Конфликт на КВЖД

В августе 1929 г. я и мои товарищи прибыли во Владивосток. По поручению штаба Особой Дальневосточной армии нас тут же направили в Хабаровск, где формировалась Особая Дальневосточная армия. К тому времени на советско-китайской границе создалась тревожная обстановка, назревал вооруженный конфликт, который провоцировала гоминьдановская военщина.

Командовал Дальневосточной армией Василий Константинович Блюхер ^*, начальником штаба у него был Альберт Янович Лапин ^**. И Блюхер и Лапин знали меня еще по гражданской войне. Нас, владеющих китайским языком и знающих обстановку в Китае, прикомандировали к штабу армии.

^* (В. К. Блюхер (1889-1938) - герой гражданской войны. В 1924-1927 гг. В. К. Блюхер работал в Китае в качестве главного военного советника революционного правительства под фамилией Галин.)

^** (А. Я. Лапин (Сейфуллин) (1899-1937)-один из видных командиров Красной Армии, участник Октябрьского вооруженного восстания в Москве, боев против Колчака, белополяков, японских интервентов на советском Дальнем Востоке.)

Обстановка накалялась с каждым днем, вот-вот можно было ожидать с китайской стороны уже не отдельных бандитских налетов провокационного характера, но и открытого военного выступления.

Тут было над чем задуматься. Прошло каких-нибудь шесть лет с тех пор, как Чан Кайши, глава специальной миссии революционного гуанчжоуского правительства, побывал в Москве, где он вел переговоры с руководителями нашей страны о военно-политической поддержке китайской революции ^*. В дальнейшем Чан Кайши принимал с распростертыми объятиями наших советников, отдавая себе отчет в том, что без помощи советских инструкторов гоминьдан не смог бы победить своих многочисленных врагов и создать регулярную армию. Советские военные советники разрабатывали план Северного похода Национально-революционной армии, не покидали революционных Настей во время многочисленных сражений против армий северных милитаристов. Я задавался вопросом: что побудило Чан Кайши начать военные действия против нас?

^* (В августе 1923 г. Сунь Ятсен направил в Москву для изучения советского опыта и для конкретных военно-политических переговоров делегацию во главе с Чан Кайши (в ее состав был включен коммунист Чжан Тайлэй). Делегации была предоставлена возможность знакомиться с жизнью Страны Советов, встречаться с руководящими деятелями Советского государства и Коминтерна.)

Политических объяснений искать не приходилось. Ненависть к китайским коммунистам в равной степени обращалась и против нас. Чан Кайши понимал, что Советский Союз помогает и будет помогать КПК в ее справедливой борьбе. Все это так. Могли быть у него и иные противоречия с Советским Союзом. Однако это еще не было основательной причиной предпринимать вторжение в пределы северного соседа в обстановке разгоравшейся в Китае гражданской войны. Напрашивался бесспорный вывод: военное выступление Чан Кайши осуществлялось под нажимом империалистических держав, которые были заинтересованы прощупать мощь Красной Армии штыками китайцев. Нельзя было исключить и попытку самого Чан Кайши испытать наши силы на Дальнем Востоке. Способна ли наша Дальневосточная армия отразить вторжение, или мы пойдем немедленно на крупные уступки? Не расчистит ли эта "разведка боем" дорогу для более серьезного вторжения, не двинет ли в случае удачи китайских войск свои силы и Япония? Это очень устроило бы Чан Кайши: втянуть Японию в длительную войну на советском Дальнем Востоке и, опираясь на ее поддержку, решить внутренние проблемы борьбы с КПК. Думается, немалую роль в решимости Чан Кайши пойти на вооруженный конфликт с Советской Россией сыграли русские белоэмигранты, которые убеждали Чана в слабости Страны Советов и ее Красной Армии.

Наши войска, ведя оборону своей территории, были вынуждены наносить короткие контрудары по группировкам китайцев, сосредоточенным вдоль границы. Одновременно мы старались не дать козырь империалистической пропаганде, которая постаралась изобразить дело так, будто Советский Союз стремится к каким-то захватам в Китае. Наша цель была одна - заставить Чан Кайши уважать договорные обязательства, принятые китайской стороной.

Так, короткие и эффективные удары были нанесены по городу Фуюань в устье реки Сунгари, впадающей в Амур, откуда китайские войска обстреливали наши пароходы; затем по городу Фуцзинь, где была сосредоточена китайская речная флотилия. С ее помощью отряды диверсантов высаживались на наш берег. Был нанесен удар и по городу Саньчакоу. Однако эти уроки не отрезвили чанкайшистов.

Как известно, почти от Читы до Владивостока, на несколько тысяч километров вдоль китайской границы, тянется Забайкальская железная дорога. Она связывает наш Дальний Восток с центром страны. На своем протяжении эта дорога в некоторых местах проходит в нескольких километрах от китайской границы. Кроме того, судоходные реки Амур и Уссури, являющиеся нашей естественной границей с Китаем, в качестве водной коммуникации связывают многие районы Забайкалья и советского Дальнего Востока.

Сосредоточение китайских войск на самой границе и частые обстрелы нашей территории не только вызывали тревогу у жителей наших пограничных районов, но и угрожали прервать связь советского Дальнего Востока с центром страны.

Несмотря на неоднократные предупреждения, налеты продолжались. Китайская артиллерия обстреливала нашу территорию. Над захваченными в плен красноармейцами китайцы изощренно издевались, с жестокостью, о которой сейчас страшно и больно вспомнить: вырезали языки, в глаза и уши забивали ружейные патроны, сжигали... Наше правительство заявляло протесты. Так, в ноте от 31 мая 1929 г. заместителя народного комиссара иностранных дел СССР поверенному в делах Китая в СССР говорилось:

"27 мая, в 2 часа дня, в помещение Генерального консульства Союза Советских Социалистических Республик в Харбине внезапно ворвался наряд полиции. Был произведен обыск, который длился около шести часов. В течение всего этого времени Генеральный консул Союза Советских Социалистических Республик г. Мельников и его сотрудники были задержаны и лишены возможности сноситься с внешним миром. В отношении вице-консула г. Знаменского было применено физическое насилие. Полиция, несмотря на решительный протест консула, забрала часть консульской переписки и арестовала всех бывших в различных комнатах консульского помещения посетителей числом 39... Китайские полицейские и служащие в китайской полиции русские белогвардейцы открыто собирали деньги и вещи, принадлежащие консульству и сотрудникам... Сопровождавшие обыск прямые бесчинства полицейских - грабеж вещей и денег, физическое насилие по отношению к консульским сотрудникам - являются естественными спутниками подобного произвола и находятся в полном соответствии с характером всего поведения полицейских властей по отношению к Генеральному консульству Союза Советских Социалистических Республик...

Союзное правительство заявляет, что Советский Союз при всех обстоятельствах неизменно стремится к сохранению и поддержанию дружественных отношений с китайским народом. Союзное правительство вынуждено, однако, самым решительным образом предостеречь Нанкинское правительство и его органы от дальнейшего испытания долготерпения правительства Союза Советских Социалистических Республик провокационными действиями и нарушением договоров и соглашений"^*.

^* (Документы внешней политики СССР. М., 1967, т. 12, с. 334-335, 337.)

13 июля 1929 г. заместитель народного комиссара иностранных дел СССР обратился к поверенному в делах Китая в Москве с новой нотой протеста, в которой одновременно выражалось стремление разрешить конфликт мирным путем. "Но сведениям, полученным Правительством СССР, - говорилось в ноте, - 10 июля утром китайские власти произвели налет на Китайско-Восточную железную дорогу и захватили телеграф КВЖД по всей линии, прервав телеграфное сообщение с СССР, закрыли и опечатали без объяснения причин Торговое Представительство СССР, а также отделения Госторга, Текстильсиндиката, Нефтесиндиката и Совторгфлота. Затем дубань дороги (председатель правления КВЖД. - В. Ч.) Люй Чжунхуан предъявил Управляющему КВЖД г. Емшанову требование передать управление дороги лицу, назначенному дубанем...

Одновременно получены сведения о сосредоточении вдоль советских границ маньчжурских войск, которые приведены в боевую готовность и пододвинуты к самой границе. По сведениям, вместе с маньчжурскими войсками у границ СССР расположены русские белогвардейские отряды, которые маньчжурское командование намерено перебросить на советскую территорию.

...Оставаясь верным своей мирной политике, Союзное правительство, несмотря на насильственные и провокационные действия китайских властей, еще раз изъявляет готовность вступить с Китаем в переговоры по всему комплексу вопросов, связанных с КВЖД. Такие переговоры возможны, однако, только при условии немедленного освобождения арестованных граждан СССР и отмены незаконных действий китайских властей"^*.

^* (Там же, с. 380-381, 385.)

Однако правительство Чан Кайши и связанные с ним китайские милитаристы, особенно маньчжурский диктатор Чжан Сюэлян ^*, не спешили разрядить обстановку. 17 июля 1929 г. Наркоминдел СССР вынужден был отозвать всех советских представителей и сотрудников из Китая и выставить из СССР представителей чанкайшистского правительства. Дальнейшие переговоры Советское правительство вело с Чан Кайши через посредников, в частности через германского посла в Москве Дирксена. Предложения Советского правительства носили мирный характер, в каждом обращении Наркоминдела содержались конструктивные предложения о ведении переговоров с целью мирного урегулирования конфликта. Однако агрессивные круги Китая и те, кто за ними стоял, вели дело к вооруженному конфликту, а миролюбие Советского правительства расценивалось ими как слабость.

^* (Чжан Сюэлян - сын главаря фынтяньской (мукденской) клики милитаристов Чжан Цзолиня. После смерти отца стал правителем Северо-Восточного Китая.)

23 ноября 1929 г. в "Известиях" было опубликовано сообщение РОСТА (Российское телеграфное агентство, ныне ТАСС. - В. Ч.) о событиях на советско-китайской границе. Советский народ и весь мир были поставлены в известность о вооруженном вторжении на советскую территорию.

В сообщении говорилось: "С первых чисел ноября сего года китайские войска, расположенные в районе ст. Маньчжурия и города Шивэйсян (восточнее Нерчинского завода, на р. Аргунь), начали систематически обстреливать артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем наши пограничные части и мирных жителей, проживающих вдоль китайской границы по р. Аргунь. В результате этих обстрелов жители станиц Олочинской и Абагайтуевской принуждены были прекратить молотьбу хлеба и эвакуироваться. Среди жителей этих станиц есть убитые и раненые. Однако китайские войска этим не ограничились. Начиная с 13 ноября с. г. китайское командование усиленно переправляет на нашу территорию белогвардейские отряды, сформированные ими в районе Трехречья, и группирует свои силы на самой границе Маньчжурии. Захваченные нами белогвардейцы показывают, что они получили задачу разрушать наши тылы... В ночь с 16 на 17 ноября китайские войска значительными силами при поддержке артиллерии подготовились к наступлению на станицу Абагайтуевскую и разъезд № 86.

Одновременно начиная с 10 ноября китайское командование усиленно перебрасывает свои войска на ст. Пограничная и Мишаньфу для нападения на наше Приморье".

Штаб Особой Дальневосточной армии с первых чисел ноября получал разведданные, что из глубины Китая через Харбин, Бухэду на Хайлар направлялся корпус трехдивизионного состава, выдвигались и другие крупные войсковые соединения частей усиления. К границам советского Приморья также двигались крупные соединения. Медлить далее было нельзя.

15 ноября 1929 г. группа советского командования во главе с В. К. Блюхером выехала из Хабаровска на станцию Даурия. Я находился при штабе Блюхера для особых поручений и докладов и оказался как бы в центре, куда стекались все сведения о складывавшейся обстановке. К тому времени мы уже располагали довольно полными сведениями о китайских войсках, которые сосредоточивались у нашей границы.

Основной ударной силой противника были бригады и корпуса, находившиеся в подчинении Нанкинского правительства. Они были полностью укомплектованы и вооружены современным стрелковым оружием. Каждая бригада состояла из трех пехотных полков, саперного батальона, артиллерийского дивизиона и роты связи. Эти бригады содержались за счет государственных средств и находились целиком в подчинении Чан Кайши, т. е. не зависели от других милитаристов. Их можно было причислить к регулярным войскам. В них была установлена строгая военная дисциплина, они были укомплектованы офицерами, окончившими военные школы, в том числе и школу Вампу. Общая численность бригады доходила до 12 тыс. человек. Командовал бригадой, как правило, генерал.

Провинциальные войска содержались губернаторами провинций на средства, собираемые в виде налогов. Обычно они использовались милитаристами в карательных операциях против крестьянских восстаний, против коммунистов. Опыта больших сражений они не имели, гонялись за шайками бандитов-хунхузов, расстреливали рабочие демонстрации, вели охрану складов и военных объектов. Вооружены они были разношерстно, укомплектованы в зависимости от состоятельности того или иного милитариста. Характерно, что даже во время советско-китайского конфликта 1929 г. Чан Кайши из-за внутренних склок категорически отказался пойти на усиление маньчжурских войск милитариста Чжан Сюэляна.

Дислоцированы китайские войска были следующим образом. Город Маньчжурию, превращенный в важный опорный пункт, обороняла 9-я бригада генерала Ляна. Город Чжалайнор тоже был превращен в опорный пункт, его обороняла 17-я бригада. Обе эти бригады числились в войсках Нанкинского правительства.

Вдоль границы по реке Аргунь были дислоцированы пограничные войска, усиленные бригадами провинциальных армий. В частности, одна из таких бригад охраняла железнодорожные станции между Чжалайнором и Хайдаром.

Наиболее мощная группировка противника сосредоточивалась в Хайларе, туда выдвигался корпус генерала Ху Юйкуня в составе трех бригад. В район городов Мишань и Мулин выдвигались две кавалерийские бригады.

Из перечисления видно, что китайские войска были растянуты в нитку вдоль железной дороги, что делало уязвимыми их боевые порядки.

Вначале советское командование склонялось к варианту глубокого захода в тыл всей китайской группировки, чтобы расчленяющим ударом прорвать оборону в Хайларе, разгромить там главные силы и с тыла обрушиться на остальные опорные пункты, в частности на Чжалайнор и Маньчжурию. Замысел операции такого рода при удачном осуществлении сулил быстрый и убедительный успех нашим войскам. Однако от него пришлось отказаться. Мы для этого не располагали достаточными силами.

В распоряжении советского командования находились всего три стрелковые дивизии - 21, 35, 36-я (к тому же они были не полностью укомплектованы), одна кавалерийская бригада и бурят-монгольский кавдивизион. С такими силами было рискованно заходить в глубокий тыл китайской группировки. Могли при этом встретиться и особые трудности. В районе Трехречья, к северу от Хайлара, располагались белогвардейские казачьи поселения. В белоказачьей среде было много людей, совершивших тягчайшие преступления против Советской власти, для них приход советских войск был смерти подобен. Они могли влиться в состав китайских войск и угрожать нашему тылу и коммуникациям.

Советское командование решило уменьшить глубину удара, обходом с севера и востока разгромить укрепленный гарнизон Чжалайнора и затем окружить гарнизон на станции Маньчжурия, покончив с этими крупными войсковыми соединениями противника. Проще говоря, было решено громить противника по частям, создавая превосходство поочередно против каждого гарнизона. Уже перед самым выступлением наши части были усилены танковой ротой, оснащенной машинами МС-1. Предстояло в ходе боев впервые в Дальневосточной армии наладить взаимодействие стрелковых частей с танками.

Окончательный план операции выглядел таким образом. 21-я дивизия (комдив П. И. Ашахманов) с бурят- монгольским кавдивизионом должна была сковать и блокировать гарнизон в городе Маньчжурия с севера, запада и юга.

36-я стрелковая дивизия (комдив Е. В. Баранович) с танковой ротой наносила удар с севера между Маньчжурией и Чжалайнором, перерезая тактическую и оперативную связь между 9-й и 17-й бригадами и направляя главный удар на Чжалайнор с запада, одновременно блокируя 9-ю маньчжурскую бригаду с востока.

35-я стрелковая дивизия (комдив П. С. Иванов) наносила главный удар с севера на юг, на Чжалайнор, силами батальона захватывала высоту 101, что в 3-5 км восточнее Чжалайнора, тем самым отрезая путь отступления из Чжалайнора на Хайлар.

Естественно, что силами одного батальона на высоте 101 трудно было задержать отход чжалайнорской бригады противника. Но иначе спланировать эту часть операции было просто невозможно. После осеннего разлива реки Хайлар и ее притоков, соединяющих озеро Чжалайнор с Аргунью, вся местность вокруг высоты 101 покрылась льдом. Высота 101 возвышалась пологим островком, на котором занять позиции мог отряд не более батальона.

5-я кубанская кавбригада (комбриг К. К. Рокоссовский) получила задачу - ударом через высоту 101 выйти на южную окраину Чжалайнора и с юга атаковать поселок и железнодорожную станцию.

Сухопутные войска поддерживали авиационная эскадрилья и разведывательный авиационный отряд. Командовал авиацией начальник ВВС армии Киш.

Уязвимым местом плана можно было бы считать то обстоятельство, что дорога на юг из города Маньчжурия не перехватывалась нашими войсками. Противник мог отступить по ней, обходя озеро Чжалайнор с юга. Но этот путь по голой, безводной пустыне, без населенных пунктов был и длинен и опасен. Предполагалось, что генерал Лян не решится на такой отход.

15 ноября наши войска под командованием комкора С. Вострецова начали выдвижение на исходные позиции.

В бесснежном Забайкалье стояли сильные морозы, дули пронизывающие степные ветры. Красноармейцы были одеты в теплые полушубки, в валяные сапоги. Тяжелая зимняя одежда сковывала марш. Все передвижения войск проводились скрытно, в темное время суток, по заранее разработанным маршрутам, чтобы за ними не могло вестись наблюдение с китайской территории. Управление армии разместилось в селе Абагайтуй, в километре от границы по р. Аргунь.

16 ноября командование Особой Дальневосточной армии осмотрело позиции, произвело рекогносцировку местности, осмотрело видимые позиции китайских войск, заслушало и утвердило решения командиров дивизий. Наступление назначили на утро 17 ноября.

На рассвете 17 ноября началась артиллерийская подготовка, поддержанная ударами с воздуха. Артподготовка длилась час. Я не могу сказать, что наш удар был внезапным. Китайское командование, видимо, узнало о передвижениях наших войск. Там, где их позиции были хорошо оборудованы, китайские войска изготовились встретить нашу атаку.

Наиболее успешно наше наступление развивалось там, где действовала 36-я стрелковая дивизия, поддержанная ротой танков МС-1. Этот бой вообще был самым интересным. Мы впервые могли наблюдать танковое наступление во взаимодействии с пехотой.

В роте действовало 10 машин. С исходных позиций они двинулись после артподготовки. Все это было очень далеко от будущей методики применения танков в годы Великой Отечественной войны. Танки не вводились в прорыв, они прорывали оборону, прикрывая собой наши пехотные цепи. Их атака была внезапной для китайских солдат, удивила она в не меньшей степени и красноармейцев. Я находился на наблюдательном пункте рядом с В. К. Блюхером. Мы видели в бинокли, как китайские солдаты и офицеры, завидев наши танки, высунулись почти в полроста из окопов. Мы ожидали, что они в панике побегут, но удивление оказалось столь сильным, что оно как бы парализовало их волю и убило даже страх.

Странно вели себя и красноармейцы. Они тоже не успевали наступать за танками, а некоторые как зачарованные глядели на двигающиеся стальные черепахи, изрыгающие огонь. Вспомним, что шел 1929 год. Крестьянские парни, служившие в армии, знали о танках и даже о тракторах только понаслышке.

Танки беспрепятственно дошли до китайских позиций и открыли огонь вдоль окопов. Пулеметный огонь отрезвил китайцев. Они в панике побежали. Десять танков без каких-либо потерь с нашей стороны прорвали оборону противника.

Если бы у нас было лучше налажено взаимодействие танков с пехотой, мы могли бы молниеносно развить успех. Однако и наши части не ожидали такого эффекта. Красноармейцы ворвались в расположение противника и, вместо того чтобы быстрее двигаться вперед, замешкались в китайских окопах. Танки углубились на 5 км в сторону Чжалайнора и остановились, опасаясь двигаться по китайским тылам без пехоты. Все же им удалось выйти на железную дорогу ст. Маньчжурия-Чжалайнор и перерезать ее.

Наши стрелковые части с опозданием двинулись за танками, подавляя сопротивление в отдельных узлах китайской обороны, в значительной степени парализованной танковой атакой. И все же, несмотря на замедление действий, задача разъединить гарнизоны на ст. Маньчжурия и в Чжалайноре была выполнена.

На восточном участке фронта кавалерийская бригада под командованием К. К. Рокоссовского с батальоном 35-й стрелковой дивизии, выступив в темноте 17 ноября, прошла по льду до высоты с отметкой 101 и внезапной атакой захватила ее. В это время со ст. Маньчжурия через Чжалайнор на Харбин шел поезд с солдатами и офицерами. Командир кавалерийской бригады быстро развернул артиллерийскую батарею и несколькими выстрелами подбил паровоз. Захватив поезд, кавалерийская бригада совершила быстрый бросок и вышла на южную окраину города Чжалайнор.

Стрелковый батальон с артиллерийской батареей, заняв высоту 101, укрепился на ней. Остальные части 35-й дивизии не смогли прорвать с ходу укрепления противника. Завязался огневой бой.

В результате наступательных операций к концу дня было полностью завершено окружение двух китайских бригад численностью около 20 тыс. человек. Начинался второй этап операции - разгром гарнизонов в городах Чжалайнор и Маньчжурия.

В. К. Блюхер связался с Москвой. В течение дня Москва несколько раз запрашивала штаб армии о ходе боевых действий. Несколько раз к прямому проводу подходил К. Е. Ворошилов. Вечером Ворошилов высказал сомнение, выполним ли намеченный план рассечения и окружения китайской группировки. Он даже намекнул на возможность отвести войска на нашу территорию, ограничив военные действия состоявшимся ударом. Беспокойство Ворошилова имело основания. Особая Дальневосточная армия тогда не располагала достаточными средствами подавления противника. Ощущался острый недостаток артиллерии. Замечу здесь, что о плотности артиллерийского огня, который применялся при наступлении наших войск в годы Отечественной войны, мы тогда и не мечтали. Даже теоретических разработок в этом направлении не велось. Несколько тяжелых артиллерийских дивизионов облегчили бы нашу задачу, но нужно было время, чтобы перебросить их и выдвинуть на позиции. Мы могли действовать только стремительным маневром, внезапными передвижениями войск и концентрацией превосходящих сил на отдельных участках фронта. В. К. Блюхер понимал беспокойство Москвы, считался с ним, еще и еще раз перед наступлением темноты выверил все возможности армии и проявил твердость. В 5 часов вечера он собрал своих ближайших помощников и объявил, что принимает решение с рассветом развивать наступление. План оставался прежним: прорвать оборону противника в нескольких местах, используя артиллерию и танковую роту, как бы проткнуть пузырь с воздухом. Оборона противника при таких прорывах на отдельных участках должна была потерять устойчивость.

Ставя задачу на наступление, Блюхер передал инициативу командирам дивизий, оставив за ними выбор, на каких участках начинать прорыв обороны.

Уже в темноте все разъехались по войскам с устными приказами. Меня послали к К. К. Рокоссовскому в 5-ю Кубанскую кавалерийскую бригаду, которая находилась южнее Чжалайнора.

Передав приказ Блюхера Рокоссовскому, я из-за позднего времени остался до утра в его бригаде и утром 18 ноября смог лично наблюдать атаки наших кавалеристов на китайские позиции. Нужно отдать справедливость командирам кубанской бригады, которые ночью хорошо подготовили маневр и взаимодействие пеших и конных атак с артиллерией. Последняя на больших аллюрах выскакивала на открытые позиции и огнем прямой наводкой и стрельбой картечью прокладывала дорогу кавалеристам. Кавалеристы в полном смысле слова врубались в укрепленные боевые порядки китайцев. От их сабельных ударов не одна сотня солдат противника свалилась в заснеженных степях Маньчжурии.

Возвращаясь днем на командный пункт через высоту 101, я наблюдал на восточной окраине поселка Чжалайнор большое скопление китайских войск, которые, по всей вероятности, готовились к прорыву и отступлению на восток, на Хайлар. Наша авиация группами по 5-6 самолетов наносила по ним бомбовые удары.

Прибыв на командный пункт, я доложил лично В. К. Блюхеру обстановку на участке кубанской кавалерийской бригады. К этому времени обстановка вокруг Чжалайнора резко изменилась в нашу пользу.

На всех участках наступления обозначился успех, сопровождающийся продвижением наших войск к центру Чжалайнора. От наших разведчиков было получено донесение, что командир 17-й бригады, обороняющей Чжалайнор, убит.

С командного пункта мы видели, как тысячи китайских солдат и офицеров с восточной окраины Чжалайнора по покрытой льдом степи в беспорядке хлынули на восток, обходя с юга и севера наш батальон, занимавший позицию на высоте 101.

Несколько наших артиллерийских батарей, выехав на открытые позиции, прямой наводкой начали расстреливать отступающие китайские войска. В. К. Блюхер, лично наблюдавший, как рвутся снаряды в толпах отступающих, приказал прекратить огонь. "Довольно крови, - сказал Василий Константинович, - пусть они бегут и рассказывают другим, что на советскую землю нападать нельзя".

В ночь с 18 на 19 ноября наши войска, разгромившие чжалайнорскую 17-ю бригаду, оставили в поселке Чжалайнор 35-то стрелковую дивизию и повернули на запад, против маньчжурской бригады под командованием генерала Ляпа.

Удар с востока наносился силами 36-й дивизии, с юга - 5-й Кубанской кавалерийской бригадой. Теперь весь гарнизон ст. Маньчжурия был в кольце наших войск. Перед нами стояла задача разгромить или пленить эту группировку противника.

Генерал Лян, по-видимому убедившись в безвыходности своего положения, решил ранним утром прорываться на Чжалайнор и далее на Хайлар. Поэтому с раннего утра завязались жестокие бои между нашими войсками, наступающими с востока от Чжалайнора на ст. Маньчжурия, и китайскими войсками, прорывающимися на восток.

Вдоль железной дороги в плотных боевых порядках пробивался целый полк китайцев численностью более двух тысяч штыков. С нашей стороны на его пути стоял заслон - бурят-монгольский кавдивизион. Этот дивизион, имея перед собой в 8-10 раз превосходящие силы, был вынужден, маневрируя, отходить на восток навстречу нашим частям, подходившим из Чжалайнора и развертывавшимся в боевой порядок. Удачным маневром дивизион вышел во фланг прорывавшимся китайцам, немедленно развернулся в боевой порядок и пошел в атаку в конном строю.

В это время мы, командиры армейского командного пункта во главе с В. К. Блюхером, опередив наступающие от Чжалайнора войска, подъехали к району атаки. Мы могли лично наблюдать, как бойцы и командиры бурят-монгольского кавдивизиона, умело владея шашками, врубались в боевые порядки противника, наводя на него ужас и панику. С юго-востока от Чжалайнора к ст. Маньчжурия подходила 5-я Кубанская бригада, тесня противника к городу.

Наша авиация начала бомбить войска противника, готовившие прорыв и отступление. Некоторые бомбы ложились недалеко от наших машин, что заставило нас опознавательными знаками показать летчикам, что мы свои.

По всему пространству вокруг ст. Маньчжурия шел бой. Все попытки китайских командиров найти слабое место для прорыва и отступления встречались атаками и контратаками наших войск.

В это время начальник связи армии С. Гулин, входивший в оперативную группу командования, доложил В. К. Блюхеру, что на разъезд Отпор (ныне - станция Забайкальск) прибыла группа китайских офицеров вместе с работниками японского консульства на ст. Маньчжурия для переговоров о капитуляции гарнизона и просила связаться с уполномоченным советского командования. Это было неожиданно для всех нас, в том числе и для В. К. Блюхера. Он тут же решил послать меня для ведения этих переговоров, вернее, для предъявления ультиматума о сдаче всего гарнизона. На автомобиле по бездорожью я быстро проскочил расстояние около 25 км близ ст. Маньчжурия на наш разъезд Отпор, где в маленьком пограничном домике встретился с представителями китайского командования и японского консульства. Я тут же изложил им требования советского командования: 1) сложить оружие там, где оно находится; 2) не допускать никаких насилий и грабежа; 3) всем пленным солдатам собраться в казармах на восточной окраине ст. Маньчжурия, офицерам - в отдельной казарме.

Китайские представители безоговорочно приняли наши условия капитуляции. Я спросил их, где сейчас находится командир бригады генерал Лян. Японец, сопровождавший китайских представителей, заявил, что генерал Лян находится в японском консульстве. Китайские и японские делегаты пригласили меня выехать вместе с ними для встречи с генералом Ляном.

Связавшись с В. К. Блюхером, я доложил ему о результатах переговоров. Он тут же приказал мне выехать на ст. Маньчжурия, проследить там за поведением китайцев и, главное, не выпускать из виду командира бригады генерала Ляна.

Вслед за автомашиной под японским флагом, в которой ехали китайцы и японцы, я с переводчиком и двумя красноармейцами выехал в г. Маньчжурия. При подъезде к Маньчжурии было видно, как китайские солдаты и офицеры со всех сторон стекались к городу, а за ними двигались наши боевые порядки, не ведя огня. Когда же мы въехали в центр города, перед нами открылась ужасная картина грабежа. Двери и окна магазинов и торговых заведений высаживались прикладами, толпы мародеров старались проникнуть внутрь, из дверей и окон выскакивали солдаты, нагруженные всем, что попало в руки. Многие на военное обмундирование напяливали штатскую одежду, другие сбрасывали с себя военную и одевали штатскую. Трудно передать ту картину, которая творилась в городе Маньчжурия 20 ноября 1929 г. Когда-то покоренные города отдавались на разграбление завоевателям. Мы же видели, как город грабили не завоеватели, а оборонявшие его войска.

Не доезжая до японского консульства, наша машина попала в затор, ее движению мешали брошенные винтовки, гранаты и снаряды. Дальше ехать было рискованно. Мы вышли из машины и пошли пешком в японское консульство. Немного не дойдя до консульства, мы увидели автомашину, на которой с другого конца города подъехал командир нашего корпуса Степан Вострецов. Его войска ворвались в город. Увидев меня, он остановил машину и спросил:

- Где генерал Лян?

Я пояснил, что ожидаю его увидеть в японском консульстве.

- Ты знаешь его в лицо?

- Знаю!

Вострецов вышел из машины и пригласил меня сопровождать его в консульство.

Генерал Лян со старшими офицерами бригады встретили нас в приемной консульства. Я его сразу узнал и указал на него Вострецову.

Вострецов объявил генералу и офицерам, что с этой минуты они являются военнопленными Красной Армии. Генерал Лян и офицеры сдали личное оружие. Никаких условий сдачи в плен они не оговаривали. Этой акцией фактически закончились военные действия, вошедшие в историю как конфликт на КВЖД.

В результате боев 17-20 ноября 1929 г. наши войска разгромили в районе города Маньчжурия две усиленные бригады численностью около 20 тыс. человек, взяв в плен около 10 тыс. Китайские войска понесли большие потери убитыми и ранеными.

Наше командование не ставило задачи осуществить полное окружение китайских войск. Некоторая часть китайских солдат вырвалась со ст. Маньчжурия и из Чжалайнора. Они встретили на пути подходивший к месту боев корпус генерала Ху Юйкуня. Встреча произошла в районе ст. Циганор. Она произвела самое неожиданное воздействие. Вид китайских солдат, паника, посеянная ими, обратили в бегство подходившее свежее пополнение.

Наши войска продвинулись до Хинганского хребта и остановились.

Газета "Известия" 23 ноября 1929 г. писала по поводу происшедших событий: "Учитывая создавшуюся на Дальнем Востоке обстановку, командование Особой Дальневосточной армии принуждено было принять со своей стороны контрмеры по защите своих границ и для обеспечения охраны пограничного населения и нашего тыла.

В результате части Особой Дальневосточной армии как в Забайкалье, так и в Приморье, отбив 17 ноября наступление китайских войск, преследовали их и на китайской территории, оттеснив их подальше от наших границ. Разоружено более 8000 китайских солдат и 300 офицеров; отобрано до 10 000 винтовок, значительное количество полевых пушек, огнеприпасов и прочего боевого снаряжения".

Тон китайских дипломатов и китайских правителей тотчас же изменился. Уже 23 ноября пришли первые телеграммы о согласии китайской стороны немедленно вступить в переговоры и о принятии всех советских требований. В декабре 1929 г. китайской и советской сторонами был подписан протокол об урегулировании конфликта на КВЖД и советско-китайской границе.

В конце ноября в районе станции Даурия состоялись торжественные похороны бойцов и командиров Дальневосточной армии, павших при защите советской границы. К траурному знамени, установленному на могиле, командарм В. К. Блюхер прикрепил орден Красного Знамени.

На этом бы и закончить главу. Но не могу не вспомнить один эпизод, характеризующий нравы тогдашних японских дипломатов в Китае. Во время боев в городе Маньчжурия шальным снарядом убило японку из японского публичного дома. На следующий день после капитуляции китайских войск японское консульство предъявило советскому командованию иск на сумму в 22 500 японских иен. В иске было подсчитано, сколько лет могла прожить эта японка, сколько посетителей она могла бы принять за эти годы, какой она могла принести доход содержателю публичного дома, а стало быть, и Японии. Без всякого стеснения этот иск был предъявлен к исполнению. Естественно, что советское командование его отвергло.

В 1929 г. Чан Кайши и его окружение получили незабываемый урок от Красной Армии. Мы показали всему капиталистическому миру, что границы Страны Советов неприкосновенны, что Красная Армия умеет карать тех, кто пытается их нарушить.

К сожалению, не все агрессивные правители это понимали. В составе японских консульств в Китае, в том числе и на ст. Маньчжурия, официально числились кадровые офицеры. В первый же день пребывания наших войск в городе мы сразу обнаружили довольно грубую работу начальника японской военной миссии и его сотрудников-шпионов. Они старались проникать под разными предлогами в наши части и даже в штабы, подбирали разные бумажки, заговаривали с нашими красноармейцами и командирами.

Наш штабной армейский поезд стоял на ст. Маньчжурия и был под постоянным наблюдением японцев. По указанию В. К. Блюхера мы особенно им не мешали. Наша разведка сумела перехватить донесения японских агентов и доклад начальника военной миссии, адресованные в Токио. В них содержались хвалебные отзывы о наших частях и подразделениях, отмечались высокая дисциплина личного состава, маневренность в бою, хорошее обмундирование и снаряжение, четкость в строю, безупречное отношение к мирному населению и к военнопленным. Проведенная операция оценивалась японцами как отличная.

К сожалению, этот урок японцы скоро забыли, и нам пришлось напомнить о нем в боях у озера Хасан и на Халхин-Голе.

Не думал я в то время, что через одиннадцать лет снова окажусь на Дальнем Востоке, в Китае, только уже в иной обстановке и в другом качестве...