Встреча с Итагаки

В 1929 году Итагаки был переведен в Квантунскую армию на должность советника. По материалам Международного военного трибунала для Дальнего Востока, он уже в 1930 году, в мае, заявлял, что имеет "ясную и определенную идею", как решить маньчжурский вопрос. Итагаки считал, что решить вопрос между Японией и Китаем необходимо с помощью военной силы. По крайней мере за год до событий 18 сентября он уже настаивал на том, чтобы прогнать Чжан Сюэ-ляна и создать на Северо-Востоке новое государство. В приговоре Военного трибунала записано: "Начиная с 1931 года, будучи полковником в штабе Квантунской армии, он непосредственно участвовал в заговоре, который ставил своей непосредственной задачей захват Маньчжурии с помощью военной силы. Он проводил провокационную деятельность, направленную на осуществление этой цели. Итагаки помогал найти предлог, вызвавший так называемые "маньчжурские события", подавлял всякие попытки помешать военным действиям. Он одобрял эти военные действия и руководил ими. И наконец, Итагаки играл важную роль в развертывании движения за так называемую "независимость Маньчжурии" и в заговоре, имевшем целью создание марионеточного государства Маньчжоу-Го".

В 1934 году он занял должность заместителя начальника штаба Квантунской армии. (В 1937 году, после событий 7 июля, Итагаки стал командующим дивизией, в 1938 году - министром сухюпутных войск, а в 1939 году его назначили начальником штаба посланной в Китай армии. Потом он был командующим в Корее, командующим войсками в Сингапуре. Он играл важную роль в установлении марионеточного правления на Севере Китая и во Внутренней Монголии, в наступлении на внутренние районы Китая, в установлении марионеточного режима Ван Цзин-вэя, в нападении Японии на СССР у озера Ха-сан и в других важнейших событиях.

23 февраля 1932 года, во второй половине дня, у меня состоялось свидание с Итагаки. В качестве переводчика присутствовал Накадзима-драгоман Квантунской армии.

Итагаки был небольшого роста, лысый; на его до синевы выбритом лице особенно выделялись черные усы и брови. Среди всех японских офицеров, которых я встречал, Итагаки выглядел самым подтянутым и аккуратным. Белоснежные манжеты рубашки слепили глаза, складки на брюках были идеально заглажены. Все это, в том числе его привычка тихонько потирать руки, создало у меня о нем впечатление как о человеке изящном, с хорошими манерами. Прежде всего Итагаки поблагодарил за подарки, а затем пояснил, что по приказу командующего Квантунской армией Хондзё он приехал ко мне с докладом по вопросу о создании нового государства в Маньчжурии.

Он неторопливо начал с того, что "народ в Маньчжурии не поддерживает жесткий режим Чжан Сюэ-ляна, японские права и привилегии не имеют никаких гарантий", и затем долго разглагольствовал о "справедливости" действий японской армии, "искренне помогающей маньчжурам установить добродетельное правление и создать рай". Я слушал его, все время кивая головой, а в душе молил, чтобы он быстрее перешел к вопросу, интересовавшему меня больше всего. Наконец он заговорил о главном:

- Это новое государство получит название Маньчжоу-Го. Столица его - город Чанчунь, который с этих пор будет называться Синьцзин - новая столица. В состав государства войдут пять главных национальностей: маньчжуры, монголы, ханьцы, японцы и корейцы. Японцы, живущие в Маньчжурии в течение многих десятилетий, отдают свои силы и способности; поэтому их юридическое и политическое положение, естественно, должно быть такое же, как и других национальностей. Например, они могут, как и другие, служить чиновниками в новом государстве.

Накадзима еще не успел все перевести, как Итагаки вытащил из портфеля Декларацию маньчжурского и монгольского народов и пятицветный флаг Маньчжоу-Го и положил на стол передо мной. Меня душил гнев, дрожащей рукой я отодвинул все в сторону и спросил:

- Что это за государство? Разве это великая цияская монархия?

Мой голос изменился до неузнаваемости, но Итагаки все так же неторопливо продолжал:

- Конечно, это не реставрация великой династии Цин.

Появится новое государство. Административный совет принял решение и поддерживает вашу кандидатуру, ваше превосходительство, на пост главы нового государства, то есть верховного правителя.

Услышав слова "ваше превосходительство", я почувствовал, что у меня вся кровь прилила к лицу. Впервые я услышал, что японцы называют меня так. Оказывается, "император Сюаньтун" и "ваше величество" они уже аннулировали! Как же это можно было терпеть? Для меня слова "ваше величество" были дороже тридцатимиллионного народа Северо-Востока и двух миллионов квадратных километров земли. От волнения я почти не мог усидеть на месте и воскликнул:

- Когда обращение не соответствует содержанию, трудно добиться успеха! Что же касается маньчжур, то они поддерживают не только меня лично, а императора великой династии Цин. Отменить эту форму обращения - значит потерять доверие маньчжур. Прошу командование Квантунской армии обдумать еще раз этот вопрос.

Итагаки тихонько потер руки и, улыбаясь, сказал:

- Маньчжуры поддерживают ваше превосходительство на пост главы нового государства; это и есть доверие, на это согласна и Квантунская армия.

- Но ведь в самой Японии тоже императорская власть. Почему же Квантунская армия решила установить республику?

- Если ваше превосходительство считает, что название "республика" неприемлемо, можно назвать иначе.

Пусть это будет не республика, а режим верховного правителя.

- Я очень благодарен за большую помощь вашего государства; по всем другим вопросам мы можем договориться, но режим верховного правителя я принять не могу. Императорский титул достался мне от предков; если я отменю его, то поступлю нечестно и непочтительно по отношению к ним.

- Так называемый режим верховного правителя - это лишь переходный период. Я уверен, что, когда будет образован парламент, он обязательно примет конституцию о восстановлении императорской системы. Поэтому в настоящее время такой "режим" можно рассматривать только как переходный период.

Слово "парламент" жгло меня, как раскаленное железо, и я отрицательно покачал головой.

- Парламентов хороших не бывает. Да и сам титул императоров был получен Цинами не от парламента!

Мы долго спорили, но никак не находили общего языка. Итагаки вел себя очень спокойно, ничуть не волнуясь. А я уже трижды повторил свои двенадцать пунктов о необходимости наследственной императорской власти и всячески доказывал, что отказаться от нее не могу. Мы разговаривали больше трех часов. Наконец Итагаки начал собирать свой портфель, давая понять, что намерен закончить нашу беседу. Голос его не изменился, однако он уже перестал улыбаться, а лицо его еще больше побледнело и посинело. Если в какой-то момент он обращался ко мне как к императору Сюаньтуну, то в конце беседы он снова перешел на "ваше превосходительство".

- Ваше превосходительство, как следует подумайте, а завтра мы еще поговорим,- холодно проговорил он, по прощался и ушел.

В тот же день вечером по совету Чжэн Сяо-сюя и Кае-исуми я устроил в гостинице "Ямато" банкет в честь Итагаки. По их словам, это называлось "завязать отношения" .

То, что я посмел отказаться от звания правителя, в какой-то степени объяснялось влиянием Ху Сы-юаня, Чэнь Цзэн-шоу и других. Я считал, что при создавшейся на Северо-Востоке обстановке японцам без меня не обойтись, поэтому, если я твердо буду стоять на своем, они пойдут на уступки.

После того как я отказал Итагаки, Чжэн Сяо-сюй сразу пришел мне напомнить, что никак нельзя портить отношения с японской армией. Это грозит многими неприятностями, примером тому судьба Чжэн Цзо-линя. Услышав это от Чжэн Сяо-сюя, я испугался. Раньше я считал, что Чжан Цзо-линь бандит и его нельзя сравнивать со мной - настоящим членом "племени дракона", отличающимся от остальных людей. Теперь я понял, что японцы рассматривают меня не как представителя "племени дракона", и поэтому все время следил за настроением Итагаки. Его лицо было совершенно бесстрастным. Итагаки много пил. Он с радостью присоединялся к каждому тосту и ни разу не напомнил на банкете о нашем сегодняшнем споре.

В тот день вечером, как будто сговорившись, все беседовали на самые общие и обыденные темы. Банкет закончился часов в десять, по я ничего не заметил на лице Итагаки. Однако мне не пришлось долго гадать, так как на следующее утро Итагаки вызвал к себе Чжэн Сяо-сюя, Ло Чжэнь-юя, Вань Шэнь-ши и Чжэн Чуя в гостиницу "Яма-то" и просил их передать мне, что требования японского военного ведомства не изменились. Если я их не приму, мое поведение сочтут враждебным и по отношению ко мне будут приняты меры, как к врагу.

У меня подкосились ноги, когда я это услышал. Упав на диван, я долго не мог выговорить ни слова.

Ло Чжень-юй удрученно молчал. Встревоженный Вань Шэнь-ши стоял в стороне, остальные молчали.

Через некоторое время я услышал голос Чжэн Сяо-сюя:

- Я давно говорил, что нельзя портить отношения с японцами... Но и сейчас еще не поздно. По мере возможности я убеждал Итагаки, что император может принять единоличное решение.

Я молчал.

- Не войдя в логово тигра, не добудешь тигренка,- сказал Чжэн Чуй и подошел ко мне с приветливым выражением лица.- Герой тот, кто разбирается в обстановке.

Мы с вами находимся теперь в руках японцев, не стоит нарываться на неприятности, и ни в коем случае нельзя сейчас с ними порывать. Лучше использовать замысел противника, действовать гибко в зависимости от обстоятельств, чтобы обдумать дальнейшие дела.

Накануне на банкете Чжэн Чуй был очень оживленным, много раз с Итагаки пил "до дна". А теперь с таким воодушевлением говорил об "использовании замыслов противника" и о "действиях в зависимости от обстоятельств". Но я как-то не связал его слова с поведением на банкете. Я только удивился, что еще до отъезда в Шэньян он я его отец твердо отстаивали необходимость реставрации цин-ской династии. Теперь же он говорил другое.

Чжэн Сяо-сюй, видя, что я молчу, взволнованно сказал:

- Раз японцы так говорят, они так и поступят. Сейчас нельзя порывать с ними, к тому же они с хорошими намерениями приглашают ваше величество быть главой, а это равносильно императору. Вместе с вашим величеством я долгие годы ожидал этого дня, и если вы решительно отказываетесь, то прошу дать мне отставку.

Слова Чжэн Сяо-сюя привели меня в страшное волнение. Его сын продолжал:

- В данный момент следует согласиться с японским военным ведомством, потом соберем реальные силы и будем действовать по-своему.

Ло Чжэнь-юй удрученно сказал:

- Теперь уже не вернешь того, что сделано, но можно дать согласие временно, сроком на один год. Если по окончании его императорская власть не будет восстановлена, можно отказаться от звания правителя. Выдвинем такое условие и посмотрим, что на это скажет Итагаки.

Мне ничего не оставалось, как послать Чжэн Сяо-сюя на переговоры с Итагаки.

Скоро Чжэн Сяо-сюй вернулся очень радостный. Он сказал, что Итагаки согласен и сегодня вечером устроит маленький банкет в честь будущего правителя.

Таким образом, я из-за своей бесхарактерности, а также потому, что мечтал о реставрации трона, открыто вступил на этот подлый и низменный путь, стал главным предателем своей страны, фиговым листком для кровавых правителей. Под прикрытием этого фигового листка с 23 февраля 1932 года Северо-Восток нашей родины полностью превратился в колонию и для тридцати миллионов соотечественников началась жизнь, полная бедствий и страданий.

Одновременно я упрочил уверенность Хондзё, Итагаки и их сторонников и способствовал их обогащению. В своем дневнике Чжэн Сяо-сюй так пишет о Хондзё и Итагаки: "Император уже принял решение и приказал Вань Шэнь-ши поехать к Итагаки и сообщить ему о том, что он "временно согласен". Только тогда Итагаки перестал сердиться и очень обрадовался. Если бы это решение не было принято, то, возможно, Итагаки и Хондзё должны были бы уйти в отставку. Тем самым потерпела бы поражение политика японского ведомства относительно помощи [Китаю] в создании [государства]".