Роль ритуала в организации уделов в Китае в Конце XIV в.

Основатель китайской династии Мин (1368-1644) Чжу Юань-чжан вскоре после своего восшествия на престол стал раздавать своим сыновьям своеобразные уделы с центрами в различных крупных и стратегически важных городах страны. Сходное явление неоднократно наблюдается и в предшествующей истории Китая, начиная с глубокой древности. Однако в разное время причины и цели появления внутри страны владений удельного типа, а следовательно, их назначение и характер могли быть различными. Не имея возможности останавливаться на этом подробно в рамках данной статьи, отметим, что после объединения Китая в единое государство в конце VI в. удельных владений практически не существовало вплоть до монгольского завоевания страны в XIII в. (хотя местный регионализм существовал в других формах и проявлениях). Возвращаясь к опыту создания удельной системы, Чжу Юаньчжан руководствовался отнюдь не только рекламируемым желанием следовать традициям (тем более что сама традиция раздачи уделов была в течение многих веков прервана, а ее возрождение при монгольских властях сопровождалось привнесением в эту традицию некитайских элементов). Он преследовал вполне реальные политические цели: закрепить свою власть и власть правящего дома в провинциальных районах в условиях внутриполитической неустойчивости (приход к власти насильственным путем на гребне долго бушевавшей в стране волны народных восстаний и междоусобной борьбы, нехватка легитимных оснований для воцарения, борьба различных группировок в господствующих слоях, реальная возможность продолжения народных движений) и существования угрозы нового монгольского вторжения.

Для осуществления поставленных задач направляемым в отдаленные от столицы места сыновьям императора передавались определенные административные и военные функции. Чтобы обеспечить эти функции, властители уделов, поставленные параллельно с местной администрацией и частично над ней, нуждались во всемерном повышении своего авторитета. Это отвечало и намерениям центрального двора. И здесь очень важно было выработать и закрепить соответствующий ритуал, повседневно и во всем подтверждающий их высокое положение.

С другой стороны, исторический опыт показывал, что чрезмерное усиление и возвышение местных властителей может обернуться нежелательными для центрального правительства последствиями. Во избежание этой опасности Чжу Юаньчжан и его советники разработали целый ряд мер, призванных ограничивать действия держателей уделов. И в этом плане также немаловажное значение придавалось исполнению определенных, строго разработанных и регламентирующих поведение церемониальных нормативов.

Таким образом, ритуал, установленный для удельных властителей, играл двоякую роль: репрезентативно-возвышающую, с одной стороны, и долженствующую служить показателем подчиненности и послушания - с другой. Причем в обоих проявлениях он должен был отражать и утверждать то положение, которое предназначалось устроителями удельной системы конца XIV в. местным властителям, расставляемым в различных провинциальных районах страны.

Источники свидетельствуют, что ритуальной (проявлявшейся в церемониале) стороне в данном случае придавалось очень серьезное значение. Это полностью соответствует той огромной роли, которую издавна играло в традиционном китайском обществе и государстве исполнение скрупулезно разработанных на все случаи жизни ритуальных норм. Как известно, в конфуцианстве, закрепившем еще в древности свое преобладающее влияние в качестве господствующей в Китае идеологии, одно из центральных мест принадлежало категории ли - "правил поведения". С их помощью, отмечал основоположник конфуцианства Кун-цзы, можно "поддерживать порядок" в управлении народом и эффективно "использовать чиновников" в их служении властелину [2, с. 143, 147]. Кун-цзы и его последователи понимали ли именно как определенные нормы общественного поведения каждого индивида отдельно и всего социального организма в целом. Соблюдение ли подразумевало знание своего места в обществе и поведение в точном соответствии с занимаемым положением. Поэтому знаменитое изречение Кун-цзы о том, что государь должен быть государем, подданный - подданным, отец - отцом, а сын - сыном, предполагало прежде всего, что каждый должен знать свои права и обязанности и действовать так, как ему положено [1, с. 263].

Внешним проявлением соблюдения правил поведения выступало во многом исполнение предписанного церемониала. Определенные стереотипы поведения каждого в соответствии с занимаемым местом в социальной иерархии, закрепленные в принятом церемониале, были подробно разработаны еще в древности (в частности, в составленном в эпоху Хань - II-I вв. до н. э.- трактате "Ли цзи") и сохраняли свое значение (естественно, частично изменяясь и варьируясь по форме) вплоть до нового времени.

Отмеченное выше позволяет лучше понять, что в описываемом в данной статье частном случае политической практики применительно к исследуемому периоду, равно как и в других областях государственной деятельности и в другие времена, роль ритуала отнюдь не была пустой формальностью или же необходимой данью следования традиции. На языке китайской культуры и норм общественной жизни ритуальная сторона, исполнение предписанного церемониала, наполнялось вполне конкретным, весомым и понятным для всех содержанием.

Значение ритуала в отношениях между императором и удельными властителями в конце XIV в. возрастало помимо прочего и в связи с тем, что уделы давались тогда только сыновьям императора. Иными словами, эти отношения затрагивали и сферу семейных связей, которым в традиционном китайском обществе всегда уделялось большое внимание. Недаром Кун-цзы в приведенном выше высказывании наряду с отношениями "государь - подданный" ставил оппозицию "отец - сыновья". Само государство в конфуцианском учении уподоблялось большой семье, а идеальное управление им мыслилось по образцу следования семейной иерархии. Отношения "отец - сыновья" также подразумевали исполнение определенного ритуала, что неукоснительно распространялось и на властителей уделов. Сочетание в данном конкретном случае ритуала общегосударственного (административного) порядка с ритуальными нормами внутрисемейных отношений придавало взаимосвязям между императором и удельными властителями своеобразные черты, очень хорошо отвечавшие идеалу, заложенному в традиции. С другой стороны, присутствие здесь субстрата родственных отношений усиливало сближение предписываемого и исполняемого в данном случае церемониала с этическими, моральными нормами в самом прямом смысле.

Разработка ритуала, призванного регулировать отношения в уделах и во взаимосвязях императорского двора и удельных властителей, началась с первых лет воцарения Чжу Юаньчжана, параллельно с возникновением и воплощением планов учреждения удельной системы. Многое в этом ритуале было заимствовано из предшествовавшего опыта существования уделов в Китае, а также сложившихся раньше норм положения правящего семейства. Но выработанный в конце XIV в. комплекс "удельного" ритуала создавался с учетом конкретных потребностей своего времени, целей и назначения вводимой системы и поэтому представляет собой оригинальное, обладающее самостоятельным значением и характером явление.

Основной корпус ритуалов, призванных регулировать положение в уделах и взаимоотношения их властителей и центрального правительства, нашел отражение в "Цзу сюнь лу" ("Заветы царственного предка") -своего рода кодексе правил и установлений для создаваемых уделов. Памятник был составлен в 1369-1373 гг., но позднее в связи с требованиями практики и изменениями внутриполитической ситуации в него вносились различные изменения и дополнения. Он исправлялся в 1376 г., около 1381 г. и, наконец, в 1395 г., когда появился окончательный вариант данного кодекса под названием "Хуан Мин Цзу сюнь" ("Заветы царственного предка династии Мин").

В обоих вариантах кодекса ритуальным нормам посвящен специальный раздел -"Ли и" ("Нормы церемониала"). Причем в "Цзу сюнь лу" число статей в этом разделе больше, чем в каком-либо из других 12 разделов: 21 статья (в "Хуан Мин Цзу сюнь" этот раздел состоит из 16 статей и по их числу занимает второе место среди прочих разделов). Кроме того, в обоих вариантах текста присутствует раздел "Янь цзи сы" ("Строгость жертвоприношений") из 6 статей, также касающихся ритуальных норм. Отдельные же статьи касательно церемониала разбросаны и по другим разделам кодекса. В частности, в разделе "Нэй лин" ("Дворцовые распоряжения") есть статьи о запрете совершать самовольные жертвоприношения и о придворном этикете для служанок женской половины дворца; в разделе "Чжи чжи" ("Порядок служебных должностей") содержится несколько статей о порядке титулования и регалиях сыновей, дочерей и внуков, а также прочих потомков императора; в разделе "Бин вэй" ("Военные гарнизоны") имеются статьи о регалиях держателей уделов, составе их парадной свиты и т. д.

В целом оба варианта памятника содержат значительное число статей, регулирующих ритуальную сторону жизни уделов и взаимоотношений их властителей с императорским двором, что опять-таки свидетельствует о том большом значении, которое придавалось этой стороне создателями уделов при Мин. Подтверждением последнего служит и текст самого памятника, где сказано:

"Если [удельные властители] будут в состоянии соблюдать правила поведения, [приличествующие] вассалам - помощникам [государя] и не будут совершать проступков, то нет ничего большего, что способствовало бы их радостной жизни" [7, с. 1596; 9, с. 1685].

Ритуальные нормы для уделов не ограничивались, однако, только лишь теми, которые были зафиксированы в упомянутом кодексе. В ходе практического создания уделов и развития их отношений с центральной властью они постоянно корректировались. Причем далеко не все изменения и дополнения в этом плане попадали в кодекс. Часть из них оставалась в виде специальных распоряжений императора. Эти распоряжения и указы также выполняли роль нормативных статей. Они в довольно большом количестве содержатся в подробной придворной хронике конца XIV в.- "Мин Тай-цзу ши лу" ("Записи о свершившемся при минском Тай-цзу"). Последнее (равно как и изменения некоторых статей о ритуале в кодексе) говорит о том, что удельный ритуал в начале Мин не был чем-то раз и навсегда застывшим. По мере диктуемой практическими нуждами необходимости он мог меняться и таким образом лучше исполнять предназначенную ему роль регулятора жизни уделов и их взаимоотношений с императорской властью.

Обратимся к тому, как все высказанное выглядело на конкретном примере конца XIV в. Начнем с тех ритуалов, которые имели целью возвысить положение удельных властителей, закрепить их привилегии. В конце апреля 1370 г., еще до окончания работы над первой версией "Цзу сюнь лу", в столице империи Нанкине состоялось торжественное титулование девяти сыновей и одного внучатого племянника Чжу Юаньчжана титулом "ван". Этот титул был вторым по важности после императорского. Сам церемониал титулования был заранее разработан во всех подробностях и деталях Ведомством Обрядов по получении соответствующего указания императора. Он включал торжественные жертвоприношения и объявления в храмах, обнародование соответствующего указа, торжественные выходы и приемы в императорском дворце, вручение ванам положенных регалий, парадные банкеты и т. д. [3, цз. 51, с. 991-999]. Основные торжества были проведены 29 апреля 1370 г., когда состоялось торжественное введение в сан ванов в Храме императорских предков и был дан банкет для высших сановников во дворце, где с речью выступил сам император. Одновременно был обнародован соответствующий указ о титуловании [8, цз. 1, с. 55-57]. В начале мая извещение о титуловании сыновей императора было направлено в Дайвьет (Вьетнам) и Гао-ли (Корею) [3, цз. 51, с. 1003-1004].

Титулуемые ваны получали свидетельства на титул (цэ) со стандартными и разработанными заранее в Ведомстве Обрядов текстами, предварительно обсужденными при дворе. Свидетельства эти были составлены от имени императора в форме, близкой к указу, однако текст их гравировался на листе золота, и данный документ являлся одной из важных регалий вана. Другой не менее важной регалией считалась печать, подтверждавшая титул. Она отливалась из золота и имела квадратное основание (со стороной в 16,2 см и толщиной в 4,7 см) и ручку-навершие в виде животного.

Сыновья императора получали титул цинь-ван (кровнородственный ван). Старшие внуки императора должны были наследовать титул отца после его смерти. Остальные внуки императора по мужской линии получали титул цзюнь-ван (областной ван). Им были положены свидетельства на титул, выполненные на позолоченном серебряном листе и серебряные печати. Старшие сыновья цзюнь-ванов наследовали титул отцов, а младшие должны были получать высокие военные титулы, которые соответственно понижались для их потомков, стабилизируясь на шестом поколении.

Предоставление титула, даже когда он определялся установлением, не совершалось автоматически. При наследовании титула императорский двор должен был посылать в уделы специальных уполномоченных, которые исполняли положенный церемониал с большей или меньшей торжественностью в соответствии с рангом титулуемого.

В частности, церемониал наследования титула и положения властителя удела был специально разработан в апреле - июне 1395 г., после смерти Цинь-вана, второго по старшинству сына Чжу Юаньчжана. В основу этой процедуры легли образцы, существовавшие во времена династии Хань (III в. до н. э.- III в. н. э.). Исполнял церемониал специально посланный в удел Цинь представитель двора [3, цз. 238, с. 3468, цз. 239, с. 3475]. В конце того же года после смерти Цинь-вана этот порядок был несколько переработан и именно в таком виде вошел в "Хуан Мин Цзу сюнь" [3, цз. 240, с. 3495-3496].

Определенный порядок устанавливался и для выбора имен потомков удельных ванов: каждый из них получал список из 20 иероглифов, которые должны были составлять первый компонент имен его потомков в течение 20 поколений (второй компонент мог выбираться произвольно). Имена родичей императорского дома заносились на специальные нефритовые таблички, которые хранились в Храме императорских предков. Для учета императорской родни, соблюдения порядка титулования и других связанных с этим вопросов в 1370 г. при дворе создали специальную палату, с 1389 г. получившую название Управление императорских родичей (Цзунжэньфу).

Каждому из удельных властителей полагалось иметь свой дворец в городе - центре удела. 28 июля 1370 г. Ведомство Работ получило предписание двора приступить к строительству дворцов для ванов [3, цз. 54, с. 1060-1061]. Этим дворцам полагалось в уменьшенных размерах и с некоторыми градациями в декоре повторять императорскую резиденцию. Иначе говоря, это были целые дворцовые комплексы со множеством палат и служебных помещений, жилых флигелей, садов и т. д. В январе 1371 г. для дворцов удельных ванов разработали подробные нормативы: установили размеры высоты и длины стен, огораживающих дворцовый комплекс, количество и названия ворот в стене, расположение, размеры и название главных дворцовых палат, рисунок орнамента, цвет окраски различных помещений, их крыш и т. п. [3, цз. 60, с. 1169-1170]. Все эти детали должны были наглядно символизировать близость к особе императора, причастность к власти и в то же время отражать более низкое положение вана по отношению к императору.

О том, насколько перечисленные детали имели в глазах китайцев того времени соответствующее значение, говорит следующий пример. В августе 1376 г. местные власти, строившие дворец для Цзинцзян-вана, который получил удел, но, будучи внучатым племянником Чжу Юаньчжана, имел титул цзюнь-вана, доложили, что намерены сделать золотые навершия на воротах дворца, а сами створки выкрасить в красный цвет. Сановники из Ведомства Обрядов воспротивились этому, заявляя, что такое положение лишь для цинь-ванов. И понадобилось специальное указание самого императора, чтобы это "несоответствие" было разрешено [3, цз. 107, с. 1794].

Вне стен дворцового комплекса в уделе, в том же порядке, как это имело место в столице империи, но опять-таки с некоторыми признаками миниатюрности, строились Храм предков, Алтарь божеств земли и злаков, алтари духов ветра, облаков, снега, дождя, гор и рек, Храм стягов и флагов [7, с. 1609; 9, с. 1699-1700]. Размеры, конструкция и прочие детали этих культовых сооружений были также строго кодифицированы и утверждены в январе 1371 г. [5, цз. 4, с. 438]. Если ван умирал, то в уделе сооружалась его гробница наподобие императорской: храмовый комплекс, парк и огромная территория, подземная усыпальница, насыпной могильный холм и т. д.

Удельным властителям полагалось иметь парадные одежды и головные уборы, экипажи и паланкины, различные предметы обихода, знамена и регалии - все это украшенное знаком императорского достоинства - извивающимся драконом. В "Хуан Мин Цзу сюнь" отмечается:

"Их головные уборы и одежда, дворцовые помещения, лошадиные упряжки и предметы ритуального обихода [лишь] чуть хуже, чем у Сына Неба" [7, с. 1595].

Список же разнообразных, положенных ванам в уделах регалий и ритуальных предметов занимает в упомянутом источнике несколько страниц [7, с. 1659, 1662]. Формы регалий были разработаны чиновниками из Ведомства Обрядов на основе образцов VII-XIII вв. и изготовлены Ведомством Работ к концу мая 1373 г. [3, цз. 82, с. 1475]: это флаги и бунчуки, опахала и зонты, шатры и циновки, ритуальная мебель и посуда и т. п.

Властители уделов получали в свое распоряжение определенный штат чиновников и специальные воинские соединения (от 3 до 19 тыс. солдат и офицеров). Эта удельная администрация, которая ставилась помимо существовавших там ординарных местных властей, вместе с верхушкой армейского командования войск ванов составляла двор удельного держателя - его окружение и свиту.

Двор удельного властителя, по мысли устроителей уделов, должен был функционировать по тому же порядку, что и императорский, соблюдая при этом предписанные отличия и знаки уважения к центральному двору. И здесь роли церемониала, соблюдению заведенного и положенного ритуала придавалось особенное значение.

Разработка удельного церемониала закончилась к 1373 г.- времени завершения "Цзу сюнь лу". Но уже через три года его переработали заново. Это дело по приказу императора поручили одному из его близких советников, Сун Ляню, а также чиновнику удельной администрации Чжу Ю и многим другим чиновникам [3, цз. 103, с. 1733-1734]. Новый церемониал охватывал все стороны придворной жизни в уделах. В 1378 г. отдельно был разработан церемониал для жен удельных властителей [3, цз. 117, с. 1917].

Торжественные выходы держателя удела к чиновникам и подчиненным именовались, как и аналогичные выходы императора, "высочайшей аудиенцией" (чао). Ван восседал на троне в парадном облачении. Справа и слева от него в строго установленном (как и при центральном дворе) порядке выстраивались военные и гражданские сановники. Выносились соответствующие регалии и звучала подобающая случаю музыка. Двору удельного вана придавалось 27 музыкантов, которые присутствовали на церемониях в строго регламентированных костюмах. Празднества могли сопровождаться банкетами и танцами. Для подготовки танцоров в 1384 г. в уделы направлялись специальные учителя [3, цз. 146, с. 2287-2288, цз. 165, с. 2544].

Торжественные приемы при дворах удельных властителей устраивались по случаю Нового года, сезонных культовых праздников, дней рождения императора, императрицы, наследника престола, самого вана, его главной супруги и наследника, бракосочетаний вана, прибытия посланцев от центрального двора или почетных гостей, прибытия вана в удел (в первый раз или же после поездки ко двору). Чиновники и подчиненные, присутствовавшие на приемах, должны были облачаться в парадные одежды и отдавать вану соответствующие почести - 8 поясных поклонов. В источниках записано:

"Сановникам Сына Неба, [даже] таким знатным и влиятельным, как тайши, гуны и хоу, не позволялось обходиться с ними (удельными властителями.- А. Б.) по правилам поведения для равных [друг другу]... Гунам и хоу при нанесении визита [ванам полагалось] отдавать земной поклон и запрещалось равняться [с ними] в правилах поведения" [4, цз. 116, с. 1493(1); 6, цз. 23, с. 294].

Помимо торжественных приемов подчиненным удельному властителю чиновникам и офицерам надлежало ежедневно являться ко двору в ожидании распоряжений. А первого и пятнадцатого числа каждого месяца к нему должны были приходить чиновники из местного общеимперского аппарата и местного военного командования [7, с. 1612-1613; 9, с. 1703].

Ритуальные почести полагалось оказывать ванам и вне их уделов. Порядок 1376 г. предусматривал, что при следовании удельного владетеля в свой удел чиновники тех областей, через которые пролегал путь вана, обязаны выходить навстречу в обыденной одежде и отдавать четыре поясных поклона [3, цз. 103, с. 1733]. Указом же 19 ноября 1379 г. всем чиновникам областных и уездных управлений предписывалось в случае проезда через их район удельного вана встречать его уже в предместье городов и в полном парадном облачении [3, цз. 126, с. 2018].

В свою очередь, сановники двора, следовавшие с поручениями через удел вана или поблизости от него, должны были "предстать пред очи" вана и четыре раза поклониться ему. При этом уточнялось:

"Хотя бы даже это будет один из трех гунов (т. е. высших сановников империи.- А. Б.) или же главнокомандующий войсками, все равно [он] обязан [совершить] четыре поклона". За намеренное избежание подобного визита полагалась смертная казнь [7, с. 1612; 9, с. 1703].

Престиж и авторитет удельных властителей повышался также путем передачи им центральным правительством сакральных полномочий на местах. Исполнение сакральных функций опять-таки выливалось в соблюдение определенных церемониальных норм. Эта связь издавна наблюдалась в Китае. Недаром исследователи отмечают, что церемониальные нормы здесь в какой-то мере сопоставимы с религиозными, а форма в известной степени была эквивалентом религиозного ритуала [1, с. 278-279].

Выше уже отмечалось, что строительство дворцов в уделах сопровождалось постройкой при них культовых сооружений. Соответственно в сентябре 1370 г. в уделах установили распорядок жертвоприношений и культовых мистерий, которым полагалось совершаться под руководством или по распоряжению местного властителя. В феврале 1376 г. этот распорядок был переработан и расширен, а затем еще раз несколько изменен в декабре 1380 г. [5, цз. 4, с. 425, цз. 7, с. 595, цз. 103, с. 1737-1738]. При дворе ванов в уделах предусматривалось специальное Управление жертвоприношениями [5, цз. 4, с. 426].

Характерен следующий штрих, который может свидетельствовать о повышении сакральных полномочий ванов в первые годы после создания уделов. В 1378 г. по просьбе местной, удельной администрации дух стен и рвов г. Тайюань (столица удела Цзинь) был официально переведен из общего, "ординарного" разряда на "удельный" уровень [3, цз. 120, с. 1949].

Особое значение приобретала передача удельным властителям в июне 1370 г. права приносить жертвы духам местных и окрестных гор и рек. Соответствующий обряд символизировал участие ванов во власти над местной территорией. Распорядок этих жертвоприношений был во всех деталях разработан к марту 1385 г. и несколько расширен в феврале 1390 г. [3, цз. 170, с. 2589-2591, цз. 200, с. 2994]. Однако в 1392 г. право проводить церемонию было передано в руки специальных эмиссаров центрального правительства [36, цз. 217, с. 3191].

Большой интерес представляет также исполнение удельными властителями ритуала первовспашки - проведения символической борозды, открывающей начало весенней пахоты. Этот обряд с древности исполнялся китайскими государями. Передача его на местах держателям уделов также, несомненно, призвана была служить повышению их авторитета и влияния. Данный ритуал установлен при Мин в феврале 1376 г. [3, цз. 103, с. 1738].

Поднятию престижа удельных властителей служили и некоторые церемониалы на общегосударственном, имперском уровне, исполнявшиеся вне уделов. Помимо описанных выше торжеств по поводу титулования ванов в столице здесь можно назвать торжественные посещения ими могил предков Чжу Юаньчжана в Фэнъяне, также считавшемся одной из столиц империи Мин. Поездки состоялись в 1375 и 1376 гг. - непосредственно перед началом практической раздачи уделов. В 1376 г. ваны отправились в Фэнъян в сопровождении наследника престола и свиты из "заслуженных сановников" и совершили там обряд жертвоприношений духам предков [3, цз. 98, с. 1671, цз. 104, с. 1747-1748].

31 января 1376 г. в связи с предстоящей практической раздачей уделов в Нанкине совершили торжественные жертвоприношения Небу и Земле, а также духам гор и рек империи [3, цз. 103, с. 1732-1733]. Парадная церемония жертвоприношений устраивалась также по прибытии каждого из ванов из удела в столицу и по отбытии его обратно. Она совершалась в палате-воротах Дуаньмынь и включала заклание девяти свиней и девяти баранов, сожжение выделанных шелков и возложение различной пищи на специальных алтарях. Одновременно во дворцовую па-лату-ворота Чэнтяньмынь выносились различные знамена и прочие регалии достоинства вана. Церемония была настолько пышной, что со временем возникла необходимость сделать ее более экономной для казны. В ноябре 1393 г. было приказано ограничиваться закланием одной свиньи и одного барана, не сжигать шелк, а на алтари ставить пищу поскромнее [3, цз. 230, с. 3360-3361].

В ряду общеимперского ритуала, касавшегося уделов, следует назвать и траур, объявлявшийся при дворе в случае смерти кого-либо из ванов. Например, в январе 1390 г., после смерти Лу-вана был объявлен пятидневный траур. Был также обнародован специальный указ о присвоении умершему посмертного почетного титула [3, цз. 198, с. 2974]. Тот же церемониал совершали и после кончины Цинь-вана в 1395 г. А в 1398 г., когда умер Цзинь-ван, император вдобавок ко всему на три дня прекратил официальные выходы к сановникам [3, цз. 256, с. 3704-3705]. Траур - облачение императора и императрицы в соответствующие одежды и исполнение положенных церемоний - объявлялся при дворе и в случае смерти жен удельных властителей, причем не только главных, но и жен второго ранга. Специальный ритуал по этому поводу разработали Ведомство Обрядов и Академия Ханьлинь в мае 1376 г. [3, цз. 106, с. 1765-1766; 5, цз. 6, с. 534].

Перечисленные выше ритуальные нормы были призваны возвышать удельных властителей в глазах сановников и населения как в уделах, так и во всей империи. Но, как уже здесь отмечалось, удельный ритуал предусматривал и другую функцию - служить показателем и выражением покорности и преданности держателей уделов монарху. Для этого существовали иные церемонии и обряды. Правда, подчас один и тот же церемониал заключал в себе обе означенные функции. Например, визиты ванов ко двору обставлялись (как уже частично упоминалось) большой пышностью и торжественностью, призванной способствовать поддержанию их авторитета при центральном дворе. Но главным назначением таких визитов оставалось все же выражение покорности и верноподданнических чувств. Поэтому данный церемониал следует рассматривать прежде всего в русле второй из означенных функций удельного ритуала.

Упомянутые визиты были обязательны. Они предусматривались в определенной очередности и воспринимались центральным двором как один из основных инструментов поддержания лояльности властителями уделов. Установленным порядком предусматривалось, что каждый удельный властитель должен посетить императорский двор один раз в год. Не приезжать разрешалось только в случае, если удел вана находился близ границы и оттуда грозила непосредственная опасность вторжения или если на престоле сменялся император. В последнем случае ванам предписывалось оставаться на месте в течение трех лет, чтобы контролировать положение в отдаленных от столицы районах. Если ван был старшим членом семьи (например, дядей императора), то его освобождали от обязанности наносить визиты двору по достижении 50 лет, если младшим - то 60 лет. Но в обоих случаях вместо них полагалось ездить в столицу их наследникам [7, с. 1614-1615, 1617, 1632-1633; 9, с. 1705-1706, 1717-1718].

Удельные властители направлялись ко двору в сопровождении пышной свиты и всех начальников подведомственных им учреждений удельной администрации, части офицеров их войск, а также 500 конных и 500 пеших солдат. Снабжение свиты в пути полагалось обеспечивать местным властям тех районов, по которым следовал кортеж. Это было весьма обременительно для населения. Поэтому с середины 90-х годов XIV в. ванам было позволено брать столько сопровождающих, сколько они захотят, но снабжать их за свой счет. А чтобы ваны не скаредничали, им приказывали при въезде в столицу иметь такую свиту, которая выглядела бы внушительно и не роняла бы достоинства их положения [7, с. 1657; 9, с. 1755-1756].

"Сын Неба и цинь-ваны вне зависимости от того, кто из них старше, а кто младше по возрасту, при дворе должны исполнять правила поведения, [приличествующие] государю и подданным",-

записано в кодексах правил для уделов [7, с. 1615; 9, с. 1705]. Сразу по прибытии вана в столицу император принимал его без особой торжественности (ван приходил на прием в простой одежде) в дворцовой палате Фэнсяньдянь. Вану вменялось в обязанность совершить три земных поклона. Его расспрашивали о положении дел, и он мог вести беседу с императором. Одновременно, до или после этой первой аудиенции, ван должен был присутствовать на жертвоприношениях по случаю своего прибытия. Затем устраивался торжественный прием: император восседал на троне в парадном облачении, держа в руках символ власти (своей и своих предков) - нефритовый скипетр. Ван, также будучи в парадном платье, совершал перед ним пять поясных и три земных поклона. Бесед на этом приеме не велось, ибо он имел чисто символическое значение [7, с. 1616; 9, с. 1706].

Прибывший властитель удела наносил также визит наследнику престола в его покоях. Здесь ван отдавал четыре поясных поклона, и если по возрасту и положению в семье он был старше наследника, то последний отдавал один ответный поклон [7, с. 1617; 9, с. 1706].

Если же прибывший ван оказывался старше императора по семейной иерархии (эта ситуация возникла лишь в 1398 г., после смерти Чжу Юаньчжана), то в его честь государь должен был устроить еще один прием - в "семейной" обстановке. Парадных одежд в таком случае не требовалось. Встреча происходила в любом удобном для этого помещении. Ван совершал четыре поясных поклона, после чего имел право сесть. Императору предписывалось обходиться с ним как с членом семьи. Но элемент различия между государем и подданным присутствовал и здесь: император сидел лицом к югу, как положено монарху, а ван слева от него лицом на запад, как это надлежало сановнику гражданской службы [7, с. 1616-1617; 9, с. 1706]. В честь прибывшего удельного властителя во дворце устраивался банкет. Кроме того, император мог по своему усмотрению угощать гостя в неофициальной обстановке. Правилами предписывалось, чтобы визит продолжался 10 дней. Затем ван снова направлялся в удел. Перед отъездом ему и его сопровождающим вручали подарки и в честь его отъезда совершали жертвоприношения.

Покорность удельных властителей центральному двору еще ярче, чем в визитах, должна была проявляться в ритуале приема посланцев императора, когда те прибывали в удел с его указами и распоряжениями. Гражданские чиновники двора вана, согласно протоколу, встречали таких посланцев, будучи в полном парадном облачении, в предместьях удельной столицы и сопровождали их конным эскортом при проезде по городу ко дворцу вана. В свою очередь, вану полагалось выйти навстречу посланцам на расстояние 15-16 м от дворцовых ворот, принять от них бумагу и нести ее на руках во дворец. Здесь в главной дворцовой палате заранее сооружалась специальная сень - Драконовый шатер, куда помещали доставленный указ. Затем ван при собрании всей свиты и сановников должен был совершить пять поклонов перед шатром. После того он входил туда, а сановники совершали 12 поклонов. Ван зачитывал указ, сановники должны были слушать его, стоя на коленях [7, с. 1611-1612; 9, с. 1702].

Помимо того удельному властителю полагалось принять доставившего указ посланца, для чего устраивалась официальная аудиенция. Посланец должен был отдать вану четыре поклона. Интересно отметить: дань уважения к императорским указаниям лишь частично распространялась на личность посланца двора: в случае, если его поведение казалось вану неуважительным по отношению к его персоне, он мог арестовать посланца. Зато определенный почет и уважение оказывали эмиссарам двора, направляемым в уделы для исполнения там тех или иных (ритуалов [3, цз. 171, с. 2620-2621].

Символом выражения покорности и подчинения государю властителей уделов служили и специально разработанные и строго кодифицированные формы их обращения на бумаге на имя императора, императрицы и наследника престола. Эти формы, учитывающие степень родства, были разработаны в 1376-1379 гг. и вошли в установления об уделах [3, цз. 104, с. 1746-1747, цз. 125, с. 1999; 7, с. 1613-1614; 9, с. 1703-1704].

Соответственно дань уважения и покорности двору, проявлявшаяся в предписанном церемониале, отдавалась во время торжественных аудиенций в уделах по поводу дней рождения императора, императрицы и наследника, вступления на престол нового монарха, а также при торжественных жертвоприношениях в честь императорских предков, божеств и духов "общеимперского" ранга и т. д.

Все уже сказанное здесь о двух функциях или назначениях удельного ритуала в конце XIV в. представлено главным образом в виде кодифицированных правил и нормативных указаний. Поэтому уместно поставить вопрос, насколько правила и указания соблюдались на практике, и в связи с этим спросить, в какой мере следование им приводило к искомому или же запрограммированному эффекту? Исчерпывающий ответ здесь труден, ибо источники умалчивают об этом. Но на основе сопоставлений и косвенных данных все же можно прийти к определенным выводам.

Церемонии и обряды, призванные служить повышению авторитета удельных властителей, на первых порах после создания в империи Мин удельной системы отвечали интересам и ванов, и центрального двора. Поэтому исполнение их не должно было встречать препятствий. Единственно, кто постоянно оказывался в трудной ситуации из-за этого, были, пожалуй, местные чиновные власти, попадавшие в положение слуг двух господ, да еще с неточно определенным кругом обязанностей. Но они не могли помешать этому. Быстрое возрастание действительной власти и авторитета ванов на местах в конце XIV в. (о чем есть многочисленные и разнообразные исторические свидетельства) может служить косвенным показателем эффективности использования наряду с прочим и методов ритуальной обрядности. Хотя можно предположить, что исполнение церемониала не всегда было полностью пунктуально.

Несколько иную картину дает вторая, сдерживающе-ограничительная сторона удельного ритуала. Она, естественно, культивировалась центральным двором, но никак не отвечала интересам удельных властителей, стремившихся к большей самостоятельности. В источниках нет данных, что посланцев двора принимали в уделах не как положено (хотя какие-то отступления от пунктуальности здесь вполне возможно проследить) или что ваны именовали императора и императрицу в официальных посланиях не так, как предписывалось (здесь, очевидно, была полная пунктуальность). Нет и данных о том, что не исполнялся ритуал приемов удельных властителей в столице. В то же время есть свидетельства, что сроки и очередность посещения двора ванами, а также время их пребывания в столице точно не соблюдались. Визиты наносились далеко не каждый год, не в строгом порядке старшинства, да и задерживались ваны при дворе несколько дольше, чем положено. Следовательно, можно предположить, что не всегда пунктуально блюлись и прочие детали этикета приемов. Однако в общем и целом отмеченные нормы ритуала претворялись.

Но, что самое важное, поскольку ритуальные нормы не устраивали удельных властителей, то само по себе исполнение ритуала не могло дать того результата, на который рассчитывали учредители удельной системы. Иначе говоря, здесь гораздо больше, чем в первом случае, проявляется элемент автоматизма и формальности. Происходил определенный разрыв между внешним проявлением ритуала и той этической сущностью, которая, по издавна культивируемой традиции, должна была питать внутреннее содержание церемониальных актов.

Поэтому неудивительно, что наряду с исполнением (в общих чертах) предписываемого ритуала удельные властители в своих отношениях с центральным двором на практике нарушали многие установления и ограничения, всячески отстаивая свою самостоятельность. Причем одно отнюдь не мешало другому. Удельный властитель мог аккуратно явиться ко двору, совершить положенные церемонии, а затем, вернувшись к себе, действовать с большей или меньшей осторожностью по своему усмотрению.

Примеров таких "нарушений" и "преступлений" ванов в уделах в конце XIV в. очень много. Императорский двор реагировал на них увещеваниями, выговорами и более крутыми мерами (вплоть до ареста и смещения). Но искоренить этот процесс он не мог. В результате постепенно нараставшая конфронтация между уделами и центром привела через год после смерти Чжу Юань-чжана к междоусобной войне.

Иначе говоря, тщательно разработанные в конце XIV в. ритуальные нормы для удельных властителей оказались достаточно полезны, чтобы поднять их авторитет и закрепить их привилегии, но весьма малоэффективны в качестве средства, сдерживавшего их сепаратистские тенденции. Здесь, несомненно, можно говорить об определенном просчете устроителей удельной системы в империи Мин, переоценивших возможности использования церемониальной стороны как этического фактора, могущего ограничить произвол местных владык. Однако это отнюдь не умаляет большого значения самого факта, которое придавалось ритуальной стороне (с ее внешним, церемониальным проявлением и внутренним этическим содержанием) при конструировании уделов в Китае в конце XIV в.

А. А. Бокщанин

Библиография

1. Васильев Л. С. История религий Востока. М., 1983.

2. Древнекитайская философия. Т. 1. М., 1972.

3. Мин Тай-цзу ши лу (Записи о свершившемся при минском Тай-цзу). Сянган, 1966.

4. Мин ши (История династии Мин). Тайбэй, 1962.

5. Тань Цянь. Го цюе (Краткое изложение сведений о государстве). Пекин, 1958.

6. Фу Вэй-линь. Мин шу (Книга истории династии Мин). Шанхай, 1937.

7. Хуан Мин Цзу сюнь (Заветы царственного предка династии Мин).- Мин чао кай го вэнь сянь (Письменные памятники времен основания династии Мин). Т. 3. Тайбэй, 1966.

8. Хуан Мин чжао лин (Указы и распоряжения императоров династии Мин). Сост. Фу Фэн-сян. Тайбэй, 1967.

9. Цзу сюнь лу (Заветы царственного предка).- Мин чао кай го вэнь сянь (Письменные памятники времен основания династии Мин). Т. 3. Тайбэй, 1966.