Налоговая политика

Понимая, что увеличение налогов может иметь крайне нежелательные последствия для государства как в экономическом, так и в социальном плане, правительство Чжу Ди стремилось не допускать этого. Здесь проявляется еще один из основных аспектов политики "заботы о народе", несколько отличный по своей направленности от описанных выше.

Отмеченное понимание опасности, которую таило возрастание налогового бремени, отчетливо проступает в официальных документах начала XV в. Трезвые соображения подсказывали, что у крестьян нельзя отнимать необходимый продукт. "Крестьяне целый год тяжело трудятся. Помимо [уплаты] всех налогов [им нужно] одеваться. [Средств на это] у них постоянно не хватает... Где же народу взять пищу и одежду?"- говорил император [23, цз. 141, 1695-1696]. Вместе с тем осознавалась и опасность возмущения народа в случае увеличения налогов. Например, распоряжение, данное в октябре 1423 г., в частности, гласило: "В нынешнем году во [многих] местах, где случались наводнения и засухи... не собраны [налоги] зерном и соломой. Местные же власти не переставая требуют их уплаты. [Поэтому] может затаиться недовольство против императорского двора" [23, цз. 262, 2399].

В связи с названными соображениями правительство Чжу Ди наряду с призывами к чиновным властям "обеспечивать своевременную уплату налогов" настаивало на сугубой осторожности в подходе к данному вопросу. Указ от 29 декабря 1417 г. рекомендовал чиновникам всей страны: "Побуждая [население] к уплате налогов и отработке повинностей, нужно блюсти равенство, распределяя налоги, - следовать справедливости" [23, цз. 194, 2044]. Императорский двор осуждал "безрассудное беспокойство народа налогами" со стороны местных властей и декларировал, что подобные случаи не соответствуют его "устремлениям" [23, цз. 87, 1154].

Центральное правительство предпринимало отдельные попытки стабилизировать уровень налоговых норм, возвращая его к уровню предшествующих лет (Система налогов, существовавшая в империи Мин, описана во многих общих и специальных работах [см.: 66; 105; 135; 203; 209]. Поэтому здесь отметим лишь самые основные ее черты. Налоги собирались дважды в год и назывались "летними" и "осенними". Размер взимаемых налогов определялся числом внесенных в реестры тяглецов, количеством обрабатываемой земли и ее урожайностью. Официально считалось, что средняя норма основного налога должна равняться 1/10 части урожая. Налоги с казенных земель были тяжелее, чем с частных. В конце XIV в. средняя установленная норма налога с каждого му (1/16 га) казенных земель составляла 5 шэн 3 гэ 5 шао зерна (около 5,5 л) в год. Данных об изменении этой средней нормы в начале XV в. нет. На практике система налогов в стране не была единообразной. Для казенных земель существовало 11 градаций налоговых ставок, для частных- 10 градаций. Кроме "основного" налога было много "дополнительных". Простолюдины были также обязаны нести целый ряд обременительных повинностей (трудовая, извозная и др.). Налоги исчислялись главным образом в зерне. Но в различных областях страны они могли собираться самыми различными продуктами местного производства. Исчислялись они и в деньгах. В связи со всем этим существовала так называемая кеременная сетка налогов. За сбор налогов отвечала местная администрация. Однако практически их собирание перекладывалось на общинную верхушку. В частности, в 1371 г. был введен институт специальных налоговых старшин (лян чжан). Деревенские общины были связаны в уплате налогов круговой порукой.). В марте 1408 г. было дано распоряжение снять все надбавки к налогам, накопившиеся за предшествующие три года. Но сфера действия этого приказа ограничивалась лишь провинцией Бэйцзин [23, цз. 76, 1039]. Аналогичное распоряжение, содержавшееся в манифесте от 28 февраля 1415 г., касалось уже всей страны. Оно предписывало вернуть норму налогов к уровню 1408 г., с тем чтобы облегчить положение народа [23, цз. 160, 1819].

Императорский двор ратовал за отмену налогов с прежде обрабатываемых, а затем "запустелых" полей, протестовал против практики переложения причитавшихся с беглецов налогов на оставшихся общинников. Распоряжения гласили: "Если облагать запустелые поля излишними налогами, то [населения] здесь станет еще меньше, а запустевших [полей] станет еще больше. Можно подсчитать [сумму] годовых налогов с таких [полей] и отменить... Если приказывать деревенским общинам возмещать налоги [беглых], то это непременно поведет к разорению [общинников]. Разорение и нехватка [жизненных средств] непременно снова [поведет] к бегству, и налогов будет недоставать еще больше. [Приказываю] немедленно разослать в различные места бумагу, [сообщающую], что если случится такое, то повсеместно прекращать взимать налоги [с беглых дворов]" [23, цз. 51, 763, цз. 99, 1301].

Вместе с тем правительство поясняло местным властям, что подобные шаги предпринимаются с дальним прицелом: "Когда же люди расплодятся и [запустелая] земля будет снова распахана, [можно будет] снова [брать] налоги в полном [объеме]" [23, цз. 51, 763].

Желая добиться гибкого подхода чиновных властей к сбору налога, двор в манифесте от 17 марта 1412 г. рекомендовал собирать налог полностью лишь в том случае, когда "сельскохозяйственные условия благоприятны" [23, цз. 125, 1565]. В противном случае предписывалось прибегать к отмене или же снижению налогов. Эта мера рассматривалась центральным правительством как необходимая и вместе с тем временная, рассчитанная на восстановление прежнего положения в деревне, на поддержание прожиточного минимума крестьянства.

Временная отмена налогов в тех или иных районах в связи со стихийными бедствиями, запустением полей и прочими "неблагоприятными условиями" (например, эпидемии и мор, падеж скота, чрезмерная занятость населения на повинностях, разорение от нападений разбойников и восстаний национальных меньшинств) практиковалась императорским двором с первых лет воцарения Чжу Ди. Она могла распространяться и на отдельные уезды и области, и на целые провинции, и, наконец, на значительную часть страны. Только в "Мин Тай-цзун ши лу" с 1403 по 1424 г. зафиксировано более 80 подобных случаев. Однако надо полагать, что источник отметил далеко не все. Упомянем лишь наиболее важные из них. Указами двора от 10 июня 1403 г. налоги не взимались с провинции Хэнань; от 5 мая 1405 г. - с запустелых земель в провинциях Чжили, Чжэцзян, Хугуан, Сычуань, Гуандун, Цзянси, Фуцзян и Хэнань; от 1 февраля 1407 г.-с 40 уездов и округов в Гуанси, с 57 - в Шаньдуне и с 81 - в Гуандуне; от 1 марта 1410 г. - со всех пострадавших от бедствий районов к северу от р. Янцзы; от 30 апреля 1412 г. - с провинции Бэйцзин; от января 1416 г.- с пострадавших районов в Чжили, Чжэцзяне, Хугуане, Хэнани и Шаньдуне; от 5 августа 1422 г.-с пострадавших районов в Северной и Южной Чжили, Шаньдуне и Хэнани.

Равным образом практиковалась и отмена недоимок. Правительство довольно четко поясняло свои побудительные мотивы к этому: "[Если] единовременно взимать многолетние задолженности, то местные власти непременно будут притеснять [народ] и найдутся [среди народа] такие, кто [будет] вынужден продавать землю, сыновей и дочерей для погашения задолженности" [23, цз. 146, 1721].

В "Мин Тай-цзун ши лу" за 1408-1424 гг. зарегистрировано около 20 случаев отмены недоимок. Наиболее значительные из! них были в апреле 1408 г., сентябре 1411 г., марте 1412 г. Дважды - в феврале 1415 г. и мае 1421 г. - недоимки были отменены по всей стране [23, цз. 160, 1819, цз. 236, 2266]. Аналогичная полная отмена недоимок была объявлена и сразу же после смерти Чжу Ди - в сентябре 1424 г. [20, цз. 1 (I), 15].

Стремление центральной власти не допустить отягощения налогового бремени проявилось и в таких действиях, как санкционирование просьб об изменении места доставки и перемене состава налога, ратование за своевременный прием доставленных на место налогов, разрешение пересчитывать натуральные налоги в ассигнации.

По принятому издревле порядку население было обязано доставлять налог к месту сдачи. При этом пункт назначения (административный центр, воинская часть и т. д.) со временем мог перемещаться, удаляясь от налогоплательщиков на многие километры и даже сотни километров. В результате складывалось положение, живо описанное в докладе простолюдина Чжан Юаня из Шэньси: "Собранные летом и осенью налоги в областях Гунчан, Линьтао и других ежегодно приказывают народу перевозить в Ганьчжоу, отстоящий [от них] более чем на 2 тыс. ли (около 1300 км.- А. Б.). Дорога идет по суше. Ношу несут на плечах или перевозят на волах и ослах. В дороге люди устают, скот дохнет. Вносимый налог не велик, а разорение большое" [23, цз. 128, 1594].

В своих многочисленных просьбах об изменении места доставки налогов докладчики указывали на неудобства существующего порядка и выдвигали свои "контрпредложения", обосновывая их выгодность или необходимость (см., например: [23, цз. 22, 411, цз. 23, 418, цз. 25, 453]). Правительство шло навстречу таким просьбам, справедливо полагая, что это может несколько облегчить положение налогоплательщиков.

Центральная власть не противилась и устранению неудобств, связанных с тем, какими товарами будет вноситься налог. В результате того, что профиль производства в отдельных районах менялся, а налоги исчислялись в традиционных видах продукции, возникали определенные трудности и недовольство. Например, из уезда Лэчан в Гуандуне докладывали: "В нашем уезде при возделывании земли больше сажают рис и меньше [сеют] пшеницу. Для внесения же налогов ежегодно [приходится] обменивать рис на пшеницу. Просим отныне прекратить это и приказать [весь налог] собирать рисом" [23, из. 124, 1557]. Из других подобных сообщений явствует, что некоторые районы были вынуждены производить на стороне закупки тех товаров, которые по традиции с них требовала казна [23, цз. 116, 1479].

Объясняя необходимость удовлетворения подобных ходатайств, двор в июле 1414 г. дал следующее распоряжение: "Брать не соответствующие [по составу налоги] - это значит притеснять народ. Это ошибка местных властей... Разве можно придерживаться старых статей [о налогах]?" [23, цз. 116, 1479].

Правительство также пыталось бороться с задержками приема собранных налогов на месте сдачи. В апреле 1409 г. Ведомству налогов была дана следующая инструкция: "Стало известно, что люди, доставившие налоги, скопились в столице и долгое время не могут вернуться [домой]. Все это происходит именно от того, что ведающие тем власти жадны до взяток. Они чинят задержки. Следует срочно обнародовать манифест, что всех чиновников, которые сразу не отпустят привезших налоги в зернохранилища [людей], а также чиновников, которые [ответственны] за уплату [налогов] и не примут [привезенное] сразу, - считать преступниками и штрафовать" [23, цз. 89, 1184].

Императорский двор в большинстве случаев шел навстречу просьбам о пересчете натуральных налогов в ассигнации. Смысл таких просьб станет понятным, если учесть, что в начале XV в. ассигнации, получившие до этого широкое распространение в Китае, в значительной мере уже потеряли свою номинальную стоимость. Однако ходатайства о пересчете непременно мотивировались какими-либо трудностями, переживаемыми налогоплательщиками: стихийные бедствия, рост недоимок и т. д. [23, цз. 109, 1406, цз. 117, 1492, цз. 124, 1561, цз. 135, 1645, цз. 137, 1668]. Поэтому разрешения выплачивать сумму налога в пересчете на ассигнации выступают в источниках как определенный вид помощи двора пострадавшим районам. Очевидно, что в данных акциях никак нельзя видеть признак развития товарно-денежных отношений.

Помощь населению, пострадавшему от стихийных бедствий, помимо налоговых послаблений могла выражаться и в безвозмездной выдаче из казенных фондов продовольствия и семян. Прибегая к такой мере, кстати, также традиционной для средневекового Китая, правительство Чжу Ди преследовало все ту же цель, что и при попытках не допустить чрезмерного утяжеления налогового бремени, а именно удержать от разорения основную массу налогоплательщиков, не дать деградировать сельскохозяйственному производству. В этом плане весьма показательно следующее высказывание императора: "[Если] с полей населения, подвергшегося бедствиям, не был собран урожай, [то разве] можно будет затем снова [собрать с него] налоги без оказания ему помощи?" [23, цз. 158, 1804].

В Китае стихийные бедствия были довольно часты. При сравнительно примитивной технике ведения сельского хозяйства это постоянно травмировало жизнь китайской деревни. В связи с этим оказание материальной помощи пострадавшим в начале XV в. приняло, насколько можно судить по источникам, довольно значительные масштабы. Средства для оказания помощи черпались главным образом из запасов местных властей данного или же соседних районов. Но из каких именно запасов, чаще всего определить трудно, ибо распоряжения центра содержат такие расплывчатые формулировки, как "из наличных запасов", "из обнаруженных запасов" и т. п.

Нет сомнения, что в такой ситуации использовались прежде всего средства, специально накопленные на случай голода в так называемых государственных амбарах. Создание системы таких амбаров издревле практиковалось в Китае. Этот порядок был одобрен Чжу Юань-чжаном. Чжу Ди также подтвердил полезность и необходимость данного мероприятия в специальном указе от 18 августа 1411 г. [23, цз. 117, 1492-1499]. Однако, забегая вперед, нужно сказать, что указанная система страдала рядом несовершенств - запасные фонды имелись далеко не повсеместно. o Поэтому материальная помощь, как показывают источники, могла выделяться непосредственно из фондов собранных налогов (т. е. из средств центральной казны), из средств воинских соединений, стоявших недалеко от района бедствия, и прочих "обнаруженных запасов". Зафиксирован даже случай выдачи помощи из средств ближайших станций правительственной почты [23, цз. 123, 1553].

В "Мин Тай-цзун ши лу" с 1402 по 1424 г. отмечено около 90 случаев оказания крупной материальной помощи пострадавшему населению. При этом наиболее интенсивно эта мера применялась в 1403 и 1411-1416 гг. О масштабах помощи в начале XV в. может свидетельствовать тот факт, что она могла распространяться на сотни тысяч домохозяйств и исчисляться сотнями тысяч даней зерна, вплоть до 1 млн. 380 тыс. даней [23, цз. 172, 1909].

Желая упростить процедуру оказания помощи, которая предусматривала подачу доклада о бедствии в центр, проверку центром положения на месте и лишь затем - распоряжение о выдаче средств, правительство в апреле 1422 г. дало местным властям директиву самим оказывать помощь пострадавшим, впоследствии ставя в известность двор [23, цз. 247, 2312].

Еще одним аспектом "заботы о народе" наряду с отмеченными мероприятиями в области налоговой политики было четко выраженное субъективное стремление двора к усовершенствованию дел в сельском хозяйстве. Это проявлялось в стараниях наладить получение с мест правдивой информации о состоянии хозяйства и своевременно устранять "то, что приносит зло" народу, одновременно внедряя "то, что приносит пользу" ему. С этой целью правительство многократно рассылало местным властям приказания правдиво сообщать в центр, "в чем заключается выгода и в чем беда для военного и гражданского люда" [23, цз. 25, 456, 465, цз. 29, 521, цз. 123, 1543]. Подчеркивая свою личную заинтересованность в получении подобной информации, Чжу Ди писал: "Хочу все знать: какой год урожайный, какой - нет, счастлив ли народ или же скорбит" [23, цз. 129, 1602].

С этой же целью из столицы систематически рассылались специальные эмиссары [23, цз. 17, 306, цз. 129, 1602, цз. 226, 2269]. Инструкции, которые давались им, весьма красноречивы: "Приглашайте к себе военный и гражданский [люд] и выспрашивайте, каковы [его] выгоды и польза и каковы беды и что нужно изменить [для общей пользы]. Обо всем [следует] докладывать [двору]... Все, что полезно для него (народа), но не осуществлено - осуществите, [все], что вредно для него и не изменено - измените" [23, цз. 17, 306, цз. 226, 2269].

В связи с намерением внедрять то, что приносит пользу сельскому населению, правительство Чжу Ди обращает серьезное внимание и на вопросы ирригации. В источниках зафиксировано довольно много докладов с мест о необходимости проведения тех или иных ирригационных работ. Центральные власти, относя это к разряду "срочных дел", почти всегда санкционировали их проведение. Если у местной администрации не хватало возможностей для проведения этих работ, двор разрешал привлекать население соседних районов, а также солдат [23, цз. 14, 261]. Правительство проводило крупные ирригационные работы и в централизованном порядке. Например, в 1403-1404 гг. такие работы были проведены в Чжэси (совр. пров. Чжэцзян) под присмотром начальника Ведомства налогов Ся Юань-цзи [16, цз. 13, 900, цз. 14, 625-626]. Ирригация в условиях средневекового Китая всегда была одной из забот правительства. Поэтому в данном случае важно лишь констатировать, что это прослеживается и в рассматриваемое время.

Все названные выше аспекты "заботы о народе" дополнялись традиционными усилиями по его "воспитанию". Последнее, безусловно, относится более к идеологической, чем к экономической сфере политики. Но именно здесь наиболее ярко проявлялась озабоченность императорского двора социальным спокойствием масс, что совпадало с общими целями, преследуемыми мероприятиями "заботы о народе". Задачи, преследуемые "воспитанием" населения, можно хорошо представить на примере императорского указа от 13 июля 1409 г., который гласил: "Я управляю Поднебесной, как прежние государи, ставившие своей задачей успокоение народа. А путь к успокоению народа прежде всего в его перевоспитании. Это значит [добиться, чтобы] высшие и низшие поддерживали друг друга, нравы и обычаи были добрыми и в Поднебесной [царил] мир". [23, цз. 92, 1199].

Описанное воспитание сводилось к жесткому надзору местных властей и общинных организаций за всеми сторонами повседневной жизни населения и в конечном итоге преследовало цель обеспечить беспрекословное повиновение масс. В одном из наставлений собранным ко двору чиновникам им ставилось в обязанность вести подобное воспитание следующим образом: "Внушайте ему (народу), [что его] главный долг в усердном занятии [своим] делом, сыновнем почтении к старшим, искреннем уважении государя" [23, цз. 87, 1151]. Еще более красноречиво следующее признание Чжу Ди, сделанное в беседе с приближенными: "Для меня воспитание народа должно прежде всего проявляться в [принуждении его] к соблюдению приказов" [23, цз. 123, 1440].

Данная сторона внутриполитической деятельности правительства Чжу Ди находится в прямой связи с его представлением об идеальной государственной модели и поэтому позволяет лучше понять сущность политики "заботы о народе".