Политика имперских властей в области внутренней и внешней торговли

Наряду с развитием ремесла в Китае росла и торговля. Это обусловливалось весьма характерным для средневековья вообще, и китайского феодального общества в частности, явлением - соединением ремесла - и торговли. Ремесленник и торговец часто выступали в одном лице. Свою продукцию, за исключением шедшей в виде налога в казну, мастера-ремесленники реализовывали на рынке: либо прямо на месте производства (в пристроенных к мастерским лавкам), либо через посредство цеховой организации. Это было характерно для всего периода Мин. В частности, в 1410 г. чиновник из службы проверки Тао Хань обвинял ремесленников одной из волостей в том, что "ни один из них не отрабатывает общественные повинности, а на стороне [они] занимаются частной торговлей" [23, цз. 104, 1555]. Как справедливо отмечает Э. П. Стужина, соединение ремесла и торговли тормозило процесс выделения чисто купеческого капитала [116, 200]. Однако к началу XV в. (как, впрочем, и раньше) такой капитал существовал и играл немалую роль в экономической жизни Китая.

Выше уже перечислялись некоторые из 33 крупных торговых центров. Торговля концентрировалась также в обеих столицах империи - Нанкине и Пекине. После переноса резиденции императора в Пекин и ремонта Великого канала стала быстро возрастать торговая роль городов, расположенных вдоль этой основной артерии, связывавшей Юг и Север страны. В феврале 1423 г. цензор Чэнь Цзи докладывал: "Хуайань, Цзинин, Дун-чан, Линьцин, Дэчжоу и Чжигу - это места, где собираются проезжие торговцы. Ныне с переносом столицы в Пекин [через эти города] еще больше стало провозиться всевозможных товаров со всех сторон света" [23, цз. 225, 2365]. Процветала и морская торговля в таких портах, как Гуанчжоу, Цюаньчжоу, Фу-чжоу, Нинбо и др. На севере и северо-западе в пограничных районах поддерживался торговый обмен с чжурчжэньекими (маньчжурскими) и монгольскими племенами.

Наряду с торгово-экономическими центрами, процветавшими еще в XI - середине XIV в., в стране с конца XIV-начала XV в. появились и новые рынки. В Нанкине, Ханчжоу, Сучжоу, Янчжоу торговали тканями, в Цзинани, Кайфыне, Сунцзяне, Чанчжоу, Цзинчжоу, Наньчане и Чэнду - зерном; в Шэчжоу, Хуйчжоу, Чичжоу, Хучжоу и Сюйчжоу - изделиями полиграфического дела [131, 44].

Государство централизованным порядком осуществляло казенную торговлю. В продажу могли пускаться изделия казенного ремесла и различные товары, поступавшие в казну в виде налога, так же как зерно, ткани и пр. Существовали как государственные, так и частные торговые посредники, обращение к услугам которых давало право на некоторое сокращение налогового сбора с товаров [33, цз. 81, 1684]. Посредники могли быть и крупными оптовиками, и исполнять роль бродячих торговцев. Торговля вразнос становится во времена Мин одним из характерных для Китая явлений [116, 198]. Частная торговая деятельность в феодальном Китае теоретически подвергалась такой же, как и ремесло, дискриминации со стороны властей. Теория "земледелие - основа, торговля и ремесло?-побочное" сама по себе создавала неблагоприятные условия для развития в стране коммерческой деятельности. Способы дискриминации были различны: запрещалось торговать отдельными видами товаров, строго ограничивалась торговля с иноземцами, купцы и торговцы должны были получать специальные разрешения на торговлю, ограничивалось, место и время торговли, власти присваивали себе право регулировать уровень цен, производились "принудительные закупки" товаров по заниженным ценам (что одинаково ударяло по земледелию, ремеслу и торговле), ограничивалось пользование платежными средствами и, наконец, существовали различные налоги и поборы. Неприкосновенность, личности купца и его имущества не была надежно гарантирована. Официальные ограничительные меры дополнялись простым произволом. Все это общеизвестные факты.

В определенной мере это относилось и к политике минского правительства в отношении торговли в конце XIV - начале XV в. В этом плане весьма характерно следующее суждение двора о торговых налогах, помещенное в одном из высочайших решений: "Торговые налоги берутся государством для ущемления людей, занимающихся побочными [занятиями]. Разве эти [налоги] берутся ради прибыли?" [29, цз. 81, 7270 (3)]. Естественно, что здесь отдана некоторая дань "высокоморальной" позе. Но официальное подтверждение центральной властью необходимости "ущемлять" торговых людей говорит само за себя.

Вместе с тем феодальная государственная власть видела необходимость торговой деятельности и допускала ее. Профессиональные торговцы составляли одно из сословий в официальном социальном делении китайского общества. Если же обратиться к конкретным шагам правительства Чжу Ди в области торговой политики, то, несмотря на нехватку материала в источниках по данному вопросу, можно усмотреть определенный разрыв между теорией, предписывавшей сугубо негативное отношение ко всякой торговой деятельности, и практикой.

Прежде всего это касается налоговой политики. Известно, что при Чжу Юань-чжане наблюдался рост числа таможен, собиравших торговые пошлины. Их было тогда примерно 400 [29, цз. 81, 7269 (4)]. Кроме того, на рынках и в пределах воинских гарнизонов существовали свои, особые налогосборочные пункты. Были установлены налоги за въезд в город и за торговлю отдельными видами товаров (зерном, скотом, рыбой, фруктами и др.). Торговые налоги принимались как натурой, так и деньгами. Они поступали либо прямо в дворцовую казну, либо на поддержание обороны границ [33, цз. 83, 1684]. Однако уже в конце XIV в. намечается тенденция к некоторому смягчению торговых налогов. Первоначально в империи Мин не было единого торгового налога. Это, как сказано в "Мин шу", давало возможность "лукавцам притеснять народ". Далее источник продолжает: "И тогда издали приказ по всей Поднебесной: налоговым управлениям брать торговый налог в 1/30 часть товара" [33, цз. 83, 1684]. Попытки введения единообразного торгового налога по всей стране, несомненно, должны были отвечать интересам купечества, тем более что норма отчисления не была высокой. Но таможенные власти не были склонны соблюдать ее. В 1377 г. Ведомство налогов докладывало, что 178 таможен завышают налоги [29, цз. 81, 7269 (4)]. Можно предположить, что одной из реакций правительства на это была отмена в 1380 г. торговых сборов с риса, свадебных, похоронных и жертвенно-ритуальных принадлежностей, шелка, дерева, бамбука, сельскохозяйственных орудий, книг и бумаги [29, цз. 81, 7269 (4); 33, цз. 83, 1684].

Правительство Чжу Ди сделало еще один шаг в этом направлении. В "Мин ши" по этому поводу записано: "В начале годов правления Юнлэ был установлен порядок не облагать налогами предметы ритуала, необходимые на свадьбах, похоронах или праздниках, самотканые ткани, сельскохозяйственные орудия, продукты питания, с которых при покупке уже был [взят] налог, не [предназначенные] для продажи на рынках собственные товары, груженные на повозки и корабли, [а также] рыбу, овощи и различные фрукты" [29, цз. 81, 7269 (4)]. Фань Вэнь-лань дополняет этот список предметами повседневного обихода, медной и оловянной посудой и продуктами каждодневного питания [159, 781-782].

Правительство пыталось бороться с таможенниками, завышавшими нормы налоговых сборов. В 1409 г. для ревизии различных таможен был послан цензор Лань Шэн [29, цз. 81, 7269 (4)]. Но искоренить подобные злоупотребления было отнюдь не легко. Об этом свидетельствует предложение цензора Чэнь Цзи установить постоянную норму торгового сбора, поданное в феврале 1423 г. Поскольку вновь возникла такая надобность, можно полагать, что установленная в 70-х годах XIV в. единая норма, равная 1/30 стоимости товара, уже практически не соблюдалась. Характерно, что Чэнь Цзи не предлагал вернуться к старой норме, а хотел установить новую ставку торгового налога, учитывая новую конъюнктуру. Он писал: "Следует посылать людей наблюдать за заставами, где собираются торговые налоги, и по истечении одного года установить, [по рекомендациям наблюдателей], постоянный [налоговый сбор]. [Тогда] не будет таких злодеяний, как грабеж и обман [при налогообложении]" [23, цз. 255, 2365].

Одобрение этого предложения правительством свидетельствует, что оно, так или иначе, стремилось к наведению порядка в налогообложении торговли. А последнее, так же как и отмена торгового налога с ряда товаров, отвечало интересам торговцев. Все это показывает, что на практике правительство Чжу Ди не было склонно злоупотреблять налоговым прессом и оказывать чрезмерное давление на торговцев, как это предписывалось теорией и декларировалось в некоторых официальных высказываниях. Такое отношение императорского двора к торговле в начале XV в. еще более оттеняется повышением торговых налогов после прихода к власти нового правительства Чжу Чжань-цзи в конце 20-х годов [130, 41]. Исходя из этого Ли Сюнь считает возможным говорить даже о протекционизме правительства Чжу Ди по отношению к торговле [131, 44].

Подобное суждение, на наш взгляд, несколько гиперболично. Но в свете практического отношения правительства Чжу Ди к коммерческой деятельности и торговцам можно констатировать, что оно не прибегало к целенаправленному ограничению внутренней торговли. В рамках устоявшихся порядков оно не только признавало права торговцев на существование, но и брало их права под защиту. Об этом свидетельствует ряд отрывочных, но красноречивых инцидентов.

В декабре 1403 г. Ведомство налогов доложило, что во многих городах купцы приобретают казенную соль в обмен на рис без должного разрешения центральных властей. Предлагалось прекратить выдачу соли по свидетельствам об уплате риса, выданным местными властями. Император дал в связи с этим следующее распоряжение: "Поскольку торговцы внесли в казну рис, то должны получить вознаграждение солью. Не [дать] вознаграждения - значит [учинить] несправедливость [по отношению] к людям и обобрать их. Основной капитал торговца не обязательно является его собственностью. Есть такие [торговцы], которые продают [то, что служит] им средством к существованию. Есть [и] такие, кто терпит убыток, [отдавая] многократную прибыль сильным домам, [у которых] они брали взаймы [деньги]. Все свои старания [они] вкладывают в [закупку] риса. Их надежды [на прибыль] - не малое [дело]. Как же можно отбирать у них свидетельства на [получение соли]? Не отбирать. Полученную соль целиком вернуть им" [23, цз. 25, 464].

Это решение знаменательно во многих отношениях. Во-первых, император заботится не только о том, чтобы купцов не обирали, но и об их прибылях. А ведь именно торговая прибыль, ее непроизводительный характер и подвергалась более всего осуждению официальной доктриной. Во-вторых, императорский двор выступает здесь защитником интересов прежде всего мелких торговцев, противопоставляя их "сильным домам" с их "многократной", т. е. чрезмерной, по его мнению, прибылью. В-третьих, характерно, что император, а скорее, правительственные чины, подсказавшие это решение, довольно хорошо разбирались в положении различных слоев купечества и в ситуации, складывавшейся в коммерческих операциях того времени. И, наконец, в-четвертых, приводимое дело свидетельствует, что местные власти выдавали лицензии на торговлю без разрешения свыше. Правительство же оставило это безнаказанным.

Другой пример, помогающий определить истинное отношение центральной власти к торговле, - ее реакция на приводимый выше доклад Тао Ханя о коммерческой активности ремесленников. Судебное ведомство, которому поручили расследование дела, оправдало ремесленников, а Тао Хань по распоряжению двора был брошен в тюрьму [23, цз. 104, 1555]. Тем самым и на этот раз правительство совершенно определенно брало под защиту право вести мелкую торговлю.

В том же плане не менее характерно и решение дела о нарушении запрета на использование в торговле драгоценных металлов. В мае 1411 г. начальник караула у городских ворот столицы при осмотре товаров, которые торговцы везли для продажи в город, обнаружил золотые изделия и серебро в слитках. Он конфисковал эти вещи и доложил об этом по инстанции. Император запросил начальника Судебного ведомства, на основании какого закона это сделано, и узнал, что существует вышеозначенный запрет. Но это не помешало Чжу Ди наложить следующую резолюцию: "Разве можно запрещать народу накоплять [средства], запретив ему торговать тем, что ему потребно? Приказываю все [отобранное золото и серебро] вернуть их [владельцам]" [23, цз. 115, 1465-1466]. Тем самым практически нарушался запрет, введенный Чжу Юань-чжаном и подтвержденный при Чжу Ди правительством. Правда, отмены запрета в целом не последовало. Решение осталось прецедентным, т. е. касающимся лишь данного частного случая, что, как отмечалось в предшествующих главах, было весьма характерной чертой деятельности правительства Китая в начале XV в. вообще. Однако важно подчеркнуть, что Чжу Ди недвусмысленно высказался здесь за разрешение "накопительства" и попутно за свободу торговли. Интересно также, что упомянутый начальник караула получил от императора выговор, где говорилось о неправомочности караульных следить за "нарушением законов мелким людом" [23, цз. 115, 1466]. Таким образом, центральное правительство могло выступать защитником интересов мелкой торговли, даже если в каких-то частностях эти интересы расходились с законом. Это, как представляется, весьма примечательный факт.

В том же плане снисходительного отношения к мелкой торговле можно расценивать и резолюцию двора от 14 октября 1413 г. о деятельности такой категории коммерсантов, как бродячие торговцы. Она гласила: "Что касается бродячих торговцев, [действующих] на внутренних территориях (в Китае, а не за его пределами. - А. В.), то тем, кто имеет свидетельство о своей профессии, разрешается [торговать]" [23, цз. 143, 1706]. Отсюда следует, что правительство заботилось лишь о том, чтобы соблюдали принятые порядки - все купцы должны иметь свидетельства на право занятия торговлей и не выезжать за пределы страны, а о самом же существовании бродячей торговли вопрос не ставился.

Чем же можно объяснить столь явственно проступающее на примере приведенных фактов внимание правительства Чжу Ди к интересам в первую очередь мелких торговцев? Думается, что отмеченное отношение к мелкой торговле находится в прямой связи с описанной в предшествующей главе политикой "заботы о народе". Как свидетельствует приведенный выше ответ императора по поводу инцидента, имевшего место в декабре 1403 г., жизненный уровень мелких торговцев был отнюдь не высок. Им приходилось иногда вкладывать в операции все свое имущество, включая необходимые жизненные средства. Они вынуждены были идти в кабалу ,к "сильным домам". Подтверждением этому могут служить и относящиеся к более позднему времени записи источников. Например, Э. П. Стужина, приводит следующую запись: "В домах у бродячих торговцев и местных оседлых торговцев обстановка очень простая. Они не одеваются в пестрые шелка и не едят сладкой и жирной пищи, очень осторожно и осмотрительно ведут дела" [116, 204]. То же самое можно сказать и о положении ремесленника, продавшего свои изделия.

Поскольку правительство Чжу Ди, как следует из упомянутого ответа, довольно четко представляло себе уровень жизни мелких торговцев, оно считало, что идти на дальнейшее их притеснение, значило бы обречь значительную их часть на разорение. Лишенные средств к существованию, они пополнили бы пауперизированные слои и умножили бы число недовольных правительством в народе, который и без того подвергался тяжелой эксплуатации. Это никак не отвечало интересам двора, пытавшегося по возможности достичь "успокоения" народа. В этом контексте снисходительное отношение к деятельности мелких торговцев не представляется удивительным. Политические интересы, вкупе с реальным пониманием необходимости допущения коммерции, брали в данном случае верх над догматической теорией, осуждавшей торговлю, как таковую, как "низкий" способ получения средств к существованию.

Мелкая торговля также не вызывала опасений, связанных с усилением имущественного расслоения, нежелательного для имперской политики. В этом отношении можно было бы ожидать негативной позиции скорее к крупному купеческому капиталу. Однако и по отношению к нему в первой четверти XV в. не высказывалось прямого осуждения. Правда, можно предположить, что, говоря о чрезмерных прибылях в декабре 1403 г., император имеет в виду именно это. Но говорит он не столько о крупных купцах, сколько о "сильных домах", т. е. об аристократии и крупных феодалах, занимающихся помимо прочего посреднической торговлей. В данной связи следует учитывать, что снисходительное отношение правительства к мелким торговцам, несомненно, отвечало интересам всего купечества. Каких-либо практических мер по нарочитому ущемлению одного лишь крупного купеческого капитала в начале XV в. не наблюдается.

Вместе с тем в источниках исследуемого периода можно найти ряд свидетельств терпимого отношения двора к торговле в целом, а не только к мелкой. Например, в июне 1404 г. Управление по сбору налогов в уезде Ляньцин (пров. Шаньдун) докладывало, что среди прочих причин, приведших к недостаче налоговых поступлений, имеет место сокращение притока купцов, вызванное войной и разорением. В ответ на это Чжу Ди. указал, что следует добиться восстановления хозяйства и, в частности, того, чтоб туда снова стали приходить торговцы [23, цз. 31, 560]. В приказе же об основании нового города Фоти в пограничной полосе, датированном 1 октября 1414 г., среди прочего отмечалось: "Купцам из различных мест, которые пожелают прибыть туда и поселиться там, также разрешить [заниматься торговлей]" [23, цз. 155, 1789]. Как видим, вопрос об ущемлении "побочных" занятий в данных случаях не поднимался, равно как не делалось различия между мелкими и крупными купцами.

Практическое признание правительством Чжу Ди необходимости и полезности купеческого капитала ярко проявилось на примере торговли солью. Хотя, как отмечалось выше, существовала легальная частная добыча соли, но основная ее масса сосредоточивалась в руках казны, так как соль считалась товаром, монопольно принадлежавшим ей. В ограниченных, строго нормированных количествах соль распределялась среди населения из расчета на душу населения. Но, помимо того, уже при Чжу Юань-чжане началась широкая распродажа соли купцам в обмен на зерно. В начале XV в. этот порядок закрепился и получил дальнейшее развитие.

Распродажа государственных соляных запасов при Чжу Ди использовалась главным образом как средство быстрого и мобильного создания продовольственных резервов в нужных районах. Потребность в этом возникала прежде всего в армии. Из гарнизона Пуань в Гуйчжоу, например, докладывали: "В этой местности много гор, а [пахотной] земли мало, не хватает для [организации] военных поселений. На кораблях и повозках также трудно добраться [сюда], и подвоза продовольствия из других [мест] нет. Ныне призвали купцов вносить зерно в обмен на соль для снабжения солдат" [23, цз. 216, 2159]. Воинское начальство из Датуна писало двору: "Продовольствие, выдаваемое [в виде рациона] и выплачиваемое [офицерам] в Датунском... гарнизоне из казенных амбаров, скоро иссякнет. Надо вербовать купцов и открывать обмен соли на зерно" [23, цз. 227, 2221]. Подобных докладов в начале XV в. можно найти в источниках довольно много. С помощью привлечения купеческого капитала создавались и запасы продовольствия для армии, отправлявшейся во вьетнамский поход в 1406 г. [23, цз. 58, 851-852].

Особую необходимость в постоянном подвозе провианта испытывали пограничные районы, где было много войск и мало земледельческого населения. Поэтому распродажа соли при условии доставки туда продовольствия постоянно практиковалась властями. В "Мин шу" по этому поводу записано: "Во времена Юнлэ потребности пограничных [районов] полностью обеспечивались [за счет зерна], полученного [от распродажи] соли. За каждый инь [соли] (208 л. - А. Б.) здесь брали по 2 доу 5 шэн (26 л. - А. Б.) зерна. Поэтому богатые торговцы [вели] большую торговлю, и все устремлялись в пограничные районы" [33, цз. 81, 1653].

Использовался обмен зерна на соль и для снабжения продовольствием новой столицы - Пекина - и ее округи [23, цз. 124, 1557; 29, цз. 80, 7265 (4)]. Наконец, эта мера практиковалась казной и просто для получения средств при скоплении излишних запасов соли [23, цз. 33, 588]. При этом иногда плата за соль принималась ассигнациями [23, цз. 33, 588].

Государство прибегало к услугам купеческого капитала и для транспортировки соли, рассчитываясь при этом определенной долей перевозимых запасов. В 1404 г. в аппарате шести ведомств были даже разработаны нормы такой оплаты [23, цз. 28, 507].

Приобретаемая купцами соль с выгодой перепродавалась населению, так как казенные подушные нормы были недостаточны. Если бы такая торговля не давала прибыли, то государству было бы трудно привлекать купцов везти зерно в отдаленные и труднодоступные районы. Однако в источниках зафиксированы случаи, когда эквиваленты обмена не устраивали купцов. В этих случаях местные власти предлагали идти на существенное снижение расценок соли (иногда даже вдвое), делая зерновой взнос "удобным для купцов", и двор одобрял такие действия [23, цз. 139, 1676, цз. 216, 2159]. Озабоченность тем, что в некоторых местах купцы "мало выигрывают", высказывалась в специальном докладе, поданном двору Ся Юань-цзи в 1403 г. [23, цз. 15, 280].

В этой связи нужно сказать, что распродажа казенной соли торговцам велась не повсеместно и без определенной регулярности. Инициаторами здесь могли, выступать местные власти, но во всех случаях требовалась виза центрального правительства. Из-за отмеченной нерегулярности цены на соль в разных местах и в разное время могли быть различными. Как показывает сопоставление многочисленных конкретных данных, в первой четверти XV в. они колебались от 15 до 52 л зерна за 1 инь соли. Если соотношение цен в каком-либо районе становилось слишком невыгодным для казны, власти могли поднимать их [23, цз. 28, 508, цз. 36, 622-623, цз. 196, 2058]. Иначе говоря, правительство пыталось сохранять контроль за торговлей солью, ограничивая ее местом, временем и иногда регулированием цен. Но, сопоставив отдельные сообщения о распродаже соли, можно убедиться, что в рассматриваемый период эта мера практиковалась весьма часто и подчас одновременно в нескольких провинциях страны [23, цз. 15, 280, цз. 28, 508, цз. 33, 588, цз. 58, 851-852, цз. 102, 1332-1333, цз. 139, 1675-1676, цз. 154, 1784, цз. 196, 2058, цз. 216, 2159, цз. 227, 2221, цз. 244, 2299].

В целом важно подчеркнуть, что правительство было вынуждено прибегать к услугам купца в солеторговле. От этого выигрывали все заинтересованные стороны: казна быстро получала нужные ей средства, соль доставлялась нуждающемуся потребителю, торговцы обогащались. Как признавалось современниками, это было "удобно обеим [сторонам] - и казне, и народу" [23, цз. 216, 2159]. Практические выгоды перевешивали здесь негативное отношение феодальной власти к торговле, как таковой. При этом характерно, что центральная власть не останавливала участие в перекупке соли крупного торгового капитала, о чем прямо говорится в приводимой цитате из "Мин шу" по поводу пограничных районов.

Если в отношении купеческой торговли правительство Чжу Ди проявляло в целом терпимость и иногда снисходительность, то этого нельзя сказать о коммерческой деятельности феодального класса: представителей аристократии, сановников, военных чинов. Документы свидетельствуют, что их торговая инициатива осуждалась морально и пресекалась административно, вне зависимости от того, нарушали ли они установленные торговые нормативы или нет. Императорский двор руководствовался при этом неписаным правилом - "старыми государственными порядками", как гласит один из документов, - согласно чему чиновникам 4-го ранга и выше возбранялось "оспаривать прибыль у простолюдинов" [23, цз. 125, 1566]. Это подразумевало запрет на торговую, ростовщическую и промышленно-предпринимательскую деятельность. Но прибыли, приносимые этими видами деятельности, в сочетании с достатком средств и высоким социальным положением, позволявшим чинить произвол, неизбежно привлекали к этим "низким" занятиям и определенную часть феодалов. Весьма красноречиво свидетельствует об этом доклад цензора Ли Цина о состоянии дел в торговле солью, датированный 29 декабря 1410 г.: "Гуны, хоу, дуду часто приказывают своим домашним - сыновьям и внукам - торговать казенной солью. [Они] принуждают власти, транспортирующие соль, и чиновников, [управляющих] различными солеразработками, отпускать [им соль] в двойном против положенного количестве..." [23, цз. 109, 1403].

Во всех подобных случаях правительство Чжу Ди неизменно старалось действовать в соответствии с теорией, осуждавшей торговлю.

В ноябре 1405 г. Чжоу-ван получил отказ двора в ответ на просьбу организовать свою собственную торговлю лошадьми с монголами [23, цз. 59, 860-861]. В апреле 1409 г. было предписано предпринять расследование по делу советника Провинциального правления Гуанси Чэнь Шаня, обвиненного в том, что он "силой скупал людей и товары по заниженным для того времени ценам" [23, цз. 90, 1185]. В мае 1412 г. отдали под суд советника Провинциального правления Хугуана Пань Мяня за то, что он "купил корабль и подряжался [перевозить] налоги, [сдаваемые] населением подведомственных [ему] волостей, чтобы любой ценой получить прибыль" [23, цз. 126, 1580-1581]. Когда в марте 1410 г. стало известно, что генерал Го И "использует для ведения частной торговли солдат из подчиненных ему учреждений", наследник престола, правивший в столице пока Чжу Ди находился в походе, приказал отобрать этих солдат из подчинения Го И и вернуть к прежним служебным обязанностям [23, цз. 101, 1319]. В феврале 1411 г. генерал Цай Фу был сослан солдатом на границу за частную торговлю казенными лошадьми [23, цз. 112, 1435]. Наконец, в июле 1416 г. по приказу двора было начато расследование по делу офицера Го Дая и цензора Ван Линь-чжуна, которые через посредников покупали поступавших для двора лошадей, а также "поддерживали [торговые] связи и вместе лукавым путем [получали] прибыль" [23, цз. 177, 1935].

Этот список можно было бы продолжить. Кроме того, в 1410 г. был обнародован манифест, официально запрещающий чиновникам 4-го ранга и выше заниматься торговлей [23, цз. 109, 1403]. Но главное здесь не в количестве имен и не в методах, а в том, что правительство неизменно отрицательно реагировало на торговую деятельность представителей феодального класса. Это являет разительный контраст с реакцией двора на спорные дела по поводу коммерческой деятельности торгового сословия, перечисленные выше. Отсюда следует, что правительство Чжу Ди в своей торговой политике пыталось четко соблюсти рамки сословности. Ущемление финансовых интересов феодалов в этой области диктовалось соображениями дальнего прицела: не допустить размывания феодальных слоев в результате обращения к торгово-предпринимательской деятельности и удержать высокий социальный престиж правящего класса, поскольку торговля теоретически относилась к "низким" занятиям.

Внутренняя торговая политика правительства Чжу Ди своеобразно преломлялась в его отношении к внешней торговле. Императорский двор проявлял определенную заинтересованность в развитии внешнеторговых связей. Одно из высказываний Чжу Ди, относящееся к марту 1405 г., свидетельствует о понимании им тех выгод, которые приносила внешняя торговля: "У пограничных застав устраивают рынки для обоюдной торговли [с иноземцами], чтобы получать от нее средства, [расходуемые] на нужды государства, [за счет] приезжающих издалека людей. Следует разрешить это" [23, цз. 39, 658]. Средства от торговли с материковыми соседними народами использовались, Например, для содержания пограничных войск. В "Мин ши" записано: "В начале [династии] Мин на востоке [страны] были рынки, [где торговали] лошадьми, на западе - [где торговали] чаем. Эти [рынки] использовались для покрытия расходов на [содержание] военных гарнизонов в пограничных провинциях" [29, цз. 81, 7270 (2)]. В данном случае подразумевается практиковавшийся в Китае обмен чая на зарубежных коней. Ведение торговли в заморских странах и поощрение прибытия в Китай купцов из далеких стран составляло одну из целей многократных экспедиций китайского флота под руководством Чжэн Хэ, начатых в 1405 г. (см. подробнее: [45, 64, 175}).

Однако, развивая внешнюю торговлю, центральная власть стремилась монополизировать ее, направить в русло государственной торговли, осуществлявшейся представителями властей на казенные средства. Для контроля над ней были созданы специальные учреждения. В августе 1403 г. в Нинбо (Чжэцзян), Фучжоу (Фуцзянь) и Гуанчжоу (Гуандун) были организованы управления торговых кораблей (шибосы) [23, цз. 13, 909; 29, цз. 81, 7270 (3)]. Несколько позже аналогичные управления были учреждены в оккупированном китайцами Вьетнаме и в Юньнани (хотя последняя не имела выхода к морю, она служила одним из путей сухопутной торговли с Индией и другими странами Южной Азии) [23, цз. 81, 7270 (3)]. В 1404 г. было декретировано открытие первого рынка по продаже лошадей в Ляодуне [33, цз. 5, 64]. В 1406 г. здесь был открыт второй такой же рынок. Несколько позже появился и третий, ибо "Мин ши" говорит о существовании в первой четверти XV в. трех рынков по продаже лошадей [29, цз. 81, 7270 (3)]. В 1412г. в Шэньси организовали две таможни для торговли с иноземцами, именовавшиеся весьма своеобразно, принимая в расчет континентальное расположение этой провинции, - таможнями Восточного и Западного океанов [23, цз. 124, 1558]. Чайные рынки, о которых упоминается в "Мин ши", находились в Сычуани.

Управления торговых кораблей занимались посреднической торговлей с приезжими иноземцами от имени казны, следили за сбором торгового налога и выдавали лицензии на торговлю иноземцев в Китае (см. подробнее: [44, 6]). Но конные торги и чайные рынки занимались главным образом приобретением лошадей, дефицитных в Китае (см. подробнее: [87]). Заинтересованное в привлечении иноземцев в страну, как из-за торговых выгод, так и главным образом из-за приобретения политического престижа, ибо их прибытие в Китай официально трактовалось здесь как выражение покорности и уважения китайскому трону, правительство Чжу Ди в порядке стимула допускало их частную торговлю на своей территории (см. подробнее: [45, 139-181]). В "Мин ши" по этому поводу записано: "Всем заморским странам, присылавшим дань (Подношения императору, доставлявшиеся иноземными посольскими миссиями, именовались в Китае "данью".), разрешалось кроме этого привозить местные товары и торговать ими в Китае" [29, цз. 81, 7270 (2) - (3)]. Иноземные послы, сопровождавшие их члены миссий и купцы широко пользовались предоставленной им возможностью.

Стремясь привлечь иноземцев в Китай, императорский двор был склонен смотреть сквозь пальцы на различные нарушения китайских законоположении о торговле, совершавшиеся прибывавшими иноземцами во время их частных коммерческих операций. Например, в январе 1404 г. двору доложили, что некоторые из них ведут недозволенную торговлю до входа в морские порты, т. е. избегая всякого контроля. Но император ответил, что применение наказаний за это может породить недоверие у иноземцев. "Поскольку будет недоверие, - продолжал он, - то впоследствии дороги [для торговцев] к нам могут [оказаться] заказанными" [23, цз. 26, 478]. И дело было оставлено без последствий. Сходные инциденты неоднократно возникали в первой четверти XV в., и правительство чаще всего проявляло здесь терпимость.

В этом же плане можно расценивать нежелание двора ограничивать иноземную торговлю в Китае излишним налогообложением. Император отмечал: "Ныне иноземцы, следуя хорошему примеру, прибывают к нам издалека. Что мы получим, посягая на их прибыли? А убыток и ущерб великому престижу большой" [29, цз. 81, 7270 (3)]. Отмеченное попустительство интересам иноземцев в Китае привело к тому, что к лету 1412 г. создалось положение, обрисованное в источниках следующим образом: "Ныне даже иностранцам, едущим на аудиенцию ко двору, не запрещается торговать с народом" [23, цз. 129, 1597]. С точки зрения ортодоксальной идеологии это должно было выглядеть как нечто близкое к падению.

Однако, идя навстречу интересам иноземной торговли в Китае, правительство Чжу Ди пыталось всячески ограничить торговое предпринимательство своих подданных за рубежом. В начале XV в. существовал запрет на частный выезд китайцев за границы империи. Начало этой политики было положено еще при Чжу Юань-чжане. Она вошла в историю под названием политики "морского запрета", однако распространялась и на сухопутные границы. В "Да Мин люй" была включена статья "Об уходе за границу частным образом и запрете выходить в море", грозившая китайским торговцам, покидающим пределы империи, конфискацией их товаров, транспортных средств и наказанием батогами [18, 206-21а; 45, 171-172]. С 1371 г. шесть раз издавались указы, в той или иной форме запрещавшие уход китайцев в море для ведения частной внешней торговли [см. подробнее: 45, 168-173]. Запрет был в 1401 г. подтвержден и правительством Чжу Юнь-вэня [232, 52]. Правительство Чжу Ди также подтвердило его в первые же дни после своего прихода к власти - 30 июля 1402 г. [23, цз. 10 (I), 149]. Однако в еще более резкой форме он был выражен 29 февраля 1404 г.: "Последовал приказ запретить народу [иметь] морские корабли. Все имеющиеся [у него] морские корабли переделать в "тупоносые". Местным властям принять предупредительные [меры против] выхода [людей в море] и прихода [их обратно]" [23, цз. 27, 498].

В то же время еще 16 ноября 1402 г. было передано распоряжение в северо-западные пограничные районы: "По-прежнему соблюдать строгий запрет на выход [наших людей] за границу" [23, цз. 13, 242-243]. Особым распоряжением от 11 июня 1403 г. запрещалась частная торговля чаем в Сычуани, что опять-таки было направлено на ограничение здесь внешней торговли [23, цз. 20 (II), 372]. Запретительные распоряжения на выход за рубеж касались и Ляодуна [23, цз. 143, 1706].

Негативное отношение к выходу китайцев за рубеж и частной китайской зарубежной торговле составляло весьма существенную сторону внешнеторговой политики правительства Чжу Ди. При этом оно руководствовалось, во-первых, соображениями, что за границу могут уйти недовольные властями и, войдя в сговор с иноземцами, угрожать империи. Во-вторых, экономическими интересами, исходившими из стремления к монополизации внешней торговли казной.

Было бы ошибкой считать, что правительству Чжу Ди (так же как и Чжу Юань-чжана) удавалось полностью прекратить частную деятельность китайского купечества за рубежом. Различными путями торговцы добивались разрешений на выезд за границу, а еще чаще нарушали запрет, уходя без разрешения. Недаром в конце XIV в. пришлось многократно повторять запрет. То же самое наблюдалось и в начале XV в. Запрет был подтвержден в 1402 г., а в начале 1404 г. двору сообщалось: "Народ, живущий на морском побережье Фуцзяни, частным образом грузит морские корабли и вступает в связи с зарубежными странами" [23, цз. 27, 498]. В равной мере не достигло цели и новое строгое подтверждение запрета в 1404 г. Уже в январе 1406 г. Цензорат докладывал о самовольной покупке простонародьем кораблей и использовании их для морских перевозок товаров [23, цз. 49, 742]. Аналогичной была ситуация и на сухопутных границах. В марте 1408 г. главнокомандующий войсками в Ганьсу Хэ Фу докладывал: "Многие солдаты из различных гарнизонов... частным образом уходят за границу и покупают там лошадей" [23, цз. 76, 1035].

В общем и целом, несмотря на сдерживание торговой инициативы китайского купеческого капитала за рубежом, внешняя торговля страны в начале XV в. получила дальнейшее развитие по сравнению с предшествующим столетием. Особенно активизировалась морская торговля, в которой, однако, в рассматриваемый период преобладало казенное, централизованное начало. В 1406 г. из Гуандуна докладывали, что заморских товаров поступает столько, что не хватает средств для доставки их в столицу [17, цз. 89, 49а]. В мае 1407 г. все чиновники империи получили от двора подарки зарубежными тканями [23, цз. 65, 924]. А в октябре того же года различным гражданским и военным чинам даровали привозной черный перец [23, цз. 71, 995]. Сохранилась запись, могущая в общем характеризовать внешнюю торговлю начала XV в.: "Удивительные товары и огромные драгоценности, прежде мало встречавшиеся в Китае, переполнили казну и рынки. Бедный люд получил распоряжение (читай: "разрешение".- А. Б.) покупать их, и многие разбогатели на этом. А нужды государства также с избытком удовлетворялись [благодаря этому]" [172, 101].

Итак, если говорить об общей ситуации в торговой политике китайского правительства в начале XV в., то следует констатировать, что практически она была не столь непримирима, как этого можно было бы ожидать исходя из теоретического осуждения торговли. Несмотря на существование различных ограничений (характерных для всего феодального периода в Китае), торговля встречала легальное признание и даже снисходительно-благожелательное отношение правительства Чжу Ди. Строго пресекалась лишь коммерческая деятельность высших слоев господствующего феодального класса, а также частная торговля китайцев за пределами империи. В то же время центральная власть не была намерена выпускать торговлю из-под общего контроля, что заметно проявилось на примере перепродажи соли и особенно внешней торговли. Тем не менее отмеченная терпимость в политике правительства Чжу Ди по отношению к торговле, несомненно сыграла свою положительную роль для ее дальнейшего развития.