В изоляции

На борту "Авадзи мару" Чжэн Сяо^сюй целый день разглагольствовал о своем горячем желании управлять государством и всем миром. Утром 13 ноября наш пароход причалил к порту города Инкоу провинции Ляонин.

Я совсем не задумывался над тем, почему, следуя в Шэньян, нужно высаживаться в Инкоу. В моем воображении рисовались лишь картины того, как население Дунбэя будет встречать меня в Инкоу. Я представлял себе радостную толпу, людей с флажками,-точно так, как это было в японской школе в Тяньцзине,- которые станут провозглашать в мою честь здравицы. Но чем ближе пароход подходил к берегу, тем яснее становилось, что действительность не соответствует моим мечтам: не было ни толпы, ни тем более флажков. Сойдя на берег, я увидел среди немногочисленных встречающих только одних японцев.

От Каеисуми я узнал, что всех этих людей во главе с Амакасу Масахико прислал Итагаки.

Амакасу мало знали в Китае, хотя в Японии он был широко известен. В прошлом он служил капитаном японской жандармерии.

В 1923 году, во время землетрясения в Яцонии, японское военное ведомство, воспользовавшись паникой среди населения, совершило убийства многих прогрессивных деятелей. Когда после землетрясения этот кровавый инцидент был раскрыт, военное ведомство под давлением общественного мнения вынуждено было в качестве козла отпущения привлечь Амакасу к суду, и Военный трибунал приговорил его тогда к пожизненной каторге. Но вскоре он получил освобождение и был послан во Францию учиться. Во Франции Амакасу изучал живопись и музыку. Через несколько лет этот "художник" вернулся в Японию, и его сразу же направили на службу в разведку Квантунской армии. В одной книге, изданной в Японии после второй мировой войны, говорится, что взрыв на железной дороге Лютяогоу, послуживший сигналом к событиям 18 сентября, был делом Амакасу. В порту Инкоу я никак не мог представить, что этот вежливый близорукий человек в очках с тонкой оправой имеет такую необыкновенную биографию. Возможно, без его "художеств" я не смог бы прибыть в Северо-Восточный Китай.

Амакасу предложил мне, Чжэн Сяо-сюю и Чжэн Чую сесть в ожидавший нас экипаж, который и отвез нас на станцию. После часа езды в поезде мы пересели в другой экипаж без каких-либо объяснений. Незаметно, в полном неведении мы добрались наконец до курортного района горячих источников Танганцзы. Охваченный сомнениями, я вошел в отель "Дуйнуйгэ".

Этот отель принадлежал японской железнодорожной компании Южно-Маньчжурской железной дороги "Ман-тэцу" и представлял собой великолепно меблированные европейские здания в японском стиле, в котором могли останавливаться лишь японские офицеры, высшие служащие Южно-Маньчжурской железной дороги и китайские чиновники. Меня проводили на второй этаж, в самую лучшую комнату, где я встретил Ло Чжэнь-юя; он приветствовал меня и сразу же сказал, что в данное время обсуждает с Квантунской армией вопрос о реставрации и создании государства, и прибавил, что до завершения переговоров желательно, чтобы весть о моем прибытии не распространялась. Настоящего смысла его слов я не понял, но мне стало ясно одно: не удивительно, что не было торжественной встречи. Оказывается, люди просто не знали, что я приехал. Я верил, что с Квантунской армией будет легко договориться и скоро сообщат о том, что я, император династии Цин, вернулся на трон во дворце в Шэньяне. И тогда уж мне устроят торжественную встречу. Я был так доволен, что не обратил внимания на взволнованные лица Чжэн Сяо-сюя и его сына. С большим аппетитом съел я японский обед, который отличался своеобразным вкусом, полюбовался видом вечернего города и в отличном расположении духа лег спать.

Только утром следующего дня я понял, что и на этот раз радость моя была преждевременной.

После утреннего туалета я вызвал к себе Ци Цзи-чжуна и сказал, что хотел бы немного пройтись и осмотреть окрестности.

- Это невозможно, не выпускают! - сказал Ци Цзи-чжун, нахмурив брови.

- Почему? - удивился я.- Кто сказал? Пойди вниз, узнай!

- Даже вниз нельзя!

Только теперь я понял, что отель изолирован. В него не только никого не пускали, но и тем, кто в нем жил, не разрешалось подниматься на второй этаж (где находился только я и мое окружение). Особенно было непонятно, почему даже нам не разрешалось спускаться вниз. Я послал за Ло Чжэнь-юем, но никто не знал, где он. Чжэн Сяо-сюй и Чжэн Чуй были разгневаны и просили меня потребовать от японцев объяснения. Главными среди японцев здесь были Каеисуми и Амакасу. Когда Ци Цзи-чжун привел Каеисуми, тот, мило улыбаясь, сказал по-китайски с акцентом:

- Это для безопасности императора Сюаньтуна.

- До каких пор мы будем здесь находиться? - спросил Чжэн Сяо-сюй.

- Это следует спросить у полковника Итагаки.

- А где же Си Ся? Ло Чжэнь-юй говорил, что нас встретит Си Ся и будет сопровождать до Фэнтяня.

- Это тоже нужно спросить у полковника Итагаки.

- А где Ло Чжэнь-юй? - спросил Чжэн Чуй.

- Он поехал в Шэньян к полковнику Итагаки, чтобы обсудить ©опрос о новом государстве. Когда будет достигнута договоренность, они сразу же пригласят императора Сюаньтуна.

Это было весьма странно. Ведь в Тяньцзине Доихара и Си Ся уверяли меня, что все уже решено /и лишь ждут моего приезда, а сейчас Каеисуми говорит, что вопрос только еще обсуждается. Как объяснить все это? Я задал ему этот вопрос, и Каеисуми ответил очень сбивчиво:

- Разве можно легко решить важное дело? Пусть император Сюаньтун не волнуется. Придет время, и, конечно, ваше величество пригласят.

- Но куда? - спросил Чжэн Чуй.- В Фэнтянь?

- Это нужно спросить у полковника Итагаки.

Пригласив в другую комнату Тун Цзи-сюня, я стал расспрашивать его, что означали слова "все готово" в телеграмме, присланной им из Шэньяна. Тун Цзи-сюнь сказал, что так ему велел написать Юань Цзин-кай и сам он ровно ничего не знает. Тогда я спросил, что думает по этому поводу Шан Янь-ин. Он также не смог мне ответить ничего вразумительного и лишь сетовал на то, что у него под рукой нет гадательных табличек, иначе бы он смог получить ответ от духов.

В то время я еще не знал, что японцы весьма обеспокоены сложившимся положением. На международной арене Япония оказалась в изоляции, а внутри страны еще не существовало единого мнения, какую форму правления избрать для новой колонии. В связи с этим Кван-тунская армия, конечно, не могла разрешить мне сразу выйти на сцену. Я только почувствовал, что японцы относятся ко мне уже не с таким уважением, как в Тяньцзине. Да и Каеисуми уже был не тот, что раньше. Так в ожидании неприятностей я провел целую неделю. Вдруг мне позвонил Итагаки и пригласил в Люйшунь.

Почему не в Шэньян? Каеисуми снова с улыбкой объяснил, что нужно для этого лично поговорить с Итагаки. А почему в Люйшунь? По словам Каеисуми, в районе Танганцзы много "бандитов" и очень неспокойно, уж лучше жить в Люйшуне. Это большой город, где имеются все удобства. Я согласился с ним, в тот же вечер сел в поезд и на следующий день утром уже был в Люйшуне, где остановился в гостинице "Ямато". Все повторилось сначала. Нас снова поместили на второй этаж и не разрешили спускаться. Каеисуми и Амакасу твердили мне одно и то же: вопрос о новом государстве еще не решен, не нужно торопиться, придет время и меня пригласят в Шэньян. Прошло несколько дней, и Чжэн Сяо-сюй и его сын Чжэн Чуй получили такую же свободу, как Ло Чжэнь-юй. Теперь они могли даже поехать в Далянь. Грусть исчезла с лица Чжэн Сяо-сюя, и он начал рассуждать так же, как и Ло Чжэнь-юй, повторяя, что я император и действовать мне самому неудобно. Всеми делами должны заниматься они, и, когда все будет готово, естественно, я благополучно займу свое место и, встав лицом к югу, стану принимать поздравления. А сейчас, пока дело еще не выяснилось, лучше ничего не разглашать и никого не принимать. Хозяин здесь - Квантун-ская армия, и я, пока не взошел на престол, пребываю здесь в качестве гостя, а гости должны подчиняться хозяину. Я очень разволновался, услышав его слова, однако мне не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать.

Фактически для этих людей, которые упрямо называли меня императором, день и ночь ломали из-за меня голову, я был не больше, чем карточный король. Роль такого "короля" сводится к тому, что он может "побить" карты других партнеров и выиграть то, что поставлено на кон. Японцы хотели пойти "королем", чтобы урегулировать спорные вопросы с Западом и успокоить общественное мнение в самой Японии и за ее пределами; естественно было, что до поры до времени они держали свой козырь в строгом секрете.

А Чжэн Сяо-сюй и Чжэн Чуй и их сторонники, стремясь отделаться от других претендентов и самим получить награду от японцев, намеревались единолично завладеть этим "королем"; они думали лишь о том, как удержать меня в своих руках. В этом и была причина моей изоляции, именно поэтому я был отрезан от внешнего мира. B Танганцзы Ло Чжень-юй хотел воспользоваться мерами ограничения, которые мне поставили японцы, чтобы помешать общаться с другими людьми, преградить возможные контакты с Чжэн Сяо-сюем и представителями Квантунской армии. Но когда, приехав в Люйшунь, Чжэн Сяо-сюй завязал отношения с японцами и стал играть такую же роль, как и он, Ло Чжэнь-юю оставалось только с запоздалым благоразумием предпринимать меры, чтобы не допустить третьего.

Поэтому, ограждая меня от других, Ло Чжэнь-юй и Чжэн Сяо-сюй действовали заодно, но вели ожесточенную борьбу между собой, когда речь шла о заигрывании с японцами.

Закулисную сторону всего этого я в то время, конечно, не понимал, но чувствовал, что Ло Чжэнь-юй и Чжэн Сяо-сюй вместе с японцами хотят изолировать меня от других людей. Они не обращали большого внимания на Тун Цзи-сюня и Шан Янь-ина, который только интересовался гаданиями и молился богу, а предпринимали строгие меры предосторожности по отношению к тем, кто приезжал ко мне из Тяньцзиня. Они не церемонились даже с Вань Жун.

Покидая Тихий сад, я оставил распоряжение, в котором велел Ху Сы-юаню следовать за мной на Северо-Восток, а Чэнь Цзэн-шоу - сопровождать ко мне Вань Жун. Узнав, что я в Люйшуне, все трое немедленно приехали в Далянь. Ло Чжэнь-юй направил человека, который нашел для них жилье, чтобы передать приказ Кван-тунской армии, запрещающий им приезжать в Люйшунь. Вань Жун усомнилась в существовании такого приказа и, решив, что со мной что-то стряслось, закатила истерику. Она заявила, что непременно поедет в Люйшунь, и только после этого ей дали разрешение приехать туда, чтобы повидать меня. Приблизительно через месяц Кван-тунская армия переселила меня в дом Сян Чжана, сына Шан Ци. Только тогда Ванъ Жун и двум моим сестрам разрешили поселиться вместе со мной.

Я хотел вызвать к себе Ху Сы-юаня и Чэнь Цзэн-шоу, но Чжэн Сяо-сюй сказал мне, что по решению Квантунской армии никто, кроме него, его сына, Ло Чжэнь-юя и Вань Шэнь-ши, не может встречаться со мной. Я попросил его пойти к Каеисуми и Амакасу и попросить их разрешения, но в результате лишь Ху Сы-юаню разрешили повидаться со мной один раз, да и то при условии, что он в тот же день вернется в Далянь. Ху Сы-юань, увидев, в каком я положении, заплакал. Он сказал, что много лет был рядом со мной, а теперь ему не разрешают даже повидать меня. Его слова оставили в моей душе горький осадок. Я почувствовал, что страх одиночества и беззащитности угнетает меня. Двумя-тремя словами я постарался успокоить Ху Сы-юаня, сказав ему, что, как только буду иметь права, сразу же прикажу ему и Чэнь Цзэн-шоу вернуться ко мне. Услышав это, Ху Сы-юань перестал плакать. Он воспользовался тем, что никого не было в комнате, и подробно рассказал мне, как Чжэн Сяо-сюй и Ло Чжэнь-юй чинили ему всяческие препятствия. Он называл их бессовестными обманщиками, которые запугивают и обижают подчиненных, а себя изображают преданными.

Ху Сы-юань и Чэнь Цзэн-шоу продолжали жить в Даляне. При каждом удобном случае они передавали мне свои доклады, в которых на все лады бранили Чжэн Сяо-сюя и Ло Чжэнь-юя.

Спустя два месяца после моего приезда в Люйшунь туда приехал и Чэнь Бао-шэнь. Чжэн Сяо-сюй к этому времени стал уже важным человеком в Квантунской армии, и чувствовалось, что Ло Чжэнь-юй скоро отойдет на второй план.

И вот, когда уже приближался час полной победы, когда его связи с Квантунской армией почти достигли желаемого апогея, в Даляне появляется наставник императора, авторитет которого намного превышает его собственный. Разумеется, это сразу его насторожило. Боясь, что его земляк может вызвать большой интерес у японцев, он срочно придумывает меры, как отделаться от Чэнь Бао-шэня. Поэтому последний пробыл в Люйшуне только двое суток и встретился со мною два раза. Чжэн Сяо-сюй под предлогом, что японцы собираются проводить в гостинице совещание, отправил Чэнь Бао-шэня обратно.

В то же время тяньцзиньские и пекинские сторонники монархии, которые хотели стать чиновниками, приехали ко мне, но их всех задержали Чжэн Сяо-сюй и Амакасу. Даже великий князь Гун - Пу Вэй - не мог встретиться со мной. Не найдя в день моего рождения причин для отказа, они вынуждены были разрешить некоторым людям встретиться со мной и поздравить меня с днем рождения. Среди них были Бао Си, Шан Янь-ин, Шэнъ Цзи-сянь, Цзинь Чжо, Ван Цзи-ле, Чэнь Цзэн-шоу, Юй Шань и другие. Впоследствии, после создания Маньчжоу-Го, все они стали большой и малой новой знатью.

В то время грызня и склоки были характерны не только для старых китайских сановников, подобную картину можно было наблюдать и в японской разведке.

Самой серьезной была борьба между Чжэн Сяо-сюем и Ло Чжэнь-юем, это был самый последний смертельный бой соперников, когда они пустили в ход все свои силы. Ло Чжэнь-юй использовал свои связи с Итагаки и Каеи-суми и, когда Чжэн Сяо-сюй приехал на Северо-Восток, изолировал его. Это был его первый прием. Он хвастал своими заслугами в том, что первым предложил встречать императора на Северо-Востоке. Он был уверен, что если приберет меня к рукам и использует мое присутствие при переговорах с японцами, то обязательно добьется своей цели я получит главную должность. Но он с самого начала переговоров слишком настаивал на реставрации пинской династии. Японию это не очень интересовало. Он, так же как я, не понял, что планы реставрации не совпадают с японским планом, по которому народ Маньчжурии требует независимости и автономии. В это время Япония на международной арене находилась в полной изоляции. Она еще не могла устроить спектакль с марионетками, поэтому Квантунская армия не торопилась с решением. Ло Чжэнь-юй считал, что он уже изолировал Чжэн Сяо-сюя (что же касается остальных, то они тем более не имели возможности приблизиться ко мне и никто из них не мог выступить в качестве моего делегата на переговорах с японцами), что он имеет полную возможность воспользоваться своим положением и стать единственным распотэядителем ш не спеша вести переговоры с японцами. Когда вопрос о том, восстанавливать ли великую династию Цин или создать новое государство, еще висел в воздухе, мы с Чжэн Сяо-сюем прибыли в Люйшунь. Этого Ло Чжэнь-юй не ожидал, так как это нарушило его план изоляции Чжэн Сяо-сюя. Квантунская армия пригласила на совещание Чжэн Сяо-сюя; Ло Чжэнь-юй ничего не знал о связях Чжэн Сяо-сюя с военным ведомством в Токио, а также не предполагал, что перед отъезлом из Тяньцзиня Чжэн Сяо-сюй уже познакомился с Каеисуми.

Точно так же как и в тот год, когда я покинул двор, Чжэн Сяо-сюй, который тогда быстро наладил с полковником Такэмато такие же теспьте связи, какие были у Ло Чжэнь-юя,- Чжэн Сяо-сюй на этот раз быстро превратился в хорошего друга, привезенного Ло Чжэнь-юем Каеису-ми. Каеисуми стал посредником между Чжэн Сяо-сюем и Квантунской армией.

Чжэн Сяо-сюй и его сын Чжэн Чуй после приезда в Инкоу и Далянь несколько раз доверительно беседовали по душам с Амакасу. Представители Квантунской армии поняли, что Чжэн Сяо-сюй и Чжэн Чуй намного энергичнее Ло Чжэнь-юя, которого мог удовлетворить лишь "халат высшего императорского сановника и ритуал земных поклонов перед императором".

Офицеры Квантунской армии были рады вести переговоры через Чжэн Сяо-сюя. После того как последний в первый раз встретился с Итагаки в Люйшуне, он услышал, что Итагаки намечает сделать меня президентом Маньч-журско-Монгольской республики. Сначала он был удивлен таким оборотом дела, а затем, поняв, что японские военные круги решили не давать мне императорскую корону, сразу же изменил свое мнение. Он направил своего сына Чжэн Чуя связаться с Камаи, который был выбран из японских военных главным управляющим этой новой колонии. Чжэн Сяо-сюй просил передать Камаи свое мнение о том, что, если Япония считает название "императорское государство" неподходящим к новому государству и если его назначат главой будущего кабинета министров, он все уладит, уговорит императора дать согласие на звание главы и т. д. Упомяну вскользь, что захватить кресло премьера стремился не только Ло Чжэнь-юй, но и многие другие, в том числе Чжан Цзин-хуэй, Цзан Ши-и, Си Ся. Последний несколько раз посылал ко мне человека с деньгами; все го он передал мне более 100 тысяч юаней, прося при этом назначить его в будущем премьер-министром. Чжэн Сяо-сюй, конечно, очень волновался, поэтому он первый поспешил направить Чжэн Чуя к Камаи, чтобы сообщить тому свою "цену". Камаи передал это предложение Хондзё и Итагаки. Затем Чжэн Сяо-сюй стал гостем генералитета Квантунской армии в Шэньяне. Так Чжэн Сяо-сюй заменил Ло Чжэнь-юя в переговорах с японцами.

Находясь в изоляции, я, разумеется, не имел возможности понять действительное положение вещей и видел совсем другое...