Неугасающая надежда

В то время я часто слышал от наставников и евнухов, что люди в деревнях обычно спрашивали: "Что с императором Сюаньтуном? Кто сейчас сидит на троне? Если на троне настоящий дракон, наступит ли в Поднебесной мир и спокойствие?" Мой английский наставник, ссылаясь на какую-то статью из журнала говорил, что даже самые ярые противники монархии разочаровались в республике. Казалось, что и они изменили свои взгляды. На самом же деле люди твердили о "прежней Цин" лишь потому, что люто ненавидели милитаристов, принесших им одни беды и несчастья. Мои же наставники считали все эти проявления недовольства достаточным доказательством того, что в стране мечтают о старых порядках. Это недовольство пытались использовать и в отношении моей особы.

Однако и в последний период "эры" Сюй Ши-чана можно было частенько увидеть людей, "заболевших" монархией. Некий торговец Ван Цзю-чэн, разбогатев на поставках военной амуниции чжилийской группировке, загорелся желанием получить титул, разрешающий носить желтую куртку. Это стоило ему немало времени и денег. Евнухи за глаза дразнили его "мотом". В канун Нового года он каким-то образом умудрялся пристроиться к сановникам, подносил мне подарки и отбивал поклоны. Евнухи особенно любили его, так как в каждый свой приход этот торговец приносил с собой много денег и тут уж перепадало всем: и тому, кто показывал ему дорогу или докладывал о нем, и тому, кто приподнимал полог на дверях, наливал чай или просто от нечего делать подходил к нему поговорить. А уж о деньгах, истраченных именно там, где надо, нечего было и говорить. В конце концов этот Ван Цзю-чэн действительно достиг своей цели и получил почетное звание, разрешавшее носить желтую куртку.

В те дни многие ежедневно прибегали в Запретный город или присылали прошения все с той же целью получить желтую куртку, чтобы при составлении в будущем родословной семьи написать чиновничий титул пинской династии, а после смерти иметь посмертный титул. Некий Лян Цзюй-чуань, по прозвищу Сумасшедший Лян, даже бросился в пруд, променяв таким образом свою жизнь и намокшее от воды прошение на посмертный титул "честный и прямой". Позднее просителей стало слишком много, и, чтобы не подорвать престиж малого двора, было решено ограничить число награждаемых. Еще строже были ограничения для желавших получить разрешение въезжать во дворец верхом, на носилках и на распределение написанных мной новогодних парных надписей и свитков. Не только князья и сановники, но и республиканские генералы в те времена считали за высокую честь получить одно из почетных званий, тем более что добиться их стало действительно трудно. Сравнительно низкие чины или те, кто не имел "особых перспектив" в ближайшем будущем или таких денег, как Ван Цзю^чэн, хотя и не могли войти в Запретный город, например купцы и тпэныпи^*, но тоже не оставляли своих намерений. Они просили людей, служивших в прошлом во дворце, сделать надгробную надпись или надпись на табличках духов на могилах умерших предков или быть почетным гостем на свадьбе дочери или сына. В то время некоторые так называемые новые литераторы, такие, как Ху Ши, Цзян Кан-ху и другие, нередко поступали так же. О докторе наук Ху Ши, проповедовавшем распространение байхуа^**, я узнал в пятнадцать лет из разговоров с Джонстоном. У меня появилось желание посмотреть на этого человека. Как-то из простого любопытства я позвонил ему по телефону и пригласил к себе. Вопреки моему ожиданию он пришел. Об этой встрече я расскажу немного позже. Здесь же я хочу только подчеркнуть, что, как явствует из письма Ху Ши к Джонстону, после этой короткой и незначительной встречи у этого "иностранного" доктора, оказывается, были те же мысли, что и у приверженцев монархии. Вот отрывок из этого письма:

^* (Шэныпи - образованная прослойка китайских феодалов-помещиков, из представителей которой рекрутировались кадры бюрократического аппарата и местных органов власти.- Прим. ред. )

^** (Литература на байхуа получила широкое распространение после Движения 4 мая 1919 года, когда в знак протеста против архаичного литературного языка преподаватели и студенты Пекина стали писать на простом, понятном на слух языке байхуа.- Прим. ред.)

"Не могу не признаться, что был глубоко тронут встречей. Я видел последнего императора своей страны, последнего представителя великих монархов".

Куда более важной для Запретного города была моральная поддержка иностранцев. О ней в свое время немало рассказывал мне Джон-стон. По его словам, очень многие иностранцы считали, что реставрация монархии - мечта рядовых китайцев. Джонстон тогда приносил мне иностранные газеты и рассказывал, о чем они пишут. Таким же образом я узнал и о передовой, озаглавленной "Происходит ли еще одна реставрация?", опубликованной 19 сентября 1919 года в тяньцзиньской газете на английском языке "Норз чайна дейли ньюс".

"История республики была печальной, а сегодня мы видим, что Север и Юг снова обнажили свои мечи. Напрашивается единственный вывод: республиканская система в Китае после проверки обнаружила ряд недостатков. Купцам и шэныни - основной опоре страны - надоели эти междоусобные войны, и мы твердо верим, что они всем сердцем поддержали бы любую форму правительства, которое гарантирует мир восемнадцати провинциям.

Не следует забывать, что существует сильная фаланга монархически настроенных людей, которые никогда не примирялись с республиканской формой правительства, но по вполне понятным причинам в течение последних лет хранили молчание. Совершенно очевидно, что их симпатии на стороне нынешнего милитаристского движения, и то, что некоторые из них, наиболее известные, активно посещают различные места, где обычно собираются официальные лица, не лишено смысла.

Рассуждения тех, кто втайне согласен и надеется на успешную реставрацию бывшего императора, сводятся к тому, что республиканцы уничтожают страну, а это означает необходимость возродить прежнее процветание и мирные условия, какие бы крутые меры ни пришлось для этого применить.

Возвращение к монархии, конечно, ни в коей мере не встретит одобрения во всех кругах. Наоборот, оно вызовет значительное противодействие многих иностранных миссий. Однако даже подобная оппозиция обречена на поражение в случае успешного переворота, а известно, что успех порождает успех".

Хотя в иностранных газетах и появлялось довольно много вдохновляющих слов, благополучие и будущее малого двора все же непосредственно решали солдаты с винтовками. Я помню, что во второй половине 1919 года малый двор в Запретном городе установил довольно тесные отношения с военными чинами вне бэйянской клики, и прежде всего с генерал-инспектором Чжан Цзо-линем, главарем фэнтяньской клики в Маньчжурии.

Началось с того, что Запретный город в лице моего отца получил из Фэнтяня деньги за продажу императорских земельных угодий. Отец послал благодарственное письмо, а в Департаменте двора выбрали антикварные вещицы - картину и две фарфоровые вазы с надписями императора Цяньлуна - и от имени моего отца преподнесли Чжан Цзо-линю. Подарки отвез непосредственно в Фэнтянь посыльный Тан Мин-шэн. Чжан Цзо-линь в свою очередь отблагодарил отца, направив в Пекин вместе с Тан Мин-шэном своего названого брата заместителя главнокомандующего Чжан Цзин-хуэя (впоследствии премьер-министра МаньчжоучГо). С тех пор связи между резиденцией князя Чуня, представляющей малый двор, и фэнтяньскими войсками стали более тесными. В реставрации, осуществляемой Чжан Сюнем, лично участвовали три фэнтяньских генерала: Чжан Хай-пэн, Фэнь Дэ-линь, Тан Юй-линь. Теперь же Чжан Цзин-хуэю и Чжан Цзун-чану было пожаловано разрешение ездить по территории дворца верхом. Чжан Цзун-чан в то время был командиром дивизии. Когда в Пекине отмечалось восьмидесятилетие его отца, мой отец лично поздравил его. В девятый год республики^ в разгар войны между чжилииской и аньхойской группировками, чжилийская группировка объединилась с фэнтяньской и нанесла поражение аньхойской группировке. Глава чжилииской группировки Цао Кунь (Фен Го-чжан к тому времени уже умер) и глава фэнтяньской группировки Чжан Цзо-линь, войдя в Пекин, были тепло встречены представителем малого двора Шао Ином. В резиденции великого князя Чуня шли спешные приготовления. Услыхав о том, что Чжан Цзо-линь хочет нанести дворцу визит вежливости, сановники специально отправились в резиденцию великого князя Чуня посоветоваться о подарках. Вместе с традиционными подарками предполагалось поднести ему еще древний меч. Я помню, что тогда Чжан Цзо-линь во дворец не явился, а вернулся в Фэнтянь. Спустя два месяца самый молодой князь из окружения великого князя Чуня получил пост советника Чжан Цзо-линя и сразу же выехал в Фэнтянь. После поражения аньхойской клики, когда чжилийская и фэнтяньская группировки стали действовать совместно, пекинский Фэнтяньекий клуб превратился в место встреч фэнтяньских лидеров. Здесь же появлялись и некоторые маньчжурские князья. Даже главнозаведующий резиденцией великого князя Чуня Чжан Вэнь-чжи стал там постоянным гостом гт побрптплся с Чжатт Цзнп-хуэем.

Эти два года несколько напоминали обстановку перед реставрацией, предпринятой Чжан Сюнем. Сплетни о реставрации ходили по всему городу. Ниже приведено сообщение из Фэнтяня, опубликованное в английской газете "Пекин лидер" 27 декабря 1919 года (то есть спустя два месяца после того, как от великого князя Чуня в Фэнтянь был послан человек с подарками, а Чжан Цзин-хуэй приехал в Пекин) :

"В течение последних нескольких дней среди всех слоев населения, особенно среди милитаристов под командованием генерала Чжан Цзо-линя, распространился слух о предстоящем восстановлении маньчжурской монархии в Пекине вместо существующего республиканского правительства. Как утверждают, на этот раз восстановление монархии предпримет генерал Чжан Цзо-линь при содействии определенных монархических и милитаристских лидеров северо-западного Китая. Бывший генерал Чжан Сюнь... будет играть при этом очень важную роль... так как налицо существование в стране внешней опасности и неустойчивой политической ситуации, даже президент Сюй Ши-чан и бывший президент Фэн Го-чжан склонны принять восстановление монархии. Что же касается Цао Куня, Ли Чуня и других менее значительных лидеров милитаристов, то говорят, что эти люди будут удовлетворены, если им не только присвоят титулы князей разных степеней, но и разрешат также сохранить свои прежние должности в различных провинциях".

Я узнал обо всем этом несколько позже от Джонсто-на. Помню, что тогда же он рассказал довольно много других историй о действиях Чжан Цзо-линя в поддержку реставрации. Вероятно, подобные известия распространялись вплоть до одиннадцатого года республики (1922 года), когда Чжан Цзо-линь после поражения возвратился на Северо-Восток. На меня эти сообщения производили особенно глубокое впечатление. Они приносили мне радость: я понимал, почему руководители фэнтяньской группировки были так преданы Запретному городу, почему в день рождения императорской наложницы Дуань Кан Чжан Цзин-хуей отбивал земные поклоны среди маньчжурских князей и министров, почему люди говорили, что в Фэнтяньском клубе особенно оживленно и отчего некоторые князья так беспредельно радуются. Однако наша радость длилась недолго - пришли удручающие известия: неожиданно было объявлено о разрыве между фэнтяньской и чжилийской группировками, начались военные действия, в результате которых фэнтяньская группировка потерпела поражение и отступила за Шаньхайгуань.

Тревожные вести поступали одна за другой: Сюй П1и-чан внезапно ушел в отставку; войска чжилийской группировки захватили Пекин; Ли Юань-хун, изгнанный с поста президента в период реставрации, вторично стал президентом. В Запретном городе вновь заволновались, а маньчжурские князья и сановники стали просить Джонстона укрыть меня в английской миссии. Джонстон, посоветоовавшись с английским посланником сэром Бэлби Алстоном, объявил, что английская миссия выделит ряд помещений, так что в случае необходимости я смогу жить там в качестве частного гостя Джонстона. Одновременно с португальской и голландской миссиями была достигнута договоренность о том, что там укроются остальные члены императорского дома. Я же считал, что надежнее .всего уехать за границу, и убеждал Джонстона немедленно отправить меня за океан. Эта просьба была настолько неожиданной, что мой английский наставник растерялся. Не успев как следует подумать, он ответил: "Это было бы несколько несвоевременно. Ваше величество должно спокойно рассудить: президент Сюй Ши-чан только что бежал из Пекина, и если вслед за этим исчезнет из Запретного города ваше величество, то это вызовет определенные толки о тайном сговоре между Сюй Ши-чаном и дворцом. С другой стороны, обстоятельства сейчас таковы, что Англия вряд ли сможет принять ваше величество..."

В то время я не мог осознать связь между происходящими событиями, ибо просто не знал, что между Чжан Сюнем и Сюй Ши-чаном, а также между ними и малым двором тайно вершатся какие-то дела. И конечно, я не мог и подумать, что разрыв между чжилийской и фэнтяньской группировками, а также победы и поражения в этой войне связаны с Посольским кварталом. Поэтому, услышав, что мое предложение неосуществимо, я принял это как должное. Позднее, когда положение стабилизировалось, никто уже не говорил о поездке за океан и о том, чтобы скрываться.

Это происходило весной и летом одиннадцатого года республики. На следующий год (1923 год) глава чжилийской группировки Цао Кунь купил голоса членов парламента (по пяти тысяч юаней за каждый голос) и был избран президентом. Не успел малый двор натерпеться страха от главы чжилийской группировки, как тут же стал проявлять интерес к другому многообещающему руководителю этой же группировки - У Пэй-фу. Чжэн Сяо-сюй (позднее он стал моим советником), излагая мне свои планы, подчеркнул, что У Пэй-фу - военный, на которого можно надеяться. Он намерен защитить великую династию Цин, и можно будет уговорить его поддержать нас. В этот год У Пэй-фу отмечал в Лояне свое пятидесятилетие. С моего согласия Чжэн Сяо-сюй отвез туда вместе с поздравлениями дорогие подарки. Однако поведение У Пэй-фу было неопределенным. Затем к нему с уговорами отправился Кан Ю-.вэй и тоже не получил ясного положительного ответа. В действительности успех У Пэй-фу был кратковременным. Спустя год после его пятидесятилетия возникла война между чжилийской и фэнтяньской группировками. Фэн Юй-сян, бывший под началом У Пэй-фу, перешел на сторону противника и объявил перемирие, а У Пэй-фу потерпел полное поражение. Я тоже не удержался на своем месте в Запретном городе и был изгнан республиканскими войсками того же Фэн Юй-сяиа.

В эти несколько сумбурных лет до моей женитьбы настроение князей и придворных малого двора менялось по-разному. Наибольшим пессимистом был начальник Департамента двора Ши Сюй. С начала реставрации 1917 года он постепенно утратил веру в ее успех, повторяя, что если она и удастся, то мне ничего хорошего не принесет, так как молодые князья, не знающие, что такое добро и зло, способны на еще большие беспорядки, чем Синьхайская революция. Он говорил: "Даже если князья и не натворят бед, сам император не гарантирован от опасности, и неизвестно, какой исход он сам себе готовит". Его идея заключалась в том, чтобы породнить меня с монгольским князем - в нужный момент я мог бы найти убежище в семье тестя. Ши Сюй умер примерно за год до моей женитьбы. Последние месяцы до своей смерти он из-за болезни уже не занимался делами, их вел Шло Ип. Далеко ITO столь да льнов идгтьтй и мудрый, как его предшественник, IIIао Ин был крайне осторожен и труслив. Его страшила малейшая инициатива, и у него не было иных мыслей, кроме как о защите и отступлении. Он говорил, что хочет защитить меня, императора, хотя думал он прежде всего о защите "Льготных условий", которые гарантировали ему все: и богатую жизнь, и высокий пост. Защиту он видел прежде всего в Джон-стоне. Овой пустой дом он готов был бесплатно предложить любому иностранцу и прилагал для этого немало усилий - вплоть до того, что отказывал китайцам, которые могли заплатить большую арендную плату. Сам Джонстон не пожелал воспользоваться этой "любезностью", но помог ему найти иностранца в качестве соседа. На крыше дома вывесили иностранный флаг, и Шао Ин был бесконечно благодарен за все Джонстону.

Чэнь Бао-шэнь не являлся таким пессимистом, как Ши Сюй, не думал, как Шао Ин, только о сохранении "Льготных условий", но и не проявлял должного интереса к военным, как это делали молодые князья. Он вовсе не был против того, чтобы держать связь с военными, даже лично выезжал на коне к Фэн Юй-сяну; он был также одним из инициаторов подготовки подарков военным. Однако наставник Чэнь никогда не возлагал надежд на военных и мечтал лишь о том времени, когда республике придет конец и "все вернется на свои прежние места".

Чэнь Бао-шэнь занимал всю мою душу. Но с появлением Джонстона мое отношение к нему несколько изменилось.