Глава шестая. Четырнадцать лет Маньчжоу-го

Театр марионеток ставит спектакль

На банкете у Итагаки мысли мои были путаны и противоречивы. Я не знал, радоваться ли своей судьбе или печалиться. В тот вечер Итагаки пригласил для гостей японских проституток, все пили вино и веселились. Сам он поминутно прикладывался к рюмке и громко смеялся, нисколько не скрывая своего удовольствия. Вначале, когда Итагаки еще держался, он был очень почтителен ко мне, угощал вином и, многозначительно улыбаясь, желал мне "успешного будущего и исполнения всех моих желаний". Все это было очень приятно слышать. Но Итагаки пил все больше и больше, и дальше все выглядело уже не так весело. Ко мне подошла одна проститутка и спросила на ломаном китайском языке:

- Твоя работает торговцем? - Услышав это, Итагаки дико захохотал. Мне же стало ясно, что радоваться совершенно нечему.

Я чувствовал себя неспокойно до тех пор, пока Ху Сы-юань, Чэнь Цзэн-шоу и другие вновь не оказались возле меня. Получив на это разрешение Квантунской армии, старики обрадовались. Радость их объяснялась не столько встречей со своим повелителем, сколько их горячим стремлением иметь чиновничьи звания и деньги. Они всячески выражали свою печаль по поводу понижения моего звания до "верховного правителя" и приводили мне множество случаев из истории о величии дел императоров. Кроме того, Чжан Янь-<ин принес наставления предков, и я постепенно успокоился. 26 июня я поклонялся предкам и произнес при жертвоприношении такую молитву: "Тяжело в течение 20 лет взирать на бедствия, испытываемые народом, и быть бессильным ему помочь. Сейчас, когда народ трех Северо-Восточных провинций оказывает мне поддержку Й дружественная держава помогает мне, обстановка в стране вынуждает меня принять на себя ответственность и выступить на защиту государства. Приступая к какому-либо делу, нельзя заранее знать, будет оно удачно или нет. Но я помню примеры государей, которым в прошлом приходилось восстанавливать свой трон. Например, цзиньский князь В'эныгун нанес поражение циньскому князю Му-гуну, ханьский император Гуан У-ди сверг императора Гэн-ши, основатель государства Шу одержал победу над Лю Бяо и Юань-шао, основатель минской династии разбил Хань Линь-эра. Всем им, чтобы выполнить свою великую миссию, приходилось прибегать к внешней помощи. Сейчас я, покрытый позором, желаю взять на себя большую ответственность и продолжить великое дело, с какими бы трудностями оно ни было связано. Я хочу отдать все свои силы тому, чтобы непременно спасти народ, и буду действовать весьма осторожно. Перед могилами предков я искренне говорю о своих желаниях и прошу у них защиты и помощи". В последний день февраля в Шэньяне по указанию четвертого отдела Квантунской армии так называемая Всеманьчжурская ассамблея приняла резолюцию, в которой провозглашалась независимость Северо-Востока, а я назначался верховным правителем нового государства. Каеисуми и Чжэн Сяо-сюй сообщили, что делегаты ассамблеи прибудут в Люйшунь просить меня вступить на должность, и предупредили, чтобы я подготовил ответную речь. Таких речей должно было быть две. Первая содержала отказ, а вторая - согласие, которое я должен был дать, когда делегаты обратятся со своей просьбой вторично. 1 марта Чжан Янь-цин, Се Цзе-ши и еще девять человек прибыли в Люйшунь. Чжэн Сяо-сюй принял их от моего лица и передал первый ответ, после чего я встретился с ними сам. Обе стороны произнесли краткие речи, заранее для них написанные. Делегаты усиленно "уговаривали" меня, а я всячески "отказывался". Через двадцать минут наша встреча закончилась. 5 марта, согласно плану четвертого отдела Квантунской армии, делегаты, число которых достигало уже двадцати девяти, прибыли, чтобы вторично обратиться ко мне с "просьбой". На этот раз они выполнили свою миссию. Мой ответ был таков: - Не смею отказаться от большой ответственности, которую налагает на меня ваше доверие. После глубокого размышления я понял, что не должен разочаровывать надежды народа... Постараюсь приложить все свои способности и буду выполнять функции верховного правителя в течение одного года. Если недостатков будет слишком много, то через год удалюсь от дел. Если же в течение года будет выработана конституция и установлена форма управления государством в соответствии с тем, как я это себе представляю, я снова подумаю, взвешу свои силы и буду решать, как поступать дальше. На следующий день после этой интермедии вместе с Вань Жун, Чжэн Сяо-сюем и другими я вернулся в Тан ганцзы, где нас уже ждали Чжан Цзин-хуэй, Чжао Синь-бо и другие, "поздравившие" меня. Здесь мы провели ночь и на другой день отбыли в Чанчунь. 8 марта поезд еще не успел подойти к платформе в Чанчуне, как на перроне раздались звуки военного оркестра и ликующие возгласы толпы. В окружении Чжан Цзин-хуэя, Си Ся, Амакасу, Каеисуми и других я вышел из вагона. Повсюду виднелись отряды японских жандармов и разноцветные ряды встречающих. Среди последних находились люди в длинных халатах, в куртках, в европейских костюмах и в японской одежде. В руках у них были флажки. Все это очень меня тронуло. Наконец я увидел то, о чем мечтал еще на пристани в Инкоу. Си Ся, указав на флаг с желтым драконом, видневшийся среди множества других флагов с изображением восходящего солнца, сказал: - Это все маньчжуры, они ждали ваше величество двадцать лет. На глаза мои навернулись слезы, и я понял, что мне есть на что надеяться. Сев в машину, я сразу вспомнил о Запретном городе, о том, как был изгнан из него национальными войсками Фэн Юй-сяна. Вспомнил я и о том, что произошло с Дун-линскими гробницами, и о своей клятве. В душе моей вновь появилась ненависть. Я настолько был занят своими мыслями, что не обратил внимания на толпы горожан, стоявших на улицах, по которым мы проезжали, и молча, с ненавистью смотревших на меня. Через некоторое время машина въехала во двор и остановилась у старинного здания. Это и была моя "резиденция верховного правителя". Раньше здесь помещалось правление округа. Здание, отданное под резиденцию, было далеко не лучшим в Чанчуне, довольно ветхое и давно не ремонтированное. Однако на первое время оно вполне подходило. На следующий день в наскоро подготовленном приемном зале была проведена церемония моего вступления в должность, на которой присутствовали директор Южно-Маньчжурской железной дороги Утида, командующий Квантунской армией Хондзё, начальник штаба Квантунской армии Миякэ, государственный советник Итагаки и другие важные лица. Кроме Чжэн Сяо-сюя, Ло Чжэнь-юя, Ху Си-юаня и Чэнь Цзэнншоу, на церемонию прибыли старые цинские чиновники и некоторые монгольские князья. Присутствовали бывшие деятели фэнтяньскои группировки милитаристов - Чжан Цзин-хуэй, Си Ся, Чжан Хай-пан, а также юрист Линь Тин-шэнь, оформлявший мой развод в Тяньцзине, ж Линь Ци. Прибежал даже бывший офицер штаба Чжан Цзун-чана Цзинь Чжо. В тот день я был одет в европейский парадный костюм. Под взглядом высоких японских должностных лиц "основатели нации" трижды поклонились мне и я ответил им одним поклоном. Цзан Ши-и и Чжан Цзин-хуэй "от имени народа Маньчжурии" преподнесли мне печать верховного правителя, завернутую в желтый шелк. Чжэн Сяо-сюй прочел вместо меня заявление верховного правителя, в котором говорилось: "Человечество должно уважать мораль. Но поскольку существует расизм, люди начинают угнетать других, чтобы возвеличить самих себя и тем самым ослабить мораль. Люди обязаны быть гуманными и справедливыми, но из-за борьбы между государствами некоторые стараются нанести удары другим, чтобы продвинуться самим, забывая при этом о гуманности и справедливости. Мораль и гуманность - вот принципы, на которых зиждется наше государство. С уничтожением расовой дискриминации и международной борьбы на земле возникнет рай. Это и будет путем праведного правителя. Я выражаю надежду, что весь мой народ будет следовать этому". После торжества состоялся прием иностранных гостей, на котором Утида выступил с приветствием. Ло Чжэнь-юй зачитал вместо меня ответное слово, затем все вышли во двор на подъем флага и сфотографировались. Под конец состоялся торжественный банкет. В тот же день, после обеда, в кабинете верховного правителя Чжэн Сяо-сюй официально обратился ко мне по делу: -Командующий Хондзё уже выдвинул меня на пост премьер-министра и поручил сформировать кабинет министров.- Он поклонился, покачал лысой головой и продолжал:- Вот список специальных назначений и членов кабинета>^*. Прошу ваше величество подписать его.

^* (Главные предатели марионеточного государства Маньчжоу-Го: премьер-министр Чжэн Сяо-сюй; министр внутренних дел Цзан Ши-и; министр иностранных дел Се Цзе-ши; военный министр Чжан Цзин-хуэй; министр финансов Си Ся; министр сельского хозяйства Чжан Янь-цин; министр путей сообщения Дин Цзянь-сю; министр юстиции Фэн Хань-цин; министр культуры и просвещения Чжэн Сяо-сюй (по совместительству); губернатор провинции Мукден Цзан Ши-и (по совместительству); губернатор провинции Цзилин Си Ся (по совместительству); губернатор провинции Хэйлунцзян Чэн Чжи-юань (по совместительству); председатель законодательной палаты Чжао Синь-бо; председатель контрольной палаты Юй Чун-хань; председатель Верховного суда Линь Ци; начальник Верховной прокуратуры Ли Пань; спикер парламента Чжан Цзин-хуэй (по совместительству); заместитель спикера парламента Тан Юй-линь; члены парламента Чжан Хай-пэн, Юань Цзинь-кай, Ло Чжэнь-юй, Гуй Фу; начальник секретариата исполнительной палаты Ху Сы-юань; секретари исполнительной палаты Вань Шэн-ши, Шан Янь-ин, Ло Фу-бао, Стой Бао-хэн, Линь Тин-нгэнь; начальник отдела внутренних дел Бао Си; особоуполномоченные отдела внутренних дел Чжан Янь-цин, Цзинь Би-дун, Ван Цзи-ле, Тун Цзи-сюй, Ван Да-чжун, Шан Янь-ин; начальник охраны Тун Цзи-сюй; военный атташе Чжан Хай-пэн; секретари Государственного совета Чжэн Чуй. Чжэн Юй.)

Обо всем этом я в свое время говорил с Амакасу еще в Люйшуне. Взяв кисть, я подписал первый документ после моего вступления на должность.

Выйдя из кабинета, я встретился с Ху Сы-юанем и Чэнь Цзэн-шоу. Оба старика были бледны, так как уже узнали, что в списке их нет. Я сказал, что назначу Ху Сы-юаня начальником моего секретариата, а Чэнь Цзэн-шоу- секретарем. Ху Сы-юань, вздохнув, поблагодарил меня, а Чэнь Цзэн-шоу, сославшись на домашние дела, решительно попросил отпустить его домой в Тяньцзинь.

На следующий день пришел Ло Чжэнь-юй. Он был назначен советником. Такая должность его не удовлетворяла, и потому он решил от нее отказаться. В дальнейшем он некоторое время был президентом контрольного совета, а затем вернулся в Далянь, где до самой смерти продолжал продавать старинные вещи.

Флаг с изображением дракона и оркестр на Чанчунь-ском вокзале, церемония торжества по случаю вступления в должность и приветственные речи - все это произвело на меня глубокое впечатление. Я даже стал вести себя несколько легкомысленно. В то же время я открыто вступил в игру, вышел на сцену и путей к отступлению у меня уже не было. Даже если бы теперь Итагаки сказал, что в случае несогласия я могу поступать, как хочу, мне все равно некуда было деваться. В этих условиях следовало забыть о каких-либо возможных перемещениях. "Если сработаться с японцами, то, возможно, они поддержат меня и восстановят мой императорский титул,- думал я.- Раз я теперь глава государства, мне легче будет разговаривать с японцами, когда у меня появится капитал". Надеясь на благоприятный исход, я не чувствовал больше неприязни к слову "правитель", более того, я рассматривал эту должность как ступень к переходу на "императорский трон".

Итак, меня захватила новая мысль-успешно преодолеть эту ступень и благополучно занять "трон". Я думал об этом несколько дней и наконец однажды вечером поделился с Ху Сы-юанем и Чэнь Цзэн-шоу:

- У меня есть два клятвенных обещания и одно желание. Первое - я постараюсь исправить все свои прежние недостатки. Чэнь Бао-шэнь свыше десяти лет тому назад говорил мне, что я ленив и легкомыслен. Я клянусь, что изживу этот недостаток. Второе - я готов мириться со всеми невзгодами и клятвенно обещаю, что не остановлюсь, пока не восстановлю великие деяния предков. Третье - прошу небесного владыку ниспослать мне сына, чтобы продолжать род и дела великой династии Цин. Если эти три моих желания осуществятся, я смогу спокойно умереть.

Спустя примерно месяц после торжества резиденция "верховного правителя" переехала в заново переоборудованное помещение - бывшее здание управления Гирин-Хэйлунцзянской соляной компании:. Я дал название некоторым помещениям. Так, например, свой кабинет я назвал "кабинетом служения народу". Я вставал рано утром и направлялся в этот кабинет "на работу", оставаясь там до самого вечера. Чтобы выполнить свои обещания и осуществить реставрацию, я выполнял инструкция командования Квантунокой армии, а втайне надеялся использовать свою власть "верховного правителя".

Но такое положение продолжалось недолго. Сначала я не мог ничего предпринять, а потом оказалось, что права "верховного правителя" существуют только на бумаге.