Ограбление дунлинских гробниц

1928 год явился для меня годом потрясений, он был полон и радостей, и печалей. В том году японский кабинет Танака, заявив, что китайские войска не будут допущены на территорию Маньчжурии или Монголии, двинул войска в Цзинань, чтобы преградить путь армии Юга. Армии Чжан Цзо-линя, У Пэй-фу и Чжан Цзун-чана - милитаристов, с которыми я был тесно связан,- терпели одно поражение за другим.

Не успевал я выслушать добрые вести от людей, связывающих меня с милитаристами, как тут же читал сообщения о дезертирстве и расстрелах тех, кто принес мне присягу. Я слышал, что и Южное и Северное правительства Китая разорвали отношения с Советским Союзом, как это сделала Англия; гоминьдановцы в больших масштабах осуществляют чистку партии: "бурные паводки и дикие звери", о которых мне говорили Чжэн Сяо-сюй, Чэнь Бао-шэнь и японцы, не представляли уже для меня такой опасности. Но эти же люди утверждали, что опасность рядом, что повсюду действуют люди, ненавидящие меня; из газет я узнал о волнениях в провинции Гуандун. В это время Фэн Юй-сян, которого я всегда считал экстремистом и красным, уже выступал в союзе с Чан Кай-ши и их армии двигались на Север вдоль Пекин-Ханькоуской железной дороги. Во второй половине 1928 года печальных известий стало еще больше: был убит Чжан Цзо-линь, американский посланник способствовал установлению связей между Чжан Сюэ-ляном и Чан Кай-ши. Кроме всего этого, в том же году произошло потрясшее меня событие - ограбление Дунлинских императорских гробниц Сунь Дянь-ином.

Дунлинские гробницы находились в долине Малань уезда Цзуньхуа провинции Хэбэй. Это были усыпальницы императора Цяньлуна и императрицы Цы Си. Сунь Дянь-ин, бывший аферист и торговец опиумом, служил у Чжан Цзун-чана сначала командиром дивизии, а затем корпуса. В 1927 году он стал командиром корпуса 41-й армии у Чан Кай-ши. В 1928 году Сунь Дянь-ин повел свои войска в долину Малань, где по заранее намеченному плану совершил ограбление гробниц. Предварительно объявив, что в этом районе будут проведены военные маневры, он блокировал ближайшие пути сообщения. Командир саперной дивизии Сун Цзы-юй вместе с солдатами в течение трех дней и ночей очистил гробницы, захватив все находившиеся там драгоценности.

Цяньлун и Цы Си были самыми расточительными монархами пинской династии. Как-то мне попалось описание их гробниц:

Тоннель, который вел к их гробницам, был облицован белым мрамором. К усыпальнице, построенной в форме восьмигранника, можно было пройти через четыре мраморные двери. На куполообразном потолке сверкали девять золотых драконов. Усыпальница занимала такую же площадь, что и дворцовая палата Чжунхэдянь в бывшем императорском дворце. Гроб и саркофаг императора Цяньлуна, сделанные из твердого дерева, располагались над восьмигранным колодцем. Кроме слитков золота и серебра, а также золотой и серебряной похоронной утвари, все в гробницах было сделано из [редчайших драгоценных камней. Все предметы, положенные в гробницу с Цы Си, состояли из жемчуга, изумруда и бриллиантов, а корона была сделана из тонких золотых нитей, украшенных крупными жемчужинами. Большие пионы на покрывале были вышиты жемчугом. На руке Цы Си находился браслет из сверкающих бриллиантов в виде большой хризантемы и шести маленьких цветов сливы, а в руке - изумрудный жезл в три дюйма, отгоняющий злых духов. Туфли на ногах были отделаны жемчугом. Кроме этого, в гробу лежало еще семнадцать связок бус из жемчуга в виде четок и несколько изумрудных браслетов. В гробнице Цяньлуна лежали каллиграфические надписи, картины, книги, мечи, орнаменты из яшмы, слоновой кости и кораллов, золотые статуи Будды и т. п. Предметы из шелка уже все истлели, так что ничего нельзя было разобрать.

Известие об ограблении Дунлинских гробниц потрясло меня больше, чем собственное изгнание из дворца. Это событие взволновало также членов императорской семьи и цинских ветеранов. Чэнь Бао-шэнь, Чжу И-фань, Чжэн Сяо-сюй, Ло Чжень-юй, Ху Сы-юань, АВань Шэн-ши, Цзинь Фан-чан, Юань Ли-чжунь, Ян Чжун-си, Те Лян, Юань Да-хуа, Шэн Юнь и другие, ок какой бы группировке они ни относились,-все поспешили выразить мне свое возмущение поведением солдат Чан Кай-ши. Из разных районов цинские ветераны присылали деньги на восстановление гробниц предков. В моей резиденции по их совету и распоряжению были установлены таблички духов Цяньлуна и Цы Си, а также столы для курительных свечей и перед ними постелены циновки, как это бывает на похоронах. Трижды в день происходили обряды. Вереницей шли ветераны; они кланялись, били челом и рыдали.

Цинский дом и ветераны двора послали телеграммы Чан Кай-ши и Янь Си-шаню - начальнику гарнизона Пекин-Тяньцзиньокого района, а также в различные редакции газет с требованием наказать Сунь Дянь-ина и восстановить гробницы за счет властей. Поминальные таблички духов в моей резиденции было решено сохранить до тех пор, пока гробницы не будут восстановлены. Вначале правительство Чан Кай-ши с должным вниманием отнеслось к случившемуся и приказало Янь Си-шаню произвести расследование. Янь Си-шань задержал одного командира дивизии, которого прислал в Пекин Сунь Дянь-ин. Вскоре пришло сообщение, что он освобожден и Чан Кай-ши решил его больше не преследовать. Говорили еще, что Сунь Дянь-ин послал в подарок молодой жене Чан Кай-ши драгоценности и жемчужины с короны императрицы Цы Си стали украшать туфли Сун Мэй-лин. Моя душа была полна гнева и ненависти. Стоя перед мрачным траурным залом, перед заплаканными членами моего рода, я поклялся:

- Не я буду потомком рода Айсинь Гиоро, если не отомщу!

B этот момент мне вспомнились слова, сказанные Пу Вэй, когда он впервые навестил меня в Тяньцзине: "Пока жив Пу Вэй, династия Цин не погибнет!" Я тогда тоже поклялся: "Пока я жив, династия Цин не погибнет!"

Желание осуществить реставрацию и отомстить усилилось еще больше. В те дни Чжэн Сяо-сюй и Ло Чжэнь-юй были самыми близкими мне людьми. Каждый исторический факт и каждое событие современности, о которых они рассказывали, вызывали у меня бурю негодования и укрепляли мою решимость мстить и реставрировать монархию. Однако обстановка с каждым днем ухудшалась. Виновных в грабеже перестали преследовать, ситуация в районе Пекина и Тяньцзиня полностью изменилась, а у новой власти уже не было таких старых друзей, как Дуань Ци-жуй и Ван Хуай-цин. Мой отец не осмеливался дольше оставаться в Пекине, и вся наша семья переехала в Тяньцзинь, на территорию концессии. Брак между Сун Мэй-лин - дочерью компрадора, служившего Англии и Америке, и Чан Кай-ши, бывшим биржевым маклером, показал всем, что за спиной Чан Кай-ши стояли-более влиятельные силы, чем потерпевшие крах Дуань Ци-жуй, Чжан Цзо-линь, Сунь Чуань-фан и У Пэй-фу.

Национальное правительство Чан Кай-ши было признано всеми странами, включая Японию; его сила и влияние были больше, чем у любого милитариста в прошлом. Я понял, что у меня весьма мрачные перспективы. При господстве такого честолюбца нечего было и думать о реставрации.

В душе я проклинал всех и вся. Меня охватила глубокая тоска, и я постоянно гадал, желая, узнать судьбу правительства Чан Кай-ши и свою собственную судьбу. У меня получилось, что правительство Чан Кай-ши в 1932 году падет в результате измен. Конечно, если бы правительство Чан Кай-ши потерпело крах, возможно, это уменьшило бы мой гнев, однако я больше беспокоился за свою собственную судьбу и часто просил Жун Юаня составлять для меня гороскопы.

Любой человек, охваченный каким-либо сильным желанием и жаждущий мести, не может только уповать на деяния неба и забывать о собственных возможностях. Опыт последних лет и быстрый взлет Чан Кай-ши глубоко убедил меня в том, что для достижения успеха нужна прежде всего военная власть. Лишь тогда иностранцы будут тебе помогать. И если бы у меня, настоящего великого цинского императора, были войска, иностранцы считались бы со мной больше, чем с генералами, начавшими свою карьеру в бандитских шайках и среди подонков общества. Поэтому я решил послать несколько близких родственников, которым доверял, в военные училища в Японию, считая, что это важнее, чем мой собственный отъезд за границу. Еще одна причина укрепила во мне эту мысль. Пу Цзе во что бы то ни стало хотел стать военным. Он объяснил это завещанием матери и твердым желанием бороться за реставрацию цинской династии. На самом деле правильнее было бы сказать, что он просто завидовал молодым генералам и ему самому хотелось скорее стать офицером. Чжан Сюэ-лян после смерти Чжан Цзо-линя, перед возвращением в Фэнтянь, как-то сказал Пу Цзе:

- Если вы хотите стать офицером, я могу вас устроить в Цзяньутан (фэнтяньское офицерское училище).

Пу Цзе вместе с семейством Чжан Сюэ-ляна выехал на пароходе из Тяньцзиня. Мой отец был очень взволнован, когда прочел оставленное им письмо, и просил меня любыми средствами вернуть его обратно. Японский генеральный консул в Тяньцзине внял моей просьбе и послал телеграмму в Люйшунь. Там японская полиция задержала Пу Цзе, когда он сходил с парохода, и препроводила его вместе с моим посыльным в Тяньцзинь. Пу Цзе сразу же заговорил со мной о своей мечте и желании бороться за реставрацию дела предков.

Его слова тронули меня, и я решил послать его в Японию изучать военное дело.

Я выбрал для поездки в Японию Пу Цзе и мужа моей младшей сестры Жунь Ци и попросил японского консула подыскать им домашнего учителя японского языка. Им оказался Тояма Такэо, который, как я узнал об этом позже, был членом японского Общества черного дракона и хорошо знал многих японских политиканов. Этот человек позднее ездил по моему поручению в Японию по делам, связанным с реставрацией монархии. После моего приезда в Северо-Восточный Китай он отошел от меня, так как не принадлежал к военной клике. Поучив некоторое время японскому языку Пу Цзе и Жунь Ци, он выехал в Японию, чтобы устроить и их переезд туда. В марте 1929 года, спустя семь месяцев после дунлинских событий, два моих будущих генерала отправились в Японию.