Обоснование враждующими сторонами своих идеологических позиций
Сразу же после событий в Пекине Чжу Ди, по свидетельству источников, стал "сам управлять подчиненными чиновниками" [24, цз. 12, 553]. На высшие военные посты были выдвинуты верные ему военачальники Чжан Юй, Чжу Нэн и Цю Фу [16, цз. 11, 802]. Вместе с Дао Янем, Цзинь Чжуном, Го Цзы и сыновьями Чжу Ди они образовали нечто вроде высшего совета при Янь-ване.
Переворот Чжу Ди в Пекине почти не встретил сопротивления у местных гражданских властей и населения. Правда, есть данные об отказе некоторых представителей чиновничества служить новому повелителю. Они либо подавали в отставку, либо скрывались [26, цз. 7, 36]. Но это была лишь чисто пассивная форма сопротивления. Нужно учитывать, что обеспечение лояльности местных властей было в какой-то мере подготовлено Чжу Ди заранее. Еще до открытого столкновения с правительством он приказал тайно схватить неугодных ему чиновников из административного аппарата в Пекине [16, цз. 11, 801]. Главные же противники Чжу Ди, находившиеся в его резиденции, погибли в ходе переворота.
Реакция же основной массы населения города, естественно, не нашла отражения в источниках. Во всяком случае, она была скорее пассивной, чем враждебной. В свою очередь, Чжу Ди, понимая важность настроения местного населения, еще во время боев отдал приказ по армии поддерживать в городе порядок и не причинять ущерба народу [32, цз. 16, 8].
Одержав победу в Пекине, Чжу Ди и его сторонники в первую очередь позаботились об идеологическом обосновании своих действий. Их позиции и требования нашли отражение в первых же трех официальных документах, изданных от имени Янь-вана. 6 августа 1399 г. он обратился с воззванием и манифестом к своим войскам, а также направил письмо в Нанкин. Сопоставление содержания этих документов весьма интересно.
Воззвание было зачитано перед строем верных Чжу Ди войск. В нем были кратко сформулированы основные причины конфликта и конечные цели борьбы, официально провозглашавшиеся группировкой Чжу Ди. Воззвание гласило: "Я - сын императора Тай-цзу Гаохуанди (Чжу Юань-чжана.- А. Б.). Ныне [в стране] объявились лукавые сановники, замыслившие зло. В "Заветах Тай-цзу" сказано, что [когда] при императорском дворе нет честных сановников, а внутри страны появляется вероломство и измена, то нужно начать войну, чтобы покарать [виновных] в этом и обезопасить императора от зла, находящегося рядом с ним. Командиры и солдаты! [Я] возглавлю вас, чтобы наказать этих преступников, поскольку [они] уже обнаружили себя!" [32, цз. 16, 9]. Вслед за тем войска были приведены к клятве верности. Провозглашалось, что война ведется "За устранение кризиса" ("Цзиннань"), а ее конечной целью объявлялась казнь Ци Тая и Хуан Цзы-дэна [32, цз. 16, 8].
Примечательно, что Чжу Ди и его сторонники воспользовались положением из "Заветов Тай-цзу" для оправдания своих действий. Однако трактовка его была прямо противоположна истинному смыслу. Как отмечалось в предыдущей главе [см. стр. 17], это положение обязывало удельных ванов оказывать поддержку трону в случае возникновения в стране мятежа. Здесь же, наоборот, оно казуистически оправдывало восстание против императорского двора.
В манифесте от 6 августа 1399 г., так же как и в воззвании, обращенном к армии, причины возникшего конфликта конкретизированы. От имени Чжу Ди манифест провозглашал: "Ныне молодой император [оказывает] доверие лукавым наветам, наносящим ущерб кровнородственным отношениям [в императорском доме]. Мой покойный отец и покойная мать, [ввиду] трудности основанного ими дела, наделили всех [своих] сыновей вассальными владениями. [Эти владения должны] передаваться извечно по наследству [и служить] защитой Поднебесной. Теперь же уничтожены и отобраны [владения] у пятерых ванов. [Очередь] дошла и до меня... Мой долг объявить смертельную вражду коварным злодеям..." [23, цз. 2, 19-20].
Как видим, Чжу Ди выступает здесь как защитник интересов всех удельных ванов. Под огонь критики брошена политика ликвидации уделов, проводившаяся правительством Чжу Юнь-вэня. При этом обвиняются не только "коварные злодеи", но и сам император, оказавший им покровительство. Прибегая к такой аргументации, группировка Чжу Ди, несомненно, рассчитывала на определенную поддержку со стороны недовольных политикой ликвидации уделов и опосредовано всей деятельностью правительства.
Вместе с тем в манифесте отчетливо прослеживается стремление Чжу Ди оправдать свои действия, изобразить противную сторону виновником возникшего конфликта. В этом плане весьма примечательно начало документа: "Я - сын императора Тай-цзу Гао-хуанди и [его] первой [по старшинству] супруги-императрицы Сяо-цзы и [поэтому] близкий родственник царствующего дома. Со времени получения [моего] поста, [я] лишь выполняю [свой] долг: соблюдая законы, охраняю полученный удел" [23, цз. 2, 19]. Самооправдание здесь более глубокое, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что до нас дошло шесть различных версий происхождения Чжу Ди, три из которых не признают его родным сыном Чжу Юань-чжана (У Хань, специально исследовавший данный вопрос, приходит к заключению, что подлинные документы о рождении пятерых старших сыновей Чжу Юань-чжана, а также о рождении Чжу Юнь-вэня были уничтожены по приказу Чжу Ди после прихода последнего к власти. Поэтому сказать что-либо определенное о происхождении Чжу Ди трудно. Но даже по сохранившимся данным можно определить, что его матерью была не та императрица, которая ею официально провозглашалась [146, 9-16]. Не углубляясь в данную проблему, отметим, что само по себе уничтожение документов и фальсификация версии о матери Чжу Ди в источниках - факт весьма важный, доказывающий, что, по его собственному мнению, не все в его происхождении было "чисто".). Отсюда постулирование в манифесте законности происхождения Чжу Ди отнюдь не случайно и имеет глубокий смысл.
В послании, направленном 6 августа из Пекина в столицу, аргументация группировки Чжу Ди представлена еще более полно, чем в воззвании и манифесте к войскам. Если первые два документа были рассчитаны на "внутреннее пользование", т. е. обращены к сторонникам и подчиненным Чжу Ди, то послание, адресованное противнику, налагало на составителей большую ответственность. Отсюда стремление более четко и мотивированно представить свою позицию, а также смещение некоторых смысловых оттенков по сравнению с двумя другими документами.
Во-первых, в послании всячески развивается и подчеркивается мысль о том, что Чжу Ди выступает от имени всех удельных ванов и что причина конфликта - политика ликвидации уделов. Текст послания гласил: "Различные сыновья [Тай-цзу], получившие уделы, укрепляли престол. На [них] можно было положиться, как на скалу. Денно и нощно [они] думали о подведомственных [им] районах и никогда не [сетовали] на несчастье быть [далеко] от Нанкина... Но лукавые сановники Ци Тай и Хуан Цзы-дэн, [принадлежащие] к категории [тех, кто] не в состоянии придерживаться [истинного] пути и добродетели, чтобы помогать совершенномудрому управлению [страной], а также затаившие в душе злобу, безудержно клевещущие в [своих] обманных речах и воспылавшие ненавистью, [подобно] шакалам и титрам, заменили [собой] авторитет и власть Вашего Величества и отсекают живые ветви императорской семьи. За короткий срок были лишены [титулов] пятеро братьев - Су, Бо [Ци-ван], Бо [Сян-ван], Гуй и Пянь... Особой жалости и сочувствия заслуживает Бо [Сян-ван], который заперся во дворце и сжег себя... Ныне... [к гонимым] присоединили и меня" [23, цз. 2, 16-171.
В отличие от манифеста к армии, послание от 6 августа содержит прямое оправдание опальных ванов. "Хотя все они имели проступки, но [мне] не приходилось слышать, чтобы они замышляли встать на путь измены", - утверждал Чжу Ди [23, цз. 2, 16]. Более того, в послании предлагалось императорскому двору соблюдать определенные нормы во взаимоотношениях с удельными ванами: "За серьезные [проступки ванов] можно уменьшать [число солдат их] охранных гарнизонов. За легкие - можно посылать указы с наставлениями. При старании [ванов исправиться] гуманность императорского двора [должна проявиться] в еще большей щедрости и любви [к ним]. После справедливых наставлений это второй [способ вести] их к полному совершенству. Не подобает из-за этих [проступков] сразу лишать ванов [их] титулов, отнимать у ванов землю и ссылать их в захолустные места со случайными попутчиками" [23, цз. 2, 16-17].
Во-вторых, самооправдание занимает в послании гораздо больше места, чем в других цитированных документах. На этот раз подробно излагается в нужном для Чжу Ди свете вся история обострения конфликта удела Янь с правительством. "Неправедными действиями" последнего мотивируются и события в Пекине. Вместе с тем Чжу Ди не упускал случая упомянуть о своих верноподданнических чувствах: "Ныне [я] служу Вашему Величеству, как служу Небу... Ведь путь [дао] для меня - это знать только лишь одного государя" [23, цз. 2, 18]. Надо полагать, что последнее являлось данью издревле практиковавшейся в Китае форме "вежливости" и не могло никого обмануть.
В-третьих, в отличие от приводимого выше манифеста, в послании не только ни в чем не обвиняется император, но содержится своеобразное оправдание для него. В нем дважды повторяется мысль, что политика ликвидации уделов - это результат деятельности "коварных сановников", а никак не намерений и повелений самого Чжу Юнь-вэня. Такие сентенции согласуются с цитированным выше утверждением, что Ци Тай и Хуан Цзы-дэн оттеснили от власти императора. Во всем этом можно усмотреть определенный дипломатический прием. Ценой отказа от проводимой политики императору предлагалась возможность предотвратить дальнейшее развитие вооруженного конфликта.
В заключительной части послания двору предъявлялось нечто вроде ультиматума. Чжу Ди выражал надежду, что Чжу Юнь-вэнь "прогонит злодеев, чтобы очистить императорский двор, дать вечное успокоение родине, сохранить полностью все вассальные владения родичей, дать счастье и покровительство людям, [ибо] в этом не только мое (Чжу Ди) счастье, но и счастье всей страны и всей Поднебесной". В самом конце документа повторялось изречение из "Заветов Тай-цзу" о праве удельных ванов подавлять внутреннюю крамолу и высказывалось предположение, что император одобрит действия Чжу Ди и санкционирует его "карательный поход" против "лукавых сановников" [23, цз. 2, 19].
Через четыре дня после издания трех описанных документов, 10 августа, Чжу Ди вновь обнародовал программный манифест. На этот раз обращение имело всеобъемлющий адрес - к генералам, чиновникам, армии и народу. В целом здесь повторялись те же доводы, что и прежде: оправдывались собственные действия, а правительство изображалось виновником конфликта. Но были и новые моменты, наиболее существенные из них следующие.
Чжу Ди представлял себя как единственную и последнюю опору всех остальных удельных ванов. Он грозил, что в случае его падения будет уничтожена вся система уделов. Манифест предостерегал: "Ныне, как только те, кто опасается вассальных владений императорской семьи, уберут меня, так [сочтут более] не нужным беспокоиться обо всех остальных [вассальных ванах], как о [некой] сломленной и гнилой [вещи]" [23, цз. 2; 21]. Это можно расценить как призыв к другим властителям уделов присоединиться к мятежу.
Весьма примечательна характеристика всей деятельности правительства Чжу Юнь-вэня, даваемая в манифесте. Он гласил: "Ведь то, что сделали наставники молодого императора, это все, как правило, поступки, идущие вразрез с путем (дао), против добродетели, [продиктованные стремлением] к безудержным удовольствиям. К явлениям природы [они относятся] без должного внимания, законоустановления Тай-цзу не соблюдают, при ропоте народа [не оказывают ему] поддержки. [Они] мчатся безостановочно, [закусив удила]. Как же при этом не взбунтоваться Поднебесной? Как же при этом не погибнуть правящему дому?" [23, цз. 2, 21]. Такая характеристика, хотя она, несомненно, тенденциозна и несколько утрированна, служит подтверждением, сделанным в первой главе выводам о причинах, породивших междоусобицу 1399 г. Она свидетельствует, что за острым противоречием вокруг вопроса об уделах незримым фоном стояло определенное недовольство в среде господствующих слоев всей деятельностью правительства Чжу Юнь-вэня. Манифест от 10 августа учитывал и разжигал это недовольство.
В манифесте также излагалась четкая программа дальнейших действий пекинской группировки. При этом возможность договориться с правительством мирным путем оценивалась весьма пессимистически. Текст документа звучал так: "Я (Чжу Ди) уже направил императору послание с подробным изложением просьбы о наказании коварных сановников. [Однако] ныне коварные сановники все утаивают от молодого императора. [Поэтому] боюсь, что не получу ответа. В таком случае единственное, что следует [предпринять], - это послать вас обезопасить государя от зла, [притаившегося у него] под боком, помочь стране искоренить гниль, защитить династию от гибели, с почтением нанести визит к подножью императорского престола, к могиле [Тай-цзу] и [алтарю] храма предков императора, а затем уйти обратно охранять [свои] старые вассальные владения" [23, цз. 2, 22].
Изложенная программа носит, конечно, пропагандистский характер. Но она примечательна тем, что Чжу Ди в начале войны не выдвигал иных целей, кроме смены ближайшего окружения императора, изменения политического курса и сохранения за собой прежнего удела. Насколько она отражала истинные намерения Чжу Ди и его окружения, сказать трудно. Но вполне возможно, что в условиях большого перевеса сил правительственной стороны в начале конфликта выдвигать слишком далеко идущие цели сочли нерациональным. Во всяком случае, провозглашение подобной программы действий отнюдь не было непродуманным шагом. Аналогичные цели ставились еще в одном программном документе начала войны - воззвании к войскам Янь от 22 августа 1399 г. Оно, в частности, гласило: "Сегодня я, как и все вы, спешно направляюсь [в поход]. [Мы идем] не для того, чтобы искать богатства, знатности и покровительства у императора, [а чтобы] защитить династию, избавить императорский двор [от коварных сановников], а затем уже защитить себя и свои семьи, только и всего" [23, цз. 2, 24].
В том же воззвании содержался призыв ко всему населению страны помочь покончить с политикой ликвидации уделов и всеми начинаниями нового правительства вообще. Оно гласило: "Живущие в Поднебесной, солдаты и народ Поднебесной Тай-цзу, дети Тай-цзу! Власть имущие злодеи посеяли смуту. Подделав распоряжение государя, [они] уничтожают вассальные владения родственников [императора], [создают] угрозу для династии. [Надо] поспешить попрать [их] оружием, отменить все, ими достигнутое" [23, цз. 2, 24]. Этот мотив вполне созвучен той негативной характеристике правительства Чжу Юнь-вэня, которая имеется в манифесте от 10 августа.
Воззвание от 22 августа примечательно также и тем, что в нем значительное место уделено призывам к армии воздерживаться от грабежей и насилий над мирным населением в ходе военных действий. Война ведется, говорилось здесь, против "коварных сановников", а не против народа. Причем мотивы подобных призывов были отнюдь не филантропические. "Утрата сочувствия народа ведет к утрате основы основ", - констатировалось в воззвании [23, цз. 2, 24]. Тот факт, что группировка Чжу Ди не упускала из виду заботу о "сочувствии народа", представляется весьма важным в свете развития дальнейших событий.
Итак, в приводимых выше документах четко вырисовывается позиция пекинской группировки. Ее идеологическая платформа была выработана в августе 1399 г. и отражала программу Чжу Ди и его ближайшего окружения в самом начале войны. Основное положение указанной платформы сводилось к следующему: Чжу Ди выступал от имени всех удельных ванов против политики ликвидации уделов; целью войны объявлялось устранение инициаторов этой политики - ближайших советников Чжу Юнь-вэня, а заодно осуждалась вся политика его правительства; виновником возникновения конфликта объявлялось центральное правительство; сам император обвинялся лишь косвенно и изображался как пассивная фигура, нуждающаяся в помощи, а вопрос о его замене не поднимался.
При всем этом пекинская группировка предприняла все же один шаг, который можно трактовать как прямое осуждение императора и отказ признавать его. Еще 6 августа 1399 г. в Пекине было приказано упразднить девиз царствования Чжу Юнь-вэня - Цзяньвэнь и все официальное делопроизводство вести под девизом умершего императора - Хуньу [32, цз. 16, 8]. Это можно расценивать и как выражение все того же отрицательного отношения ко всему, что было сделано правительством Чжу Юнь-вэня. Возможно, Чжу Ди рассчитывал таким путем добиться большей популярности как продолжатель курса прежнего императора. Но так или иначе, отмена девиза была выпадом против царствующего монарха.
Идеологическая позиция императорского двора в начале войны "Цзиннань" освещена в дошедших до нас источниках значительно хуже, чем пекинской группировки. Это объясняется тем, что Чжу Ди после победы фальсифицировал многие исторические материалы, освещающие подлинные обстоятельства его прихода к власти. В первую очередь пострадали документы и аргументация противной ему стороны. Но, несмотря на минимум информации, позиция двора в начале конфликта с Чжу Ди представляется довольно ясной: она определялась взятым курсом на ликвидацию существующих уделов.
Получив письмо Чжу Ди, в столице на совете у императора решили публично объявить о преступлениях Янь-вана и послать против него войска. Однако были и противники этого решения. Некоторые сановники "считали это затруднительным" [27, цз. 2, 74]. Ци Таю пришлось убеждать их, доказывая, что Янь-ван сам нарушил мир, стал открытым врагом императорского двора и поэтому с ним даже легче совладать, чем прежде [24, цз. 12, 554-555]. В результате Чжу Ди был официально вычеркнут из списков императорской семьи, а по всей стране разослана следующая декларация: "Императорский двор в высшей степени доверяет "лукавым сановникам". [Если] разрушение кровнородственных связей называется исполнением заветов императора Гаохуанди, [то] воля Неба - предпринять карательный поход и искоренить [виновных]. Под предлогом искоренения "лукавого сановника" Ци Тая [они] отказались от [признания] годов правления Цзяньвэнь и поставили [под своим письмом] лишь циклический год... [Янь-ван] выступил с войсками [в поход]..." [16, цз. 11, 803]. Это было равносильно открытому объявлению войны.
Развернутая позиция двора в отношении конфликта с Чжу Ди была дана в манифесте от 25 августа 1399 г. Мятеж Чжу Ди рассматривался здесь в тесной связи с взаимоотношениями правительства и ванов в целом. "Мои кровные родичи многократно вынашивали коварные замыслы превысить власть и поднять мятеж", - говорилось в манифесте от имени императора [16, цз. 11, 805]. Далее излагалась история столкновений с пятью опальными ванами. При этом Чжоу-вану и Ци-вану вменялся в вину сговор с Янь-ваном Чжу Ди в подготовке восстания. Обвинения в адрес последнего были довольно резки: "[Я] не вмешивался в его дела. Ныне же [он], однако, забыв [заветы] предков и наперекор Небу, начал войну и навлек [на страну] беду. В [своих] помыслах и намерениях он идет против императора, создает угрозу государству. [Поэтому он и] поднял этот мятеж. Кто не встревожится, услышав об этом? Еще раньше, при прежнем императоре, [Чжу] Ди затаил в душе зло. Долгое время он печатал фальшивые ассигнации, завязывал тайные отношения с влиятельными людьми при дворе, злодейски укрывал преступников. Прежний император разгневался [на него] и из-за этого заболел. Дошло до того, что [император] покинул [этот мир]... Ныне [Чжу Ди] не раскаивается. Он вновь совершил ужасное злодеяние. Хотя и хочется простить его, но этим [будет нанесен] ущерб государству. Небо и Земля не позволят простить" [16, цз. 11, 805].
Таким образом, императорский двор видел в выступлении Чжу Ди угрозу для себя и государства. Попытки Чжу Ди оправдать свои действия не принимались в столице. Более того, ему приписывали ответственность за смерть отца, для чего вряд ли были реальные основания.
В конце манифеста содержался красноречивый призыв: "Этой бумагой сообщаю вам - гражданским и военным сановникам, находящимся в Китае и за его пределами, что все должны, преисполнясь честностью и соблюдая долг, выполнять обязанность по усмирению Янь-вана и единодушно, всей страной, стремиться к установлению вечного спокойствия" [16, цз. 11, 805].
Таким образом, идеологическая позиция правительства в отношении Янь-вана была бескомпромиссной. Нужно также учитывать, что открытое выступление последнего против центральной власти давало императорскому двору (по крайней мере на первых порах) несомненный моральный выигрыш. Поэтому надо полагать, что в начале войны пекинская группировка была гораздо более озабочена обоснованием своих действий, нежели ее противник.