Крестьянская жизнь в Китае

Предисловие Б. Малиновского

Я возьму на себя смелость высказать предположение, что работа д-ра Фэй Сяотуна "Крестьянская жизнь в Китае" станет важной вехой в развитии полевых исследований, равно как и антропологической теории. Книга отмечена рядом выдающихся достоинств и во многих отношениях является новаторской работой. Внимание читателя привлекается не к малочисленному, незначительному племени, а к крупнейшей нации мира. Книга написана не сторонним наблюдателем, ищущим экзотических впечатлений в неизвестной ему стране; она содержит материал, собранный человеком, находящимся среди своих сограждан. Это результат работы, проделанной в местной среде ее же уроженцем. Если верна мысль, что знание о себе самом - самое труднодоступное знание, то несомненно антропологическое изучение собственного народа представляет собой наиболее труднодоступное, но вместе с тем и наиболее ценное достижение полевого исследователя.

Однако автор, хотя и рассматривает традиционные основы китайской жизни, не удовлетворяется простой реконструкцией статичного прошлого. Он сознательно пытается проанализировать в полном объеме и сложнейший и ускользающий аспект современной ситуации: трансформацию традиционной культуры под влиянием Запада. Автору достает решительности отбросить всякую академическую претензию на научную беспристрастность. Д-р Фэй Сяотун отдает себе отчет в том, что знание необходимо для принятия правильных решений практических проблем. Он понимает, что наука, поступая на службу человечеству, тем самым не деградирует. Напротив, она проходит испытание на обоснованность своих результатов. И всякая истина найдет применение, ибо истина - это не что иное, как адаптация человека к реальным обстоятельствам. Проституирование науки происходит лишь в том случае, когда ученый вынужден - как в некоторых европейских странах - приспосабливать факты и свои убеждения на потребу предписанной доктрине.

Д-р Фэй Сяотун, как молодой патриот своей страны, вполне осознает не только нынешнюю трагедию Китая, но и более фундаментальные коллизии, связанные с дилеммой, перед которой стоит его великая Родина: быть вестернизированной или погибнуть. А поскольку он, будучи антропологом, понимает, насколько трудно будет стране заново приспособиться к изменившимся условиям, что этот процесс должен будет происходить на старой основе - и происходить медленно, постепенно и осмысленно,- он глубоко заинтересован в том, чтобы все перемены были спланированы, причем это планирование было бы основано на солидном фундаменте фактов и знаний.

Некоторые положения книги, по существу, могут рассматриваться в качестве правил, обязательных для социолога-практика и антрополога. "Потребность в такого рода знаниях становится в Китае все более и более насущной, ибо страна уже не может позволить себе такой роскоши: растрачивать впустую свое благосостояние и свою энергию в результате принятия ошибочных решений". Д-р Фэй Сяотун ясно видит, что даже при лучших побуждениях и четком представлении о конечной цели планирование окажется ошибочным, если с самого начала будет ложным образом истолкована исходная ситуация, требующая перемен. "Неточное определение ситуации, будь то по причине предумышленной или из-за незнания фактов, представляет для группы опасность", так как оно предполагает существование несуществующих в действительности сил и пренебрегает факторами, препятствующими прогрессивному развитию.

Я полагаю, что мне следует процитировать еще одно место из Введения. "Адекватное определение ситуации, если оно служит организации эффективных мероприятий и достижению желаемой цели, должно быть достигнуто посредством тщательного анализа функций социальных институтов в их связи с потребностями, которые они призваны удовлетворить, и с другими институтами, от которых зависит их собственное функционирование. Эта задача находится в компетенции специалиста в области социальных наук. Социальные исследования, таким образом, играют важную роль в ориентации культурных перемен". Цитата превосходно выражает величайшую необходимость, испытываемую не только китайцами, но также и нашей собственной цивилизацией,- необходимость признать, что, подобно тому как в инженерной сфере лишь глупец или безумец может осуществлять расчеты и проектирование безотносительно к физическим и математическим законам, так и политическое действие немыслимо без полнокровного участия разума и опыта.

Наша современная цивилизация находится, судя по всему, перед лицом своего окончательного разложения. В инженерном деле мы уделяем достаточно внимания подбору наиболее квалифицированных специалистов. Что же касается политики, социальных отношений и морали, то в этих сферах мы, европейцы, во все большей степени подчиняемся безумцам, фанатикам и гангстерам. С одной стороны, невиданное осуждение сил, находящихся под контролем лиц, лишенных чувства ответственности и верности каким бы то ни было моральным обязательствам, с другой - постоянная и растущая демонстрация слабости, отсутствия единства и постепенной деградации представлений о чести, о священности взятых на себя обязательств, причем именно там, где возможно значительное упрочение власти, могущества и благосостояния. Я ознакомился с четкими и убедительными суждениями д-ра Фэй Сяотуна, равно как и с его яркими и хорошо документированными описаниями, с истинным восхищением, несвободным подчас от чувства зависти. Его книга содержит немало положений и принципов, которые проповедовались мною в течение последнего времени, но которым я, увы, был лишен возможности следовать практически. Большинство из нас, антропологов, устремленных в будущее, испытывало неудовлетворенность своей собственной работой из-за ее отвлеченности, экзотического привкуса и нерелевантности, хотя они, быть может, более кажущиеся, чем действительные. И все же нет сомнения в правдивости моего признания в том, что "антропология, по крайней мере для меня, была романтическим избавлением от нашей сверхстандартизированной культуры". Выход из этого положения тем не менее перед нами. Да позволено мне будет процитировать еще одно из моих наблюдений. "Прогресс антропологии в направлении ее превращения в действительно эффективную аналитическую науку о человеческом обществе, человеческом поведении и человеческой природе не может быть остановлен". Однако, чтобы достигнуть этого, наука о человеке должна прежде всего переключить внимание с изучения так называемой дикости на более развитые культуры народов мира, значительные в численном, экономическом и политическом отношениях. Настоящая книга, как, впрочем, и более обширные исследования, проводимые в Китае и других местах (частью которых эта книга является), подтверждают мой прогноз о том, что "антропология будущего будет... проявлять такой же интерес к хиндустанцам, как и к тасманийцам, к китайским крестьянам, как и к аборигенам Австралии, к неграм Вест-Индии, как и к населению Тробриандовых островов в Меланезии, к детрибализированным афроамериканцам Гарлема, как и к пигмеям Перака". В этом высказывании подразумевается еще один важный постулат современной теории и полевого исследования: необходимость изучения трансформации культуры, феномена контактов и диффузий в современной деятельности.

Поэтому для меня было большим удовольствием принять два года назад выдающегося китайского социолога, профессора Яньцзинского университета У Вэньцзао и узнать от него о независимой и спонтанной подготовке в Китае социологического наступления на реальные проблемы трансформации культуры и прикладной антропологии - наступления, воплотившего в себе все мои мечты и чаяния.

Проф. У Вэньцзао и молодые ученые, которых ему удалось подготовить и увлечь за собой, прежде всего уяснили: чтобы понять цивилизацию их великой страны и сделать ее понятной для других, необходимо научиться читать открытую книгу жизни китайского народа, познать, каково реальное бытование сознания живых китайцев. Именно по той причине, что страна имеет наиболее длительную традицию, понимание китайской истории должно начинаться с оценки того, чем является Китай сегодня. Подобный антропологический подход необходим как дополнение к важным историческим исследованиям, предпринимаемым современными китайскими учеными и европейскими синологами на основе письменных источников. Историю можно читать в обратном направлении, принимая настоящее в качестве ее живого продолжения, равно как и продвигаться вперед, начиная с археологических свидетельств смутного прошлого и самых ранних письменных памятников. Два подхода дополняют друг друга и должны применяться параллельно.

Принципы и существо книги Фэй Сяотуна показывают нам, насколько солидны основания социологической школы в современном Китае. Возьмем для примера основной предмет книги. Это полевое исследование сельской жизни в одной из тех речных долин, которые тысячелетиями питали китайский народ и материально, и духовно. Является аксиомой, что основу земледельческой культуры следует искать в деревенской жизни, в аграрной экономике, в нуждах и интересах крестьянского населения. Знакомясь с жизнью небольшой деревни, мы наблюдаем, как бы под микроскопом, срез китайской действительности.

Два основных мотива доминируют в этом исследовании: эксплуатация земли и процессы воспроизводства в рамках двора и семьи. В своей книге Фэй Сяотун ограничивается рассмотрением общих аспектов крестьянской жизни в Китае. Как я знаю, в последующих работах он предполагает полнее описать культ предков и более сложные системы верований и знаний, укорененные и в деревне, и в городе. Он также надеется рано или поздно осуществить более широкое обобщение сведений, содержащихся в его собственных работах и работах его коллег, которые дают нам всестороннюю картину культурных, религиозных и политических систем в Китае. Монографические исследования, подобные настоящему, являются первым шагом на пути к такому обобщению. Книга Фэй Сяотуна и научный вклад его коллег станут ценными частицами той мозаики, которую окажется возможным собрать из них^*. В задачи автора Предисловия не входит пересказывать содержание книги, к тому же столь прекрасно изложенное. Читатель сам окажется в описываемой автором обстановке - очаровательной деревне Кайсяньгун, расположенной в речном крае. Он сможет воочию представить ее облик, с многочисленными протоками и мостами, кумирнями, рисовыми полями и тутовыми деревьями. Он оценит по достоинству удачную сбалансированность конкретных, в том числе цифровых, данных и чисто описательного изложения. Обзор земледельческих работ, средств существования и типичных занятий жителей деревни, превосходное описание сельскохозяйственного календаря и тщательный анализ системы землевладения предоставляют нам интимную и в то же время вполне операциональную информацию, подобную которой не найдешь в литературе о Китае.

^* (Среди уже завершенных работ, написанных преимущественно на китайском языке, можно назвать такие, как "Рыночная система в Шаньдуне" Ян Цинкуня, "Судебное разбирательство в деревнях Хэбэя" Сюй Юншуня, "Крестьянские обычаи в Хэбэе" Хуан Ши, "Клановая деревня в Фуцзяни" Линь Яохуа, "Школьное обучение в сельских районах Китая в процессе перемен" Ляо Тайну, "Социальная организация хуаланьяо" Ван Тунхуэя. В стадии подготовки находятся исследования Ли Юи "Система землепользования в Шаньси" и Чжэн Аньцана "Проблема взаимоотношений населения Фуцзяни и иммигрантов".)

Я заручился разрешением сэра Денисона Росса, прочитавшего книгу в рукописи, процитировать его высказывание, следующим образом определяющее положение этого исследования в научной литературе: "Я рассматриваю данный труд как исключительный во многих отношениях. Я не знаю другой книги, которая предлагала бы из первых рук отмеченную интимным пониманием полнокровную картину жизни китайской деревни. У нас были работы, содержавшие статистические данные и экономический анализ, были и литературные описания, наполненные местным колоритом, но ни в одной из книг я не находил ответов на все вопросы, которые могут возникнуть у пытливого постороннею". "Пытливым посторонним", когда он предстает в облике сэра Денисона Росса, является человек науки, историк и один из известнейших в мире специалистов в области востоковедения.

Лично мне важнейшим достижением автора представляется глава, посвященная шелководству, где описывается процесс спланированного перехода от кустарного производства к кооперированным формам, соответствующим современным условиям. Здесь находят оправдание некоторые из притязаний социологии на роль науки, имеющей практическое и релевантное значение для решения социальных проблем. В главе поднимается целый ряд соответствующих вопросов, и я думаю, что она станет исходным пунктом для дальнейших исследований как в Китае, так и в других странах.

В этой, да и других главах книги мы можем обнаружить достоинство морального порядка, которое я хотел бы выделить особо. В книге нет места для какой бы то ни было апологии или самооправдания, хотя она написана китайским автором специально для западного читателя. Ее отличает скорее критичный и самокритичный тон. Так, в Заключении, озаглавленном "Аграрные проблемы Китая", мы читаем: "Гоминьдановское правительство, со всеми своими программами и обещаниями на бумаге, оказалось неспособным принять какие-либо практические решения, так как большую часть средств оно затратило на антикоммунистическую кампанию. Между тем, как я уже отмечал, действительная природа коммунистического движения заключалась в бунте крестьян, вызванном их неудовлетворенностью земельным вопросом. Несмотря на всяческие оправдания с обеих сторон, очевиден один факт: условия жизни крестьян становятся все хуже и хуже. С тех пор как гоминьдан вновь установил контроль над красными районами, ни одна попытка осуществления земельной реформы не была доведена до конца". То, что такое социологическое исследование, в котором открыто критикуется несостоятельность правительственных мер, проводится тем не менее при поддержке правительства, говорит само за себя. Это свидетельствует, с одной стороны, о честности молодых китайских социологов, а с другой - о доброй воле и разумности их официальных покровителей.

Для всех наблюдений автора характерны беспристрастность и независимость. Вполне можно понять, что сегодня китаец должен испытывать враждебные чувства к западной цивилизации и господству западных держав. Однако в книге вы не находите ничего подобного. Опыт личного общения с д-ром Фэй Сяотуном и некоторыми из его коллег, как раз напротив, вызывал у меня восхищение полным отсутствием у них национальных предрассудков и национальной ненависти - моральным качеством, которому следовало бы поучиться нам, европейцам. Китайцы, кажется, способны проводить различие между национальной принадлежностью и политической системой. У них даже нет ненависти к японскому народу. На первых страницах своей книги автор говорит о стране-агрессоре исключительно в категориях беспристрастной оценки того оказанного ею воздействия, которое привело к сплочению китайской нации, вынудило ее создать единый фронт и решать заново некоторые из своих фундаментальных проблем, экономических и социальных. Та самая деревня, которую мы узнаем, жизнь которой понимаем и к которой почти привязываемся, сейчас, вероятно, разрушена. И мы можем только повторить пророческую мысль автора о том, что на руинах этой и других деревень "должны найти свой конец и все... внутренние конфликты и безрассудства" и что "из руин восстанет новый Китай".

Лондонский университет.

Факультет антропологии.

15 октября 1938 г.