Гниль в коридорах власти и трагедия народа

19 января 1943 г. Стилуэлл записал в своем дневнике: "В 7.30 в русском посольстве просмотр фильмов. Отлично... День войны... Русские - в полном порядке... Какую борьбу они ведут. Нация, вполне очевидно, обрела себя. Двадцать лет труда и борьбы. Результаты: сильны физически, едины в целях, горды своими свершениями, полны решимости одержать победу... Суровые молодые солдаты. Твердые духом женщины. Все до последнего человека - женщины и дети участвуют в военных усилиях" (Hahn E. Op. cit. P. 259.). Впоследствии некоторые сторонники Чан Кайши, ссылаясь на подобные отзывы о борьбе советского народа, обвинят генерала - поддался, мол, на удочку пропаганды. Но в том же духе писал с фронтов Отечественной войны соотечественник Стилуэлла Эдгар Сноу, который засвидетельствовал: "Кровь защитников Сталинграда смешалась с волжской водой".

Советский народ нес основное бремя борьбы с мировым фашизмом, судьбы второй мировой войны решались на фронтах России. Стилуэлл был прав. Только за 1943 г. Красная Армия разгромила 218 вражеских дивизий, уничтожила 14,3 тыс. самолетов, 7 тыс. танков, 5 тыс. орудий, было потоплено 296 неприятельских кораблей различных классов. Известен вклад американских вооруженных сил в общее дело борьбы против держав "оси": ожесточенные бои за Сайпан, при овладении Марианскими островами американцы потеряли убитыми 5 тыс. человек, сражение у Лейте, схватки на ближних подступах к Иводзима и Окинава - эти и другие события говорили о значительной роли США в антигитлеровской коалиции. Японцы переходят к обороне, и их планы компромиссного мира с Чунцином связаны в основном с желанием компенсировать в Китае потери, понесенные на Тихом океане.

Китайский народ вел мужественную борьбу с агрессором. Его лучшие представители, как и патриоты различных стран, отдавали свои жизни за независимость своей родины.

Зарубежные наблюдатели, в том числе и сам генерал Стилуэлл, высоко отзывались о подлинных китайских патриотах: китайцы - честные, бережливые, деловые, бодрые, независимые, терпеливые, храбрые люди. Стилуэлл, например, обратил внимание на отсутствие в Китае религиозных барьеров среди населения. Поражала демократичность простых граждан при полном отсутствии разумного управления.

В мрачных тонах описывал генерал политику гоминьдановцев - интриги, двойная игра, отчаянное желание урвать побольше, единственная забота - "позволить" другим сражаться на фронтах. В то же время повсюду фальшивая пропаганда их "героической борьбы", равнодушие "лидеров" к своему народу. И все это в условиях колоссального невежества, неприкрытой глупости кадрового состава, полной неспособности сверху контролировать фракции и клики, обирающие народ. Стилуэлл поражался тому, что его страна стала помогать обанкротившемуся режиму, восхвалять его лидера - "великого солдата", "патриота".

Чан Кайши, конечно, знал об истинном отношении к своей персоне генерала Стилуэлла, но вынужден был его принимать как официального представителя Вашингтона. Да и Стилуэллу приходилось фальшивить, что довольно ярко проявилось на церемонии, когда Чану вручалась американская медаль. Но Стилуэлл в частных посланиях и беседах не жалел красок, характеризуя гоминьдановского лидера "упрямым", "невежественным", "свинячеголовым", "нетерпимым", "неблагодарным", "волюнтаристом" и т. д.

Командование союзных армий возлагало на Стилуэлла большие надежды в связи с перспективами удержания Китая в войне с Японией. А Чан Кайши в это время обсуждал с представителями Ван Цзинвэя условия компромиссного мира. 7 мая 1943 г. на чунцинском аэродроме приземлился самолет. По трапу сошел бывший, но довольно известный деятель из ЦИК Гоминьдана У Кайсян и сразу же попал в объятия видных представителей чанкайшистского правительства. Встреча была торжественной, миссия - тайной. 11 мая Чан Кайши принял У Кайсяна. Дай Ли позаботился о секретности встречи. Гость был наделен высокими полномочиями: он представлял правительство Ван Цзинвэя, а японцы использовали его в качестве "посредника" в диалоге о заключении компромиссного мира. Чан Кайши получил от У Кайсяна следующие условия мира:

- японские войска отходят от Уханя и Гуанчжоу, а Чан Кайши перебрасывает освободившиеся силы для борьбы с КПК на Севере;

- Нанкин и морское побережье "временно" остаются под контролем Японии;

- Северный Китай становится зоной "совместной борьбы" с КПК;

- судьба Ван Цзинвэя будет решена без затруднений.

Стилуэлл и американский посол Гауе передали Чан Кайши недовольство Рузвельта закулисной дипломатией Чунцина и пассивностью гоминьдановских армий на фронте. Гоминьдановский лидер не мог не прислушаться к голосу из Вашингтона. Много лет спустя ревностные защитники Гоминьдана превозносили "геройский подвиг" Чан Кайши, якобы оказавшего неоценимую услугу всей антигитлеровской коалиции своей стойкостью в переговорах с Токио и отказом пойти на компромиссный мир. Чанкайшистские благожелатели непременно забывают, что в условиях побед на советско-германском фронте и коренного перелома в ходе второй мировой войны решение о компромиссном мире было бы для Чан Кайши равносильно самоубийству. Военно-политические планы Чан Кайши расходились не с личными убеждениями Стилуэлла, независимо от остроты оценок американским генералом китайского руководства, а входили в противоречие с курсом на осуществление основного стратегического замысла США. Позиция Стилуэлла, отражавшая этот замысел, нацеливалась на мобилизацию всех сил Китая в борьбе с основным империалистическим соперником США на Дальнем Востоке - с Японией.

Стилуэлл порой слишком резко осуждал Чан Кайши, игнорируя зачастую сложившиеся в Гоминьдане вполне объективные условия, соответствующие данному уровню развития китайского общества, скованного цепями феодализма, отягощенного стойкими традициями национализма и великодержавного шовинизма.

Несчастья, выпавшие на долю китайского народа, множились не только в результате чисто объективных причин - расширения агрессивных действий Японии, стихийных бедствий, которые обрекали население страны на новые страдания,- Чан Кайши, прикрываясь лозунгами борьбы за независимость и свободу, думал прежде всего об упрочении своей власти.

Диктатура Чан Кайши не могла мириться с оппозицией, хотя последняя готова была действовать против агрессора в рамках единого фронта. Чанкайшисты берегли силы для борьбы с окрепшими вооруженными формированиями КПК. В провинциях, где господствовали гоминьдановские генералы, оппозиция подвергалась жесточайшим репрессиям, демократические элементы преследовались агентами особой службы Чан Кайши. Единство, которое с таким энтузиазмом отстаивал Чан Кайши, принимало форму коалиции китайских милитаристов

Бедность, безграмотность, нищета крестьянства поражали европейцев, когда они получали возможность наблюдать жизнь китайской деревни военных лет. Мизерный земельный надел с труднообрабатываемой почвой мог обеспечить полуголодное существование. Недоставало даже основной пищи - горьких овощей (гуцай). На обнищавшие деревни обрушивалась мобилизация в армию В отличие от голода и наводнений она посещала крестьянина два раза в год.

Однажды по весне Чан Кайши ехал днем по дороге, встречались лишь редкие путники. Но вот показалась группа во главе с офицером. Рекруты (их назвали "добровольцами") двигались на сборный пункт. Они были связаны по шеренгам веревками, чтобы никто не сбежал Такие сцены на дорогах нередко приходилось наблюдать иностранцам. Но Чан Кайши вышел из себя и жестоко избил офицера. Когда ему напомнили, что таковы китайские правила набора в армию, он тотчас сделал вывод: вина на генерале, ответственном за набор рекрутов, и также избил его. Через год генерала казнили. Поиск козла отпущения не приводил к улучшению положения крестьян в деревне, новобранцев в армии.

...Лето 1943 г. С ним пришло в Китай бедствие, последствия которого для населения страны стали роковыми. Приморские провинции Чжэцзян и Фуцзянь, внутренние Хубэй и Гуйчжоу и находящаяся под контролем Чунцина территория Хэнани оказались во власти голода. 1940-1941 годы в этих провинциях были неурожайными Ужасающая засуха уничтожила в 1942 г. всё посевы Военная бюрократия, однако, не ослабляла налоговый пресс, и, когда были съедены все запасы, голод, а за ним и эпидемии стали буквально косить жителей охваченных бедствием районов.

Очевидцем событий стал совсем еще молодой корреспондент журнала "Тайм" Теодор Уайт. Перед ним предстала картина, которую Тэд запомнил на всю жизнь: повсюду лежали трупы, крестьяне сдирали с деревьев кору и тут же у дороги дробили ее и ели. К концу 1943 г. в зонах, охваченных голодом, умерло до 30 млн человек. Уайт пытался на месте выяснить причины столь страшного бедствия. Один из офицеров заявил ему: "Если народ будет умирать, земля останется китайской, но, если солдаты будут голодать, японцы захватят эту землю".

Дело, однако, было не только в объективных трудностях военного времени. В ряде уездов власти требовали с крестьян больше продовольствия, чем они могли предложить. Крестьяне должны были отдавать сборщику налогов последний мешок зерна, предназначенного для посева. В это трагическое время возросли масштабы спекуляции землей. Купцы, чиновники и богатые помещики скупали у отчаявшихся крестьян наследственные земли просто за бесценок.

Надвигалась эпидемия. Из 30-миллионного населения Хэнани, согласно примерным подсчетам Т. Уайта и Э. Джекоби, примерно 2 или 3 млн человек бежало из провинции; еще 2-3 млн умерло от голода и болезней. На следующий год в провинции Гуандун разразился такой же голод, как в Хэнани.

Т. Уайт добился приема у генералиссимуса. Чан Кайши принял американского гостя в полутемном кабинете, сидя в широком мягком кресле. Со свойственным его возрасту жаром Т. Уайт нарисовал перед Чан Кайши картины голода в Хэнани: бесконечные поборы, вымогательство, невыносимый гнет военной администрации, смерть, смерть... Журналист сразу же понял: чунцинский правитель был равнодушен к трагедии своего народа

"Я постарался,- вспоминал Уайт,- произвести впечатление на генералиссимуса, говоря о людоедстве". И в ответ услышал: людоедства в Китае не может быть. Журналист заявил, что видел собак, терзающих трупы на дорогах. Реакция последовала та же: в Китае этого не может быть. Вот тогда Уайт прибег к фотографиям своего коллеги Г. Формана. Трупы, трупы, собака, стоящая над умершим. Генералиссимусу стало не по себе. Чан Кайши взял ручку, стал делать пометки... просил назвать как можно больше имен официальных лиц, ведь на кого-то нужно было возложить ответственность. Он даже попросил американцев подготовить подробный доклад об увиденном (Time. 1978. July 3. P. 22-23; Уайт Т., Джекоби Э. Гром из Китая. М., 1948. С. 169.).

Последовали различные меры. Когда до ушей мадам Сун Мэйлин - а она находилась в США - дошла информация Т. Уайта для журнала "Тайм" о голоде в Китае, она потребовала наказания журналиста.

Бороться с голодом, как полагали американские журналисты, можно было скорейшей переброской в бедствующие районы большого количества зерна. Администрация, однако, запретила жителям покидать территорию, где царил голод. В районы, где свирепствовал голод, Чан Кайши направил 200 млн китайских долларов. Но могли ли эти бумажки изменить положение?! Гоминьдановская пропаганда пыталась, естественно, обелить нерадивость руководителей режима, списать ответственность за трагедию на местные власти. Читателя, открывшего "Шицзе жибао", пытались убедить в "истинных" причинах голода: "Более 400 тыс. человек умерло во время голода в Гуандуне. В одном лишь уезде Тайсань умерло 100 тыс. крестьян. Одна из главных причин этой трагедии заключалась в головотяпстве местных чиновников, пытавшихся скрыть положение вещей. В прошлом году генералиссимус запретил провинциальным властям пропускать ложные сообщения о голоде, так как они могли быть использованы для того, чтобы саботировать полную уплату рисового налога. Этот приказ был передан дальше в уезды и был воспринят там как запрещение вообще давать какие-либо сообщения о голоде. Вот почему некоторые уезды не решались сообщать о положении у них". Гоминьдановская пропаганда не только преуменьшала количество жертв, но и извращала причины голода.

Чан Кайши зачастую искал козла отпущения, повторяющиеся неудачи в военной и гражданской сфере он стремился объяснять "ошибками", "произволом" местной администрации. Лучший путь к тому, чтобы отвести от себя возмущение народа.