Цыси в исторической и художественной литературе

С именем Цыси (1835 - 1908) сталкивается каждый, кого интересует Китай последних столетий, однако знаем мы о ней до сих пор очень, мало, сведения наши, как правило, отрывочны и не дают достаточного представления об этой, прямо скажем, одиозной фигуре. Но знаем мы мало не потому, что о Цыси мало написано (напротив: вряд ли можно пожаловаться на слабое внимание к ее персоне), а потому, что, увлеченные экономической историей, борьбой масс и другими широкими проблемами, мы подчас забываем о роли отдельных личностей, которые на поверку оказываются очень влиятельными и типичными. Стоит ли удивляться, что из многочисленных сочинений о Цыси наши ученые используют лишь незначительную часть, а до широкого читателя эти интересные материалы и вовсе не доходят?

Первоисточниками в таких случаях обычно считаются династийные хроники, но биография Цыси в "Очерках истории Цин" - маньчжурской династии, правившей Китаем с 1644 по 1911 год, - содержит лишь самые краткие, сухие и официальные сведения. Несколько больше можно найти в исторических сочинениях Сяо И-шаня, Фань Вэнь-ланя, Юань Дин-чжуна, Пу И [47; 18; 60; 13].

Пу И - это последний маньчжурский император; его книга в основном мемуарна, однако та часть, которая относится к Цыси, является скорее исследованием (к тому же явно подправленным другими), поскольку автор был маленьким ребенком, когда сам видел свою двоюродную бабушку. Любопытно, что трогательные воспоминания маньчжурского императора вышли не где-нибудь, а в КНР, но в ходе многочисленных идеологических кампаний в Китае была уничтожена даже такая историческая наука, поэтому самые новые работы о Цыси на китайском языке можно найти за пределами страны. Так, очень много интересных данных содержится в "Подробном обозрении неофициальных историй династии Цин", вышедшем в 1959 году на Тайване под псевдонимом Сяохэнсянши чжужэнь (Хозяин ароматной комнаты) [48]. Там же к 1961 году выдержали четыре издания "Правдивые записи о позднецинском дворе" У Сян-сяна [49], который еще в 1943 году написал документированные "Заметки о государственном перевороте 1861 года", то есть о смерти императора Сяньфэна и расправе Цыси со своими первыми противниками.

Но наибольшую ценность среди китайских исторических сочинений о Цыси представляют, пожалуй, работы, появившиеся по свежим следам событий: "Записки о государственном перевороте 1898 года" известного реформатора Лян Ци-чао, созданные в том же году [43, т. И; "Китайский кризис изнутри" (1901) Вэнь Цзина [38]; "Тайная история Китая нового времени" (1904), подписанная псевдонимом Мэньши таньху кэ^* [44], и др. Последняя из этих книг связана с Лян Ци-чао, который предварил ее сочувственным предисловием. Интересна книга Вэнь Цзина: она была написана на английском языке, подготовлена в Сингапуре и издана в Лондоне. Осведомленность в делах Цыси у автора очень велика, но в то же время он так часто и квалифицированно ссылается на примеры из западной истории, что иногда задумываешься: а не иностранец ли это, подписавшийся китайским именем?

^* (Этот псевдоним, означающий "Смельчак", дословно переводится: "Ловящий вшей при разговоре с тигром". Выражение восходит к раннесредневековой "Истории Цзинь", где герой Ван Мэн, выражая свое презрение к захватчику, разговаривал с ним и одновременно бил вшей.)

Разумеется, возможен и другой вариант: что перед нами китаец, получивший европейское образование или сочинявший свою книгу с помощью иностранцев. Во всяком случае, Вэнь Цзин первый из известных нам авторов сравнил Цыси со знаменитыми европейскими интриганками: Мессалиной, Фульвией, Юлией Агриппиной, Екатериной Медичи [38, 138, 141]. Впоследствии эту линию продолжил, например, англичанин Р. Холл, напомнивший о королеве Виктории, которая, как и Цыси, обожала драгоценности, преследовала каждое вольное слово, притворялась крайне озабоченной судьбами народа - когда случайно оказывалась в провинции [30, 1 - 11]. Но его аналогия выглядит более частной, чем сравнение Вэнь Цзина.

В 1904 году на китайском языке вышла "Тайная история Цин", подписанная псевдонимом Ю-гуй. Автор этой книжки весьма радикален по своим взглядам - неудивительно, что другие его сочинения по истории маньчжурской династии появились в революционном журнале "Миньбао" [1908, № 19; № 22; № 23].

Работы Лян Ци-чао, Вэнь Цзина, Мэньши таньху кэ, Ю-гуя - это, по существу, антиманьчжурские памфлеты, ценные не только своей фактической стороной, но и прогрессивной, чаще всего справедливой тенденциозностью. Авторы европейских работ о Цыси восприняли некоторые достоинства таких памфлетов [22, 2, 90], хотя надо сказать, что в западной литературе критическое отношение к вдовствующей императрице зародилось раньше, чем в китайской [см., например, 6, 20 - 21].

Наибольший интерес у европейских авторов Цыси вызывала накануне революции 1911 - 1913 годов. Вышли книги англичан Дж. Блэнда, Э. Бэкхауза и П. Сэрджента, китайского эмигранта во Франции Г. Ле Су [21; 22; 36; 34] и др. Впоследствии внимание к Цыси на Западе проявляется несколько реже. Например, в 1936 году вышла книга итальянца Д. Варе [37], который долго служил в китайском посольстве в Риме, а затем был назначен итальянским консулом в Китай. Краткий очерк о Цыси в законном соседстве с Цинь Ши-хуаном и Чан Кай-ши появился в 1948 году в книге англичанина Б. Мартина [35], однако эти личности рассматриваются чуть ли не наравне с Лао-цзы, Конфуцием, Ду Фу, Юэ Фэем, Пу Сун-лином и Сунь Ят-сеном. Более серьезным представляется опубликованное в 1949 году исследование американца У. Хасси [32], но особой положительной эволюции в освещении Цыси на Западе не наблюдается. Скажем, труд Блэнда и Бэкхауза немногим хуже работы Хасси, а в 1965 году в Лондоне вышла книга Ш.Холдейн [29], которая представляет собой шаг назад от обоих этих сочинений и совершенно не учитывает китайских источников.

Очень важный материал о Цыси, недостаточно учитываемый, дает мемуарная литература, прежде всего воспоминания "принцессы Дер Лин" (фрейлины Юй Дэ-лин) [27] и ее младшей сестры Юй Жун-лин [62]. Первое из этих сочинений, переведенное на английский и немецкий языки, было довольно популярно в начале века, но сейчас, к сожалению, почти забыто, а второе появилось на китайском языке лишь в 1957 году и пока не переводилось даже в отрывках, которые я здесь использую.

Как явствует из их автобиографических повествований и других источников, Юй Дэ-лин и Юй Жун-лин были дочерьми полуамериканки и маньчжурского сановника Юй Гэна, служившего посланником Китая в Японии (1895 - 1898), а затем во Франции (1899 - 1903). Японским языком девушки не успели овладеть, но французский и особенно английский знали великолепно, что было, да и остается большой редкостью для Китая.

Именно благодаря знанию иностранных языков, соединенному с аристократическим происхождением, сестры Юй стали фрейлинами вдовствующей императрицы, которая правила Китаем почти полвека. При этом Юй Дэ-лин была переводчицей самой Цыси, а Юй Жун-лин чаще всего переводила ее племяннику, либеральному императору Гуансюю, тогда уже лишенному реальной власти. Подобное распределение обязанностей удивительно соответствует характерам сестер и тех монархов, которым они служили: Юй Жун-лин явно живее, чистосердечнее, мягче как человек и в то же время критичнее по отношению к цинскому двору, чем Юй Дэ-лин. Рассказы последней о том, будто она пыталась склонить Цыси на реформы или удостаивалась откровенных бесед со стороны императора [27, 12, 84, 290 - 291], вряд ли заслуживают доверия, так как Юй Дэ-лин сама не отличалась прогрессивностью, а Гуансюй был достаточно умен, чтобы заметить это.

Интересные воспоминания о вдовствующей императрице принадлежат американской художнице К. Карл, которая в начале XX века писала портреты Цыси и была единственной иностранкой, надолго допущенной к китайскому двору, - в этом отношении ее книга уникальна. Вообще, мемуарной литературе присущи черты, каких нет или почти нет в других сочинениях об императрице: например, эффект (по крайней мере внешний) безусловной подлинности, обилие конкретных бытовых деталей. В романах и пьесах о Цыси, которых мы еще коснемся, тоже немало выпуклых деталей, но они не всегда конкретны, так как многое в них идет не столько от жизни, сколько от литературной традиции. Вместе с тем мемуаристы недостаточно глубоко раскрывают политическую деятельность Цыси и совершенно не касаются ее любовных похождений (вероятно потому, что описывают главным образом ее последние годы, а может быть и потому, что оберегают ее "честь"): тут их данные нуждаются в серьезных дополнениях.

Мемуарная литература об императрице существует почти исключительно на китайском и западноевропейских языках. В России еще на рубеже XIX - XX веков печатались небольшие работы, посвященные Цыси (Я. Я. Брандта, В. В. Корсакова [1; 10] и др.), важные сведения о ней можно найти в книге С. Л. Тихвинского "Движение за реформы в Китае конца XIX в. и Кан Ю-вэй", в коллективном труде "Новая история Китая" и в сборнике материалов "Восстание ихэтуаней" [17; 11; 3], но в целом жизнь знаменитой китайской правительницы освещена на русском языке крайне недостаточно. Особенно плохо известны у нас (да и в большинстве других стран) художественные произведения, в которых воссоздан образ Цыси, а к этим произведениям принадлежат, например, такие интересные романы, как "Цветы в море зла" Цзэн Пу [52], писавшиеся в 1905 - 1930 годах, и "Сказание о тринадцати маньчжурских императорах" Сюй Сяо-тяня [45], впервые опубликованное в 1926 году. И сами эти авторы, и сведения о них далеко не равноценны. Цзэн Пу (1871 - 1935) был одним из ведущих китайских прозаиков начала XX века, о нем имеются специальные работы [19, 471 - 473; 16], а Сюй Сяо-тянь - писатель малоизвестный, хотя и не бесталанный. Следует отметить также книгу Цай Дун-фаня "Простонародное сказание по истории Цин", впервые вышедшую в 1916 году [51]. Она написана архаичнее, суше романа Сюй Сяо-тяня, но зато более документально. Документальность эта, разумеется, относительна. Например, в обоих романах несколько упрощенно показан ход и разгром реформаторского движения в Китае конца XIX века; бегство вождя реформаторов Кан Ю-вэя нарисовано чересчур поспешным: он даже никого не предостерегает об опасности (по-видимому, на авторов, в принципе прогрессивных, тут повлияли разные сплетни, пущенные о Кан Ю-вэе). Но, скажем, действия Гуансюя нарисованы у Цай Дун-фаня более решительными, чем у Сюй Сяо-тяня, и это ближе к исторической правде.

Все упомянутые романисты пользовались художественным вымыслом, однако не так широко, как могли бы. Это связано с большой точностью, историзмом, присущим эстетическому мышлению китайцев, а также с тем, что названные романы в той или иной мере принадлежат просветительскому этапу развития литературы, отмеченному тягой к документальности. Особенно это характерно для романа Цзэн Пу, фактической основе которого посвящены специальные статьи и даже книги [46].

Кроме романов, на китайском языке имеются по крайней мере четыре пьесы, отражающие важные моменты в жизни последних маньчжурских правителей: "Неофициальная история цинского двора" Ян Цунь-биня, "Судьба цинского двора" Яо Синь-нуна, "Евнух Ань Дэ-хай бесчинствует на императорском корабле" Чжоу Тянь-бэя и "Император Гуансюй и наложница Чжэнь" У Тай-сюя и Чжоу Тянь-бэя [63; 39; 57; 50].

Первая из этих пьес, носящих ярко обличительный характер, была задумана в нескольких частях, но мне удалось познакомиться лишь с первой, хотя и весьма обширной, частью, посвященной периоду японо-китайской войны 1894 - 1895 годов. Рисуя крайнюю пассивность Цыси в борьбе с японцами, автор явно намекает на двурушническую политику гоминьдана во время новой японо-китайской войны (1937 - 1945): не случайно эта пьеса вышла в 1943 году под редакцией известного писателя Мао Дуня, который сам тогда создал немало произведений, направленных против японских захватчиков и их китайских пособников.

Еще более примечательна история пьесы "Судьба цинского двора", впервые поставленной в 1941 году и намекавшей на современную тиранию - подобно тому, как через три года после этого французский драматург Ж. Ануй в пьесе "Антигона" использовал древнегреческий сюжет для выступления против фашизма.

Автор "Судьбы цинского двора" Яо Синь-нун был последователем крупного драматурга и театроведа началу Х.Х века У Мэя. В 1937 году он возглавлял гастроли "столичной оперы" в СССР и Англии, затем три года провел в США, где изучал западную драматургию. После китайской революции 1949 года он переехал в Сянган (Гонконг), но не утратил ни интереса к национальной старине, ни антидеспотической настроенности, о чем свидетельствуют его пьесы "Си Ши" (1956) и "Цинь Ши-хуан" (1961).

Еще в 1948 году Яо Синь-нун написал по своей драме "Судьба цинского двора" киносценарий, на основе которого был снят фильм "Тайная история цинского двора", вскоре запрещенный маоистами, как и сама пьеса. Однако некоторые труппы продолжали играть ее под видом старой и анонимной. В 1954 году она была переделана в музыкальную драму (столичную, а затем шао-синскую) "Император Гуансюй и наложница Чжэнь", но вместо одиозного имени Яо Синь-нуна на ней появились имена перелагателей - У Тай-сюя и Чжоу Тянь-бэя. В 1957 году, перед самым концом движения "пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы", эту драму даже включили в список образцовых, а в 1958 году снова запретили. И все же в следующем году она каким-то чудом оказалась опубликованной в "Собрании традиционных пьес".

Музыкальные версии драмы Яо Синь-нуна, как сообщает ее английский переводчик, продолжали ставиться "под самым носом у Мао" вплоть до 1962 года. Но в 1963 году они были запрещены окончательно, а весной 1967 года, уже во время "культурной революции", в китайской печати начались очередные, еще более резкие нападки на "Тайную историю цинского двора".

Дело тут было отчасти в том, что в письме к ЦК КПК от 16 октября 1954 года Мао Цзэ-дун объявил фильм Яо Синь-нуна предательским. Однако широкой публике это обвинение стало известно лишь 3 января 1967 года из статьи Яо Вэнь-юаня, зятя Мао Цзэ-дуна, где поносился бывший заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК Чжоу Ян, давший разрешение на издание "Тайной истории цинского двора" в начале 50-х годов. 30 мая 1967 года в партийном журнале "Хунци" появилась специальная статья о "Тайной истории", которую, оказывается, ценил Лю Шао-ци - главный противник Мао Цзэ-дуна. Так начался целый "крестовый" поход против старого фильма.

Между тем пьеса была острее и художественно сильнее, чем фильм: например, Яо Синь-нун заканчивал ее сценой, где Цыси губит Чжэнь - любимую наложницу Гуансюя, и император уходит одинокий, а режиссер Чжу Ши-линь "дополнил" эту сцену нравоучительной тирадой императорского наставника, призвавшего Гуансюя быть ближе к народу. Казалось бы, нормативная китайская критика должна была обрадоваться добавке, но она усмотрела в ней издевательство над Мао. Кроме того, режиссер и постановщик добавили в сценарий повстанцев-ихэтуаней, которые в пьесе только упоминались, и это дало "основание" обвинить фильм в искаженной обрисовке народного восстания.

Говорить об образах Цыси, главного евнуха Ли Лянь-ина и других носителей деспотизма маоистские критики избегают, но зато нападают на жертв тирании - Чжэнь, неожиданно оказавшуюся "агентом империализма", и Гуансюя, в образе которого усмотрены сочувственные намеки на сына Чан Кай-ши или на Лю Шао-ци, что никак не вяжется даже с датами появления работ Яо Синь-нуна.

Я так подробно остановился на судьбе этих произведений потому, что в ней наиболее ясно выразилась естественность аналогий между маньчжурской монархией и современным китайским режимом. Не случайно после создания пьесы и фильма Мао Цзэ-дуна прямо сравнивали с Цыси [39, 13 - 21]; еще логичнее сопоставить с ней Цзян Цин - супругу Мао, однако главное здесь не в конкретных лицах, а в сходной атмосфере обеих эпох. Эта атмосфера отражается во всех упомянутых драмах, например в пьесе Чжоу Тянь-бэя, где показано, как Цыси, грозя обезглавить великую княжну, выведывает у нее, кто велел казнить главного евнуха Ань Дэ-хая, любимчика вдовствующей императрицы. Здесь отлично переданы свирепость и ловкость Цыси, страх княжны, ее неумение скрыть правду перед проницательной государыней - словом, воссозданы разные человеческие эмоции, помогающие художественной литературе воздействовать на читателя сильнее, чем исторические сочинения, в которых ценится беспристрастность. Но есть в этих пьесах и совершенно специфические находки. Скажем, из многих источников известно, что Цыси почти никогда не говорила с сановниками непосредственно, а только через рядом стоящего главного евнуха, как будто через переводчика. Это очень замедляло и "возвышало" ее речь, однако воплощена такая своеобразная манера лишь в пьесах: ни в документах, ни даже в романах слова Цыси дважды не повторяются.

Любопытно, что художественные произведения о маньчжурской императрице создавались и на Западе. Например, в 1943 году вышла пьеса англичанина М. Коллиса "Милостивая и благодетельная" (он явно владел китайским языком; среди его сочинений есть и научные книги, и романы, и путевые заметки). Это название представляет собой один из возможных переводов имени Цыси.

В следующем году Коллис сделал доклад об исторических источниках своей обличительной и весьма удачной пьесы, но это не мешало ему допускать в ней различные вольности. Так, выборами героини во дворец в 1853 году у Коллиса занимается Ли Лянь-ин [26, 505], хотя этот евнух появился на горизонте Цыси не ранее I860 года, а влиятельным стал еще позже - после казни Ань Дэ-хая. Автор, по-видимому, знал это, однако хотел избежать лишних действующих лиц. С не меньшим художественным основанием он свел в одну сцену события, которые на самом деле были отделены друг от друга: смерть императора Сяньфэна и расправу над министром Су Шу-нем. Это упростило ход истории, но придало ей дополнительную напряженность.

Особая честь китайской императрице была оказана тем, что в 1956 году ей посвятила специальный роман известная американская писательница Пэрл Бак. Надо признать, что с эстетической точки зрения эта книга написана лучше многих других, однако содержащееся в ней толкование характера Цыси по меньшей мере спорно. Прежде всего Бак (как, впрочем, и Коллис) рисует ее слишком на западный лад: едва попав во дворец простой наложницей, Цыси вполне открыто и даже дерзко говорит с главным евнухом Ань Дэ-хаем, императором Сяньфэном и т. п. [23, 31 - 33, 40]. Но хуже другое: она изображается у Бак чуть ли не трагической фигурой - человеком, который трижды выбирал мальчиков, чтобы вырастить из них императоров (Тунчжи, Гуансюя и Пу И), а они все оказывались чересчур слабыми, не равными ей, "недостойными" [23, 432].

Эта реабилитаторская тенденция, к счастью пронизывающая не весь роман, столь же стара, сколь несправедлива. Ее можно найти и у многих европейских авторов конца XIX - начала XX века, которые по разным причинам пытались оправдать даже реакционный дворцовый переворот 1898 года [см. 17, 15, 282, 288; 8, 312 - 315; 7, 667], и в воспоминаниях Юй Дэ-лин [27, 43 и др.], и у Холдейн, готовой извинить деспота "борьбой за существование" [29, 264], и в книге Хасси, который обнаружил при дворе Цыси "демократический дух" только на том основании, что среди ее фавориток были две художницы некняжеского происхождения и одна сестра евнуха [32, 190].

Хотя П. Бак, подобно своим единомышленникам, утверждает, будто "западные авторы, за немногими исключениями, рисуют Цыси недружелюбно или даже враждебно" [23, V], истина состоит как раз в противоположном и до сих пор остаются злободневными слова русского китаеведа П. Шкуркина, сказанные в 1915 году: "Об уме, образованности, энергии императрицы писалось очень много; но ее хитрость, настойчивость в достижении целей, жестокость и развратность еще ждут своего историка" [20, 51].

Весь материал для такого историка фактически уже существует - он просто разбросан по многим сочинениям, в том числе и по работам адвокатствующих. Любопытно, что даже они, обещая вначале "убрать наносы", "развеять клевету" и т. д., часто приходят к почти тем же выводам, что и обличители. Конечно, полностью восстановить давнишние и тщательно скрывавшиеся факты нелегко, но когда данные мемуарной, художественной и исторической литературы совпадают, их можно воспринимать как более или менее достоверные, особенно если они согласуются с рядом находящимися данными и с логикой характера Цыси.

Ниже мы попытаемся на основе сопоставления и критического анализа различных источников воссоздать главные этапы жизни могущественной императрицы, а затем осветить некоторые проблемы, связанные с ее деятельностью, и черты характера Цыси, игравшие далеко не последнюю роль в судьбе ее многострадальных подданных.