Жертвы событий 1900 года

Восстание ихэтуанеи и последовавшая за ним интервенция держав имели множество печальных последствий. Главная вина за это лежит на империалистах и маньчжурских реакционерах, однако было бы неверно забывать и об ограниченности ихэтуаней. Питая ненависть к иностранцам, они довольно легко пошли на сближение с собственным правительством, сменив лозунг "уничтожим продажных чиновников" на лозунг "поддержим Цинов" [42, 77]. За это они были жестоко наказаны историей и самими Цинами. Сначала маньчжурский двор во главе с Цыси пытался бороться против ихэтуаней, но потом понял, что их можно использовать для искоренения либеральных западнических тенденций.

Характерно, что сторонниками ихэтуаней в правительстве были преимущественно маньчжуры (Цыси, князь Дуань, Ган Ни, Юй Сянь и другие), которые сами являлись для Китая иноземцами и поэтому особенно возмущались проникновением других иноземцев [14, 227]. Кроме того, иностранцы мешали реакционерам полностью устранить Гуансюя и посадить на трон малолетнего сына князя Дуаня. В конце концов 10 июня 1900 года Дуань был назначен главой Палаты внешних сношений, а через десять дней маньчжурский двор, опираясь на ихэтуаней, начал осаду иностранных посольств [18, 521 - 522, 537 - 538; 4, 132].

Впоследствии, потерпев поражение, Цыси обвинила в этом Дуаня и Жун Лу, которые будто бы приказали ихэтуаням напасть на посольства без ее ведома [51, т. 10, 7а; 27, 361]. На самом же деле, когда Гуансюй сомневался в необходимости объявлять войну державам и сделал рукой предостерегающий жест, вдовствующая императрица обратилась к нему с упреком: "Опустите руку, император, не мешайте!"[3, 164]. Известно также, что Цыси увлеклась националистическими суевериями ихэтуаней и по семьдесят раз в день читала вслух их заклинания, после чего Ли Лянь-ин "говорил, что этим уничтожен еще один заморский дьявол" [18, 526].

Война с державами была, конечно, убийственной для Китая, но самой Цыси удалось выпутаться из созданного ею положения. Бежав в г. Сиань, она (как обычно, от имени императора) 8 сентября 1900 года издала эдикт о "наказании бандитов", нагло свалив всю вину на ихэтуаней и начав истреблять их с помощью империалистической объединенной армии. Как отмечено в воспоминаниях Пу И, "Цыси сначала использовала [ихэтуаней] для убийства иностранцев, а затем иностранцев - для уничтожения ихэтуаней" [13, 32]. Эта измена по отношению к ихэтуаням была подтверждена так называемым Заключительным протоколом (1901), когда генерал-губернатор Ли Хун-чжан от имени Цыси договорился с представителями иностранных держав о казни вождей ихэтуаней, в том числе сановников Ган Ни, Юй Сяня и Чжао Шу-цяо, которые прежде действовали по прямым указаниям вдовствующей императрицы.

Вот как изображается в исторической литературе гибель одного из клевретов, которого предала Цыси: "Чжао Шу-цяо отличался крепким здоровьем, поэтому не умер даже после того, как проглотил сначала золото, а затем иностранное лекарство... Тогда один старый служитель министерства наказаний предложил другой способ: намочить в ханьшине^* бумагу из коры тутового дерева и заткнуть ему рот и ноздри. Так Чжао Шу-цяо умер" [3, 173].

^* (Ханьшин - рисовая водка.)

Во время подготовки Заключительного протокола, принесшего Китаю новый позор и колоссальные финансовые убытки, Цыси была озабочена лишь одним не пострадать самой. Неудивительно, что "так называемые переговоры о мире вылились в переговоры о наказании "виновницы бедствий" Цыси. Как только державами выдвигались другие требования, цинское правительство принимало их целиком, без всяких возражений" [18, 571]. И вскоре императрица получила от насытившихся держав документ о своем помиловании.

Дальнейшие события с законной иронией, хотя и кратко, освещаются в записках Юй Жун-лин:

"В 1901 году князь Цин и сановник Ли Хун-чжан заключили с объединенной армией договор и царствующие особы вернулись на свой драгоценный трон. Прежде обласканный князь Дуань был отправлен на вечное поселение, а его сына, недавно объявленного императорским наследником, разжаловали в простолюдины.

Свое возвращение Цыси ознаменовала указами о реформах: упразднением восьмичленных сочинений^* и преобразованием Палаты внешних сношений в министерство иностранных дел. Мало того, она даровала некоторую свободу Гуансюю - например поставила ему трон по правую руку от своего, чтобы император тоже мог присутствовать при решении государственных вопросов. Но Гуансюй знал цену таким реверансам и совершенно не раскрывал рта" [62, 12].

^* (Схоластические сочинения, которые писались на государственных экзаменах и обязательно должны были состоять из восьми разделов. Названными реформами Цыси старалась задобрить иностранцев и китайских либералов.)

Кроме Гуансюя против восстания ихэтуаней с самого начала выступали и некоторые другие правители Китая: генералы Не Ши-чэн и Юань Ши-кай, генерал-губернаторы Лю Кунь-и, Чжан Чжи-дун, Ли Хун-чжан, сановники Сюй Цзин-чэн и Юань Чан. Но для политики Цыси и ее окружения очень характерно, что часть этих сановников (Сюй Цзин-чэн, Юань Чан и другие) тоже была казнена правительством - еще тогда, когда оно выступало в поддержку ихэтуаней.

Перед бегством из Пекина Цыси вновь удлинила список своих жертв, о чем рассказывает Сюй Сяо-тянь: она велела нескольким евнухам надежно спрятать ее драгоценности, а затем приказала утопить этих евнухов, чтобы они не могли обворовать ее или проболтаться. Когда вдовствующая императрица покидала Сиань, какой-то человек бросился к ее паланкину; стража решила, что он покушается на жизнь Цыси, и отрубила ему голову. А это оказался просто юродивый [45, т. 6, 57 - 58, 101].

Но подробнее всех других китайских писателей изображает поведение Цыси в то время известный прозаик начала XX века Ли Бао-цзя в своем обличительном романе "События 1900 года". Особенно ценно, что этот роман был написан по свежим следам событий, еще при жизни вдовствующей императрицы. Примечательно также, что с наибольшей неприязнью Ли Бао-цзя отнесся не к ихэтуаням, не к их противникам (иностранцам и отдельным китайским сановникам), а к маньчжурской верхушке, которая подло использовала ихэтуаней для своих целей. Вот что говорят о нем весьма объективные в данном случае авторы "Истории китайской литературы": "Писатель исключительно глубоко проник в междоусобную борьбу правителей, нарисовав князя Дуаня, Ган Ни, Чжао Шу-цяо, Юй Сяня, Юань Ши-дуня и других чиновников, губящих государство. Кроме того, он с помощью сравнительно осторожных, завуалированных приемов разоблачил императрицу Цыси, которая поддержала ихэтуаней, а затем уничтожила их" [58, т. 2, 392 - 393].

Всесильную государыню прозаик, конечно, не мог обличать так резко, как названных выше сановников, - во-первых, потому, что он не был революционером, а во-вторых, потому, что писал в подцензурной газете. И вес же нельзя согласиться с утверждением авторов "Очерка истории китайской прозы", будто Ли Бао-цзя "прославляет Цыси" [59, 507].

"Мятежный князь открыто убил высоких сановников, но священные монархи не знали об этом" - так заканчивает писатель главу 12, в которой описана казнь Сюй Цзин-чэна и Юань Чана. Достаточно сопоставить выделенные слова, чтобы усомниться в искренности автора. Или возьмем эпизод из главы 11, где Цыси в самый разгар осады посольств (2 июля 1900 года) отправляет в подарок иностранным дипломатам несколько корзин с арбузами, заверяя, будто старается подавить мятеж. Интересно, что эта нелепая история произошла в действительности: "Штурм посольств то продолжался, то прекращался; то вдруг тайно приказывалось "повсюду на месте казнить иностранцев без различия пола и возраста"... то в течение нескольких дней в посольство посылались подарки в виде арбузов, вина, овощей, фруктов, льда, риса, муки и т. п." [18, 528].

Получив эти дары, и реальные иностранцы, и герои Ли Бао-цзя были крайне поражены, так как в числе их врагов находились правительственные войска. Но тут у писателя (именно у него, а не в жизни) обнаруживаются "два понимающих человека", которые объясняют, что сама императрица, наверное, ничего не знает р бедствиях иностранцев. Разве не похожа эта краткая отговорка, завершающая подробное описание недалекого монаршего лицемерия, на обход цензуры?

В главе 21 Ли Бао-цзя обличает Цыси еще глубже, передавая свои упреки "через слова иностранных офицеров и евнухов о Гуансюе" [56, вып. 2, 244]. Группа иностранцев приходит на островок Интай, куда до бегства монархов из Пекина был заточен Гуансюй, и завязывает разговор с двумя оставшимися здесь евнухами. Все они сожалеют, что Гуансюю не удалось провести реформы, и считают это основной причиной восстания ихэтуаней и последовавшей за ним иностранной агрессии. Иначе говоря, как правильно подчеркнул известный китайский литературовед А Ин, главную вину за трагедию 1900 года Ли Бао-цзя возлагает на Цыси, устроившую в 1898 году реакционный переворот [41, 21; 42, 30]. Это поразительно смелый отрывок, перекликаю-щийся с авторским предисловием к роману, где Ли Бао-цзя сравнивает содержание "Событий 1900 года" и эпизод разграбления Янчжоу из знаменитой пьесы Кун Шан-жэня "Веер с цветами персика" [40, 193]. Необходимо пояснить, что резню в г. Янчжоу устроили в конце XVII века маньчжуры. Об этом существует специальная публицистическая книга Ван Сю-чу "Десять дней в Янчжоу", которая, как и пьеса Кун Шан-жэня, неоднократно запрещалась под страхом смертной казни. После неудавшейся авантюры с ихэтуанями Цыси, чувствуя шаткость своего положения, стала сама издавать указы о реформах. Ее критик мог подвергнуться нападкам и со стороны правительства, и со стороны многих либералов, поверивших Цыси [18, 572 - 573]. Но Ли Бао-цзя, по-видимому, был готов выдержать такой двойной натиск - иначе он не обратился бы к проблемам (реформы 1898 года, события 1900 года), которые якобы уже отошли в прошлое. "Я написал этот роман только для того, чтобы читатели в нынешнее мирное время не забыли о прошлогодних бедствиях, набрались терпения и усердно делали каждый свое дело", - отмечал Ли Бао-цзя в главе 15, как бы требуя настоящих, а не лживых перемен.

Реформы 1898 года были, конечно, больше похожи на "настоящие", но тоже не вполне устраивали Ли Бао-цзя. Об этом свидетельствует его роман "Краткая история цивилизации" и главы 17-21 в книге "События 1900 года", где вместе с наглой Цыси достается и слабому, нерешительному Гуансюю. Вряд ли прав А Ин, говоря, что Ли Бао-цзя "глубоко скорбит" о Гуансюе, что "бегству двора на запад... отводится слишком большое место" [41, 30, 32]. Даже если рассматривать подобный интерес к монаршим особам как одно из проявлений верноподданничества (возможно, внешнего), нельзя не видеть, что в указанных главах содержится острейший сатирический материал.

20 июля 1900 года, скрываясь из столицы, "Старая будда сказала: "Сейчас, когда перед нами сильный враг, достаточно заложить легкую коляску, большого числа сопровождающих не нужно"" (глава 17). Эти строки выглядят как настоящее издевательство над трусостью и ханжеством Цыси, особенно если сопоставить их со словами из главы 20, где выясняется, что "крохотному уездному городу Хуайлай трудно кормить десять с лишним тысяч человек" - к такой цифре свелось "небольшое число сопровождающих"!

Впрочем, лучше последовать прямо за монархами, которые "незаметно промчались больше семидесяти ли". Жители деревни, в которой изволил остановиться императорский кортеж, потрясены и даже забыли о необходимых поклонах. Цыси милостиво прощает их. "Священная добродетель высока, с древности не было подобной!"- восклицает автор, и нам снова, в свете предыдущих страниц, трудно расценить это иначе как иронию. Особенно подозрительно выглядят места, где Ли Бао-цзя с умилением описывает "непритязательность" монархов, "принимающих" у крестьян сотню яиц и все деньги (глава 18), или показывает, как начальник уезда Хуайлай преподносит "обносившейся" Цыси приданое своей юной дочери (глава 20). Дело в том, что писатель всегда ненавидел тех, кто обирал людей. Вряд ли могли нравиться ему и размышления старой националистки о том, китайская одежда ей дарится или маньчжурская. Но евнухи убеждают Цыси, что сейчас это все равно, и императрица повышает начальника уезда в должности - таким пронырам Ли Бао-цзя тоже никогда не сочувствовал.

Завершается бегство монархов их трогательной встречей с членом Государственного совета Ваном, которого они недавно бросили в столице. Думаю, что этот новый контраст окончательно устраняет сомнения в сатирической, хотя порою и завуалированной, направленности "Событий 1900 года".