Общие принципы китайской национальной политики в начале XV в.
Данная проблема тесно соприкасается с традиционной китайской внешнеполитической доктриной, т. е: отношением к иноземцам вообще. Китайские термины - "лу", "мань", "и" и др. употреблявшиеся в источниках для собирательного обозначения иных народов, могли относиться как к иноземцам вообще, так и к некитайскому населению, жившему в пределах империи. ТехМ не менее можно попытаться проследить, какие положения общей доктрины отношения к некитайским народам использовались правительством Чжу Ди при его обращении с инонациональным населением страны.
Согласно отмеченной доктрине, все некитайские народы рассматривались в Китае как "варвары", не знакомые с единственно правильными нормами жизни - китайской цивилизацией. В связи с этим перед политиками и дипломатами империи издавна выдвигалась задача посильного приобщения иноземцев к китайской культуре и образу жизни. Однако долголетний опыт общения с иноземцами показывал, что политика "привлечения их к цивилизации" далеко не всегда давала желаемые для Китая результаты. Поэтому еще в древности проявились два противоположных подхода к иноземцам. Один предполагал покорение их силой, другой - отказ от попыток установления над ними реальной власти.
Какой подход оказался предпочтительнее для Чжу Ди и его окружения? Относительно второго подхода император высказывался так: "Иноплеменные [люди] добывают средства к существованию грабежами и убийствами. Разве подозревают они о существовании этикета и долга? Поэтому [некоторые] мудрецы считали, что этими людьми не стоит управлять" [23, цз. 60, 875]. Однако, отдавая долг пренебрежительного отношения к иноземцам, Чжу Ди в конечном итоге не соглашался с "мудрецами" и приходил к выводу, что управлять "иноплеменными людьми" можно и нужно, но с применением гибкой тактики [23, цз. 60, 875]. В первую очередь это относилось к некитайскому населению, живущему в пределах империи.
Принципы, которыми правительство Чжу Ди намеревалось руководствоваться в своих отношениях с этой категорией населения, в самом обобщенном виде отразились, пожалуй, лучше всего в инструкции для китайской администрации в Юньнани от 12 марта 1403 г.: "Путь к удержанию иноплеменников в повиновении заключается в том, чтобы они знали о своем подчинении императорскому двору и не утрачивали способности оставаться в рамках подданных" [23, цз. 17, 311].
Методы, предлагаемые центральными властями для поддержания отмеченного "знания" и "способности" среди некитайского населения, не были однородны. С одной стороны, военные наместники в отдаленных провинциях получали приказания "держать иноплеменников в страхе и покорности" [23, цз. 15, 277, цз. 103, 1340]. С другой - двор настойчиво рекомендовал не злоупотреблять прямым насилием. В этом плане весьма характерна инструкция от 4 мая 1409 г.: "Издревле велось у нас убивать врагов-иноплеменников. Однако ставить непременной задачей убивать их - это не путь к умиротворению далеких [краев]. Хотя они упорны и жестоки и с трудом обращаются к цивилизации, однако натура у них не звериная и их можно приручить и заставить успокоиться до глубины души" [23, цз. 90, 1189-1190].
Отмеченные рекомендации диктовались совсем не гуманными или филантропическими соображениями. Просто правительство Чжу Ди отдавало себе отчет, что метод неприкрытого давления не всегда приносит успех, а иногда даже может вызывать прямо противоположный желаемому результат. Свидетельством тому может служить инструкция двора генералу Хань Гуаню, направленному в Гуандун и Гуанси для "умиротворения" края в октябре 1402 г.: "Иноплеменники... легко поднимают бунты. За ними трудно усмотреть. Чем больше их убивают, тем труднее ими управлять" [23, цз. 12 (II), 216]. К тому же следует учитывать, что отмеченное предпочтение "мягких" методов отнюдь не исключало применения самых жестоких и крутых мер в случаях, когда местные китайские власти сочтут это необходимым. В той же инструкции Хань Гуаню говорилось: "Прибыв на место [назначения], вам надлежит усмирять их [иноплеменников]. Опирайтесь на тех из них, кто добровольно исполняет свой долг, тех же, кто не предан единственному долгу, - убивайте" [23, цз. 12 (II), 216].
Таким образом, методы, к которым стремился прибегать Чжу Ди в своей национальной политике, представляются синтетическим сплавом прямого давления и задабривания ("привлечения сердец добрым отношением", как говорится в источниках). Преимущественный уклон в ту или иную сторону определялся конкретной ситуацией в различных национальных районах. В этом и заключалась упомянутая выше гибкая тактика в управлении некитайскими народами, за которую ратовал Чжу Ди.
В национальной политике китайского правительства в начале XV в. можно заметить некоторые различия при подходе к северным и северо-западным пограничным районам империи, где жило определенное число монголов, чжурчжэней, ойратов, уйгуров, и юго-западным провинциям, где значительные пространства были заселены племенами и народами чжуан, мяо, ицзу, яо, ли и пр. Эти различия определялись стратегическими расчетами китайцев и факторами этнического порядка.
С военно-стратегической точки зрения китайцы издавна считали наиболее опасными и важными северо-западные рубежи. Здесь в течение веков были сосредоточены основные военные силы империи. Поэтому на этом направлении прослеживается непосредственная связь национальной политики с внешнеполитическими целями. Юго-западные окраины страны внушали меньшие опасения и вызывали меньшие заботы в военно-стратегическом отношении. В этом плане показательно письмо военного наместника в Гуйчжоу Гу Чэна двору от 2 октября 1403 г.: "Я полагаю, что, когда в Юньнани и Лянгуане, лежащих на далеких рубежах, иноплеменные разбойники время от времени поднимают воровские мятежи, то это не больше, чем яд от пчелиных укусов, и не стоит обращать на это внимания... Только лишь новое поколение северных иноземцев, чьи номады сильны и воинственны, таит в душе коварные намерения и исподволь подкарауливает удобный момент для нападения на наши границы. Строя дальние государственные планы, следует глубоко побеспокоиться о северных иноземцах" [23, цз. 23,422]. Хотя здесь есть доля бравады в отношении некитайского населения на юго-западе империи, общее настроение китайских политиков передано Гу Чэном довольно точно. Связь с внешнеполитической доктриной на юго-западном направлении прослеживается гораздо слабее.
В то же время нужно учитывать, что границы империи Мин на севере не выходили за пределы современной провинции Ляо-нин, а на северо-западе шли южнее монгольских степей. Поэтому под контролем китайских властей здесь находилось еще сравнительно не много некитайского населения и национальный вопрос не стоял со всей остротой. В то же время в юго-западных районах страны некитайское население составляло значительную часть местных жителей. В XV в. здесь продолжалась внутренняя китайская колонизация и национальный вопрос требовал разрешения.