК".

Чжан Го-тао настаивал на созыве расширенного пленума ЦК с тем, чтобы реорганизовать ЦК, избрать новых работников в состав Политбюро ЦК. Мао Цзэ-дун был решительно не согласен с этим предложением и обвинил Чжан Го-тао в попытке использовать военную силу для реорганизации ЦК. В результате произошел раскол ЦК КПК и образовались два противостоящих друг другу центра - Политбюро под руководством Мао Цзэ-дуна и Временный центр под руководством Чжан Го-тао.

Политбюро ЦК не согласилось с требованием Чжан Го-тао - большинство его состава уже целиком поддерживало Мао Цзэ-дуна. Произошел также драматический раскол сил объединившейся незадолго до этого в Сычуа- ни Красной армии. Части Красной армии 1-го фронта (1-я и 3-я армии), которыми руководили сторонники группы Мао, двинулись на север, части же Красной армии 4-го фронта, находившиеся под командованием Чжан Го-тао, направились на юг.

Каждая из сторон - Мао и Чжан Го-тао - впоследствии возлагала друг на друга ответственность за этот раскол, который резко ослаблял вооруженные силы коммунистов. Одно несомненно - Мао явно испытал облегчение от такого хода дел: он избавился от опасного конкурента, хотя и большой ценой, за счет интересов партии и всего движения. Такой подход у него не раз проявлялся и впоследствии. Если возникала дилемма - личная власть или интересы единства КПК, она всегда решалась им в пользу личной власти. Это стало правилом его деятельности на всю жизнь и давало немалые преимущества в борьбе с менее эгоистично настроенными соперниками.

После вмешательства Коминтерна Чжан Го-тао летом 1936 года двинулся со своими войсками в пограничный район Ганьсу - Шэньси, где находились армейские части, возглавляемые Мао Цзэ-дуном. Но теперь они поменялись ролями. Никакого руководящего поста в КПК первый из них не получил, а был направлен в труднейший западный поход, где войска Красной армии потерпели тяжелое поражение. Это дало возможность Мао полностью разделаться с ненавистным соперником.

Против Чжан Го-тао было сфабриковано "дело", собраны компрометирующие материалы: он обвинялся не только в ошибках в руководстве армией, но и в "феодальных и милитаристских привычках" и т. д.

В марте 1937 года возглавляемое Мао Политбюро ЦК КПК приняло специальный документ, который назывался "Об ошибках Чжан Го-тао". Сломленный духовно и подавленный Чжан Го-тао отошел от партийной деятельности. Он перешел на преподавательскую работу в Академии общественных наук в Яньани. Впоследствии, в начале 1938 года, боясь преследования, он сбежал из Яньани в Ханькоу, выступил с заявлением против Мао и всей линии руководимого им ЦК КПК и в результате был исключен из партии.

Так закончилась борьба между Мао и Чжан Го-тао за власть в КПК. Мао одержал победу. И произошло это не потому, что он отстаивал "более правильную линию", как утверждает маоистская историография. Принципиальных расхождений между ними не было, оба они были людьми одного направления, были подвержены сходным ошибкам, одинаково страстно жаждали господства в КПК. Мао оказался сильнее в борьбе, он действовал хитрее, тоньше, проявил больше воли и выдержки, больше ловкости в сравнении со своим прямолинейным противником.

На пути к господству в КПК Мао еще предстояло пройти большой путь. Вот перечень тех официальных постов, которые он занимал в период 1935-1945 годов. На совещании в Цзуньи Мао был введен в состав Секретариата ЦК (выполнявшего в то время роль Постоянного комитета Политбюро) и фактически занял пост руководителя Военного совета ЦК КПК. После образования 1-го фронта (октябрь 1935 г.) он стал в нем политкомиссаром. Зимой 1935 года была основана Центральная партшкола, Мао стал ее ректором. С июня 1936 года он- политкомиссар Академии рабоче-крестьянской Красной армии Китая, читает в ней лекции по проблемам стратегии революционной войны в Китае. В январе 1937 года академия была реорганизована в Китайскую антияпонскую военно-политическую академию, Мао стал председателем комитета по делам академии. В июле 1938 года вместе с Бо Гу, Ван Мином, Дун Би-у, Дэн Ин-чао, Линь Бо-цюем и У Юй-чжаном вошел в качестве представителя КПК в состав первого (второй был сформирован в 1946 г., в период так называемого 3-го единого фронта) Национально-политического совета Китая - органа сотрудничества с гоминьданом. В феврале 1940 года Мао - председатель яньаньского народного съезда "осуждения Ван Цзин-вэя, поддержки Чан Кай-ши", член правления комитета за принятие конституции различных слоев Яньани.

На VII съезде партии (1945 г.) Мао был избран Председателем КПК. Позднее, после VII съезда, в середине 1946 года, с началом гоминьдановского наступления ЦК КПК создал шесть бюро по районам, которые соответствовали шести крупным войсковым соединениям. Общее политическое и военное руководство осуществляли ЦК КПК и Народно-революционный военный совет под председательством Мао Цзэ-дуна. Главнокомандующим НОА был Чжу Дэ. 19 марта 1947 г. гоминьдановцам удалось захватить Яньань. После этого руководство ЦК разделилось: одна часть во главе с Мао осталась в северной части Шэньси, другая часть - рабочий комитет ЦК КПК во главе с Лю Шао-ци - обосновалась в провинции Хэбэй. Фактически же главной базой китайской революции в этот период был Северо-Восточный Китай.

Как видим, путь Мао к высшему руководству в КПК был извилистым. Он прошел этот путь во всеоружии опыта организации групповой борьбы, закулисных непартийных сговоров, опыта преодоления разного рода "левых" и "правых" уклонов и гибкой смены лозунгов, словом, опыта борьбы за единоличную власть.

Попробуем еще раз поразмышлять о том, почему именно Мао Цзэ-дун, а некто другой, выдвинулся на роль единоличного руководителя КПК - роль, на которую, как мы видели, претендовали многие деятели партии? Только очень ограниченные люди могут думать, что история детерминирована до деталей и лиц, и все же эта "случайность" была обусловлена. Объяснение нужно искать, как нам думается, в исторических обстоятельствах того времени.

Прежде всего сыграла роль обстановка внутри руководства КПК, где шла беспрестанная борьба различных группировок как по принципиальным вопросам стратегии и тактики китайской революции, так и вокруг проблем личной власти, влияния, престижа.

В условиях непрерывных боев с войсками Чан Кай-ши и других милитаристов, жестоких преследований коммунистов, особенно их руководителей, в основных городах Китая внутренняя борьба и разобщенность выступали как особая опасность, представляя собой едва ли не одну из коренных проблем в КПК. Единство, твердое руководство, дисциплина и порядок становились настоятельным требованием момента. Многие в партии и, в особенности, среди военных видели выход в выдвижении вождя, способного покончить с бесконечной борьбой, с групповщиной, даже если за это придется платить ценой отказа от принципов демократического централизма в организации партии. Были и такие в руководстве КПК, которые ждали лидера с железной хваткой, способного внести элемент жесткого порядка в разбушевавшуюся стихию управления партией с ее постоянной сменой лидеров, каждый из которых уходил с руководящего поста с клеймом "правого" или "левого" "оппортуниста", "троцкиста", "догматика", "эмпирика".

Вторая, не менее важная, причина - характер обстановки в стране да и во всем мире. Разбойничье нападение Японии на Китай, которое создало угрозу полного порабощения страны, не могло не углубить национально-освободительную направленность надвигавшейся революции. Патриотическое антияпонское движение охватывало все более широкие слои рабочих, крестьян, интеллигенции. Партия не могла стоять в стороне от этого и концентрировать по-прежнему свои усилия исключительно на борьбе с гоминьданом. Назрела необходимость поворота в ее стратегии и тактике, требовавшего единства действий со всеми прогрессивными силами страны против японских захватчиков. Фашистская угроза, нараставшая в Европе, особенно остро поставила вопрос о коренном изменении стратегии и тактики коммунистического движения в целом. VII Конгресс Коминтерна (1935 г.) разработал новую тактику единства антифашистского фронта, определил программу деятельности и борьбы всего коммунистического движения и каждого из его отрядов, в том числе Компартии Китая.

Мао Цзэ-дун всей своей прежней деятельностью показал, что на первом месте для него стоит проблема национального возрождения.

Эми Сяо, восторженно характеризуя деятельность Мао Цзэ-дуна в середине 30-х годов, с восхищением цитирует его слова в защиту национальной свободы и величия китайского народа. Вот эти слова:

"Китайский народ - не стадо послушных овец. Он представляет великую нацию с богатой историей, благородным национальным самосознанием и высоким пониманием человеческой справедливости. Во имя национального самоуважения, человеческой справедливости и желания жить на своей собственной земле китайский народ никогда не допустит, чтобы японский фашизм превратил его в раба" (Эми Сяо, указ. соч., стр. 46-47.).

Сильно сказано! И, конечно же, такие выступления импонировали не только коммунистам, но и прогрессивной части всей китайской нации. В обстановке, сложившейся внутри КПК, наибольшие шансы на успех в борьбе за руководство партией получили силы, которые выступили против прежней, устаревшей, а иной раз и вообще неверной линии. Мао Цзэ-дун умело и ловко воспользовался благоприятным моментом: в его пользу говорило то, что он выступал с критическими замечаниями в отношении прежних руководителей, правда, не по коренным принципиальным вопросам, касающимся политической линии. Тем не менее партийная масса могла расценивать его выступления как оппозицию к тогдашнему руководству КПК. Имело значение и то, что он на протяжении многих лет вместе с Чжу Дэ и другими крупными деятелями КПК был связан с военной работой, которая в связи с японской агрессией и походами гоминьдановских войск выступала на передний план.

Особое значение имел тот факт, что Компартия Китая понесла огромные потери, в том числе среди своего руководства, связанного с рабочим движением Китая. Только за первые шесть месяцев после чанкайшистского перевод рота в 1927 году число членов КПК сократилось в пять раз - с 50 до 10 тыс. В начале 30-х годов большой ущерб партии нанесли репрессии, обрушившиеся на коммунистов в Шанхае в результате предательства. В период похода китайской Красной армии на северо-запад страны численность КПК с 1934 по 1937 год сократилась с 300 тыс. до 40 тыс. В общей сложности с 1927 по 1935 год погибло примерно 400 тыс. членов КПК и сочувствовавших им, в том числе почти все коммунисты, работавшие в городских партийных ячейках, среди рабочего класса (См. "Опасный курс. По поводу событий в Китае", выпуск первый, М., 1969, стр. 67.).

В 1927 году китайские генералы-милитаристы расправились с Ли Да-чжао - одним из первых популяризаторов марксизма в Китае и основателей компартии; погиб Чжан Тай-лэй - один из организаторов компартии и комсомола, возглавивший восстание в Кантоне в 1927 году; через два года в Шанхае был казнен Пэн Бай - создатель первого крестьянского союза в стране и первого рабоче-крестьянского демократического правительства; в 1932 году гоминьдановцы расстреляли Дэн Чжун-ся - члена ЦК КПК с 1922 года, одного из руководителей гонконг-кантонской забастовки; в 1935 году - был расстрелян Цюй Цю-бо - видный руководитель КПК, изучавший непосредственно в Советском Союзе опыт Октябрьской революции; в том же году был зверски убит один из прославленных героев китайской Красной армии - Фан Чжи-минь, основатель одной из первых революционных баз, участник Наньчанского восстания; погиб Су Чжао-чжэн - член Политбюро ЦК КПК, председатель Всекитайской федерации профсоюзов, руководитель правительства Кантонской коммуны.

Все это не могло не отразиться на уровне политического руководства КПК.

Выдвижению Мао Цзэ-дуна способствовало и то, что Коминтерн был неправильно информирован сторонниками Мао о внутреннем положении в КПК, которое всегда выглядело весьма запутанным и сложным. Хотя многие руководящие деятели Коминтерна относились критически к Мао Цзэ-дуну, однако горький опыт прежних руководителей (Чэнь Ду-сю, Ли Ли-саня и др.) показывал ограниченность выбора среди руководителей китайской революции. В мировой печати не без старания Мао Цзэ-дуна и таких публицистов, как Э. Сноу и Эми Сяо, распространялись легенды о героизме и стойкости военных и партийных руководителей китайской Компартии, среди которых постоянно называлось и имя Мао Цзэ-дуна.

Наконец, личные качества самого Мао как руководителя вполне определенного типа. Читатель уже видел, что Мао обнаружил незаурядные способности в групповой фракционной борьбе внутри КПК, а это было не последним достоинством в борьбе за власть в обстановке засилья мелкобуржуазного вождизма. Но дело не только в этом.

Здесь мы подходим к вопросу о роли личности лидера КПК в специфических условиях внутреннего положения, сложившегося в КПК в середине 30-х годов, в специфических условиях страны с несозревшим пролетарским движением, страны слаборазвитой, полуфеодальной, крестьянской, гигантской по своим масштабам, плохо управляемой, страны с традициями имперской власти, отнюдь не изжитыми за краткий период после ликвидации монархического строя, страны, переживавшей особенно трудный период своей истории в связи с агрессией организованного и мощного империалистического хищника, каким являлась в ту пору Япония.

Каким же он был, этот китайский политический лидер, в душе которого совмещалось поклонение императору Лю Бану, вождям крестьянских восстаний и Наполеону Бонапарту?